Константин Бальмонт. Бросивший вызов традициям

Константин Дмитриевич Бальмонт родился 3 (15) июня 1867 года в селе Гумнищи Владимирской губернии, был третьим из семерых сыновей. Дед поэта – морской офицер, отец служил в Шуйском уездном суде и земстве, мать устраивала литературные вечера и любительские спектакли, знала несколько иностранных языков. В 1876 году Бальмонт поступил в подготовительный класс Шуйской гимназии. Там в 1877 году он и написал свои первые стихи. Из седьмого класса в 1884 году Бальмонт вынужден был уйти из-за принадлежности к нелегальному кружку, близкому к народовольцам. Оканчивал свое образование уже во Владимире. Потом был юридический факультет Московского университета, откуда юноша, как организатор студенческих беспорядков, был исключен, затем арестован и посажен на трое суток в Бутырскую тюрьму. Высшего образования Бальмонт так и не получил.

1889–1890 годы стали переломными в жизни Бальмонта: во-первых, он женился; во-вторых, на собственные средства издал свой первый, не вызвавший ни у кого интереса «Сборник стихотворений»; в-третьих, родители лишили его финансовой поддержки (они были против брака).

В марте 1890 года Бальмонт попытался покончить с собой и выбросился из окна третьего этажа. Попытка не удалась, он год провел в постели, понял, по его словам, «святую неприкосновенность жизни» и впервые ощутил себя поэтом.

Первый сборник Бальмонта «Под северным небом» вышел в 1894 году: он понравился публике, но сдержанно был принят критикой. Считается, что общенациональную известность поэту принесла его пятая книга – «Горящие здания» (1900). Бальмонт стал одним из лидеров зарождающегося русского символизма. Следующий сборник – «Будем как Солнце» (1902) – закрепил эту репутацию. Бальмонт стал первым представителем символизма в поэзии, получившим всероссийскую известность.

1. Правда ли, что Бальмонт был самым популярным поэтом в России начала ХХ века?

Тэффи вспоминала, что о Бальмонте она узнала, когда ей было 14 лет (это 1896 год). Мальчик подарил ей переписанное стихотворение поэта:

           * * *

Тебя я хочу, моё счастье,
Моя неземная краса!
Ты – Солнце во мраке ненастья,
Ты – жгучему сердцу роса!

Любовью к тебе окрылённый,
Я брошусь на битву с судьбой.
Как колос, грозой опалённый,
Склонюсь я во прах пред тобой.

За сладкий восторг упоенья
Я жизнью своей заплачу!
Хотя бы ценой преступленья –
Тебя я хочу!

(1895)

Ирина Одоевцева писала: «... я восхищалась теми же стихами, что и он [двоюродный брат-студент. – С.М.], и вся тогдашняя молодёжь, особенно женская половина. Тут были и "Я мечтою ловил уходящие тени", "Скользят стрижи в лазури неба чистой", и "В моём саду мелькают розы красные", а также "Она отдалась без упрёка", хотя я не понимала, что это, собственно, может значить, но моё непонимание придавало ещё большую прелесть и какую-то особенную остроту этому стихотворению».

По свидетельству Георгия Адамовича, при чтении «Всё мне грезится море, да небо глубокое, / Бесконечная грусть, безграничная даль» «у людей останавливалось дыхание и слёзы появлялись на глазах». «Не надо упрекать их, если порой они говорили, что это "выше Пушкина". Они слышали в этих строках то, чего Пушкин им дать не мог».

Валерий Брюсов так отзывался о своем друге: «Среди современных поэтов Бальмонт, бесспорно, самый значительный – и по силе стихийного дарования, и по своему влиянию на литературу. Всем его современникам приходится заботиться прежде всего о том, чтобы не попасть в сферу его притяжения, сохранить самостоятельность».

В письме к поэту, издателю, искусствоведу Петру Перцову Брюсов заявлял (в 1896 году) о появлении в литературе «школы Бальмонта»: они «перенимают у Бальмонта и внешность: блистательную отделку стиха, щеголяние рифмами, ритмом, созвучиями».

Можно сравнить тиражи поэтических книг Бальмонта с тиражами других символистов. Если средний тираж символистского сборника составлял 200–600 экземпляров, то уже «Под северным небом» (1894) вышел тиражом 2 000 экземпляров, «В безбрежности» (1895) – 1 200 экземпляров. Такой же тираж был у «Тишины» (1898) и «Горящих зданий» (1900).

Сборник Бальмонта «Будем как Солнце» в полгода (вторая половина 1903-го) разошелся в количестве 1 800 экземпляров, что очень много для молодого поэта. Бальмонт был первым символистом, у которого появилось собрание сочинений: «Собрание стихов» в двух томах вышло в издательстве «Скорпион» (1904–1905) тиражом 2 400 экземпляров.

В 1906 году издательство товарищества «Знание» опