Как русский песенный блатарь воспитал русского песенного гения

Prosodia разбиралась во взаимоотношениях Андрея Синявского и Владимира Высоцкого.

Сидоров Александр

Студенты школы-студии МХАТ в гостях у преподавателя русской литературы Андрея Синявского | Просодия

1960. Студенты школы-студии МХАТ в гостях у преподавателя русской литературы Андрея Синявского 

«Знаем – сядет, не иначе»…

Когда речь заходит о славном писателе Андрее Донатовиче Синявском, я с грустью вспоминаю фразу, брошенную «сыном лейтенанта Шмидта» Остапом Бендером в ответ на вопрос, как его отчество: «Да-а… теперь многие не знают имен героев. Угар НЭПа».

Похожий угар и нынче накрыл Расею-матушку. Корреспондент радио «Свобода» Александр Дядин задал жителям Петербурга («культурной столицы»!) вопрос, кто таков Синявский. Из 18 человек почти никто не знал.
– Не в курсе. В первый раз слышу.
– Что-то крутится вокруг, но не смогу сказать.

синявский,1960 годы.jpg
Андрей Синявский и Мария Розанова, фото: litfund.ru

Не будем крутиться вокруг, введём несведущих в курс дела.

Андрей Синявский родился 8 октября 1925 года в Москве в семье бывшего дворянина и левого эсера Доната Евгеньевича Синявского. Несмотря на сомнительную биографию главы семьи, вплоть до 1951 ему удавалось избегать репрессий. Лишь в 1951 Синявского-старшего всё же осудили (якобы за план подкопа под норвежское посольство), но после смерти Сталина выпустили по знаменитой «бериёвской» (или «ворошиловской») амнистии 1953 года.

К тому времени Синявский-младший окончил филологический факультет МГУ (1945 – 1949), а в 1952 году защитил кандидатскую диссертацию. Работал в Институте мировой литературы им. М.Горького (ИМЛИ). Участвовал в создании «Истории русской советской литературы», преподавал журналистику в МГУ, вступил в Союз писателей (1960). И всё же отношения с властью не заладились. Цензура забраковала его статью о Борисе Пастернаке (правда, она вышла позже как предисловие в томе Пастернака из серии «Библиотека поэта»). В 1957 – 1958 гг. Синявский вёл на филфаке МГУ семинар по русской поэзии ХХ века, но в 1958-м «лавочку» прикрыли за идеологическое несоответствие линии партии, принципам соцреализма, нравственному воспитанию студенчества и т.д.

Синявский стал преподавать русскую литературу в Школе-студии МХАТ. С конца 50-х публиковался в журнале «Новый мир» – оплоте либеральной интеллигенции, считался одним из ведущих критиков. А с 1955 года Синявский сам взялся за художественную прозу. Однако даже в страшном сне нельзя было представить, что произведения писателя могут быть изданы в СССР: настолько они «выламывались» из общего контекста советской литературной и идеологической действительности.

И у Андрея Донатовича возникает мысль опубликоваться за рубежом. Конечно, не под своим именем, а под псевдонимом, используя литературную маску. В 1956 году он переправил на Запад свои произведения через дочь французского военно-морского атташе – Элен Пельтье. И в феврале 1959-го парижский журнал «Эспри» разместил на своих страницах статью «Что такое социалистический реализм», затем повесть «Суд идёт». «Гололедица», «Ты и я», «Квартиранты», «В цирке» появляются в 1961-м, «Любимов» – в 1963-м.

Все они вышли за авторством Абрама Терца.
Но кто таков этот таинственный Терц? Ну как же:

Абрашка Терц – карманщик из Одессы,
А Сонька- ... известна всей Москве.
Абрашка Терц всё рыщет по карманам,
А Сонька- ... хлопочет о себе.
Абрашка Терц собрал большие деньги,
Таких он денег сроду не видал,
На эти денежки он справил именинки
По тем годкам, которые он знал.

Да, Абрашка Терц – персонаж старой блатной песенки. И с какого же перепугу писатель, литературовед, критик решил переквалифицироваться в банального карманника? А дело в том, что у Синявского ещё во время учёбы в университете проявилась страсть к низовому песенному фольклору. В 1947 году студенты сочинили «гимн» на мотив «Гоп со смыком», где (как в знаменитом гимне «пушкинского» выпуска Царскосельского лицея) давались шутливые характеристики всем участникам. Куплет о Синявском звучал так:

У Андрюши есть один пробел –
Он ещё по тюрьмам не сидел.
Знаем – сядет, не иначе,
Ведь характер что-то значит,
Понесём Андрюше передачи.

Забавная песенка оказалась пророческой. В 1965-м году «органы» «разоблачают» Терца и его «подельника» – писателя Юлия Даниэля: тот по примеру друга опубликовал свои произведения «за бугром» под маской другого песенного персонажа – блатаря Кольки Аржака, того самого, который «считался хулиганом, но дрался без ножа».

Абрашке Терцу за «художества» отмеряли семь лет, Аржаку – «пятерик».

Скокарь Пушкин и майданник Лермонтов

Но вернёмся к Абрашке. В ноябре 2004 года супруга Синявского Мария Розанова вспоминала: «Мы с Синявским обожали блатные песни, много знали их наизусть и даже часто пели друг другу. У Синявского ещё до знакомства со мной была заведена тетрадочка, куда он их записывал, да и у меня были кое-какие бумажечки. Мы же ещё и на этом с ним сошлись. И вот тут я сказала "Абрам Терц"! …Честное слово – это придумала я. А он всю жизнь твердил: нет, это придумал он».

Чья бы ни была изначальная посылка, решающее слово, бесспорно, оставалось за Синявским. Даже если назваться Терцем ему посоветовала жена, то он согласился, исходя из внутренних побуждений. Их проясняет эссе писателя «Литературный процесс в России», где Андрей Донатович прямо сравнивает писателя с преступником:

«Русский писатель, не желающий писать по указке государства, перешёл на чреватое опасностью и фантастикой положение подпольного автора, то есть, с точки зрения того же государства, вступил на путь преступления, за которое предусмотрены строгие меры пресечения и наказания. Литература стала делом запретным, рискованным и, соответственно, – ещё более завлекательным... У писателя формируется психология профессионального преступника, "блатного", для него уже не страшны тюрьмы, изоляция, ему важнее сохранить внутреннюю свободу…»

То есть писатель и преступник – «кровные братья». И в этом несомненная «заслуга» родной советской власти, которая довела писателя до кондиции преступника, многие имена вымарывались и замалчивались, многих литераторов сгноили, произведения других подвергли цензуре: «Трудно приходится с русской литературой начальникам. Исключат они кого-нибудь из Союза писателей и радостно говорят: – Да какой же он писатель – он просто уголовник! – А у исключённого писателя от той оценки душа играет: наконец-то сподобился!..».

Сочинительство по природе своей преступно, противно законам общества. Если вы берётесь за перо, значит, будете писать что-то недозволенное, непривычное, противное обычному образу жизни окружающих. Иначе нет смысла писать вообще. По Синявскому, язык сочинителя – тот же «блатной жаргон»: «В широком смысле язык литературы это – матерный язык. Хотя бы на нём говорилось: "Как хороши, как свежи были розы!..". Литературный язык – это язык откровенностей, от которых становится стыдно и страшно».

Сочинительство по природе своей преступно, противно законам общества. Если вы берётесь за перо, значит, будете писать что-то недозволенное, непривычное, противное обычному образу жизни окружающих.
В числе «литературных уголовников» Синявский-Терц называет Пушкина, Льва Толстого, Лермонтова. В эссе «Диссидентство как личный опыт» он резюмирует: «Может быть, писателя в принципе надо убивать... Достаточно уже одного того, что ты как-то по-другому мыслишь и по-другому, по-своему ставишь слова, вступая в противоречие с общегосударственным стилем».

Не случайно к своему «Литературному процессу в России» Андрей Донатович эпиграфом взял строки Осипа Мандельштама: «Все произведения мировой литературы я делю на разрешённые и написанные без разрешения. Первые – это мразь, вторые – ворованный воздух. Писателям, которые пишут заранее разрешённые вещи, я хочу плевать в лицо…».

Такую позицию – «литератор-уголовник» – косвенно подтверждает письмо Владимира Высоцкого в Магадан поэту Игорю Кохановскому от 20 декабря 1965 года, который пишет о Синявском: «Вот уже четыре месяца, как разговорами о нём живёт вся Москва и вся заграница... При обыске у него забрали все плёнки с моими  песнями и ещё кое с чем похлеще – с рассказами и так далее. Пока никаких репрессий не последовало, и слежки за собой не замечаю, хотя – надежды не теряю».

Конечно, в словах «надежды не теряю» заключена горькая бравада. Но и отношение к репрессиям как к высшей оценке литературной деятельности.


Он был рождён, чтоб песню сделать былью


высоцкий, студент.jpg
Владимир Высоцкий, 1960 год.

И тут мы подходим к дружбе фольклорного Абрама Терца с реальным Владимиром Высоцким. Они сошлись на почве любви к блатным песням в 1958 году, когда Синявский преподавал студенту Володе в Школе-студии МХАТ. Синявский вспоминал: «После окончания курса он с ребятами как-то попросился ко мне в гости... И Высоцкий, и другие ребята пели блатные песни. Володя исполнял их мастерски! Он стал приходить к нам в дом…Как только он начал сочинять песни, то нам это страшно понравилось, и он это видел».

Вот как Розанова охарактеризовала отношение Синявского к Высоцкому: «В Высоцком он услышал народный голос, который волновал его, интересовал и не давал покоя. Именно поэтому из всего Высоцкого сердечно ему были ближе всего блатные песни… В его песнях удивительным образом проявилась общая приблатнённость нашего бытия. Мы все выросли в этой среде. И в этом смысле он – певец нашей страны, нашей эпохи, нашего мира».

Именно Высоцкий позднее написал горько-ироническую песню о процессе Синявского-Даниэля:

Вот и кончился процесс,
Не слыхать овацию –
Без оваций все и без
Права на кассацию...

Но, к сожалению, в любви Синявского и Розановой к Высоцкому была и обратная сторона. Восхищаясь им как «блатным народным певцом», они отказали ему в праве называться поэтом. Как сформулировала Розанова: «Слово "поэт" я вообще к нему приложить не могу. Это совершенно особый, отдельный жанр, не имеющий к тому, что называется поэзией, на мой взгляд, вообще никакого отношения. Это можно только петь. Читать это и нельзя, и ни к чему, и, главное, неинтересно. Это интересно именно в сочетании с музыкой, с гитарой, с голосом».

Ну что тут возразить? Чтобы это написать, надо обладать чудовищной поэтической глухотой. Достаточно сказать, что нобелевский лауреат Иосиф Бродский высоко оценивал как раз поэтический талант Владимира Семёновича и говорил, что стихи Высоцкого вообще бы надобно слушать без музыкального сопровождения, чтобы почувствовать всё мастерство поэта.

Наверное, столь странная глухота связана с фанатической любовью Синявского и Розановой именно к блатному жанру, с представлением о литературном творчестве как о о духовной разбойничьей вольнице.
Этому представлению Андрей Донатович оставался верен до конца жизни. Вот что поведал литератор Петр Вайль о своём прощании с телом Синявского в феврале 1997-го года:

«В Париж я прилетел за день до похорон, ближе к вечеру позвонил Марье Васильевне. "Если приедете прямо сейчас, гроб ещё открыт. Есть шанс увидеть Синявского, – сообщила она. – Да к тому же в виде пирата". Много лет зная Марью Васильевну, я сказал: "Да ну вас". Она вдруг возбудилась: "Почему это «да ну вас»? Когда умер Жерар Филип, его хоронили не в партикулярном платье, а в костюме Сида. Почему Синявский, который всю жизнь был флибустьером, не может лежать в гробу в виде пирата?". В его доме было всё так же, Марья Васильевна повела на второй этаж, где стоял на подставках гроб. В гробу лежал Андрей Донатович с пиратской повязкой на глазу. Строго говоря, в повязке лежал Абрам Терц. Это он при жизни любил прохаживаться по комнате, нацепив "Веселого Роджера", и именно это после смерти имела в виду вдова, устраивая макабрический карнавал. Ведь 25 февраля 1997 года умер один человек, но два писателя – Андрей Синявский и Абрам Терц».

А семнадцатью годами ранее скончался всенародно любимый поэт, которому Синявский-Терц фактически выписал «путёвку в жизнь», – Владимир Семёнович Высоцкий…

Синявский_Розанова.jpg

Андрей Синявский и Мария Розанова © Фото Нины Аловерт, 1981


Prosodia.ru — некоммерческий просветительский проект. Если вам нравится то, что мы делаем, поддержите нас пожертвованием. Все собранные средства идут на создание интересного и актуального контента о поэзии.

Поддержите нас

Читать по теме:

#Современная поэзия #Литературные сообщества
Неопочвенники, или Кукушата гнезда Кузнецова

Ядро неопочвеннического религиозного направления в условно молодой поэзии сегодня - московская поэтическая группа «Разговор», основанная в 2006 году в Москве. В нее вошли поэты Григорий Шувалов, Александр Дьячков, Николай Дегтерёв, Александр Иванов. Поэт и критик Анна Аликевич попыталась разобраться в наследии и трансформациях этой группы.

#Лучшее #Поэтическая пушкиниана #Пушкин
Леонид Аронзон: Пушкин скачет на коне

85 лет назад, 24 марта 1939 года, Родился Леонид Аронзон. Очередной материал «Русской поэтической пушкинианы» посвящен стихотворению Леонида Аронзона, в котором Пушкин оказывается творцом вселенной.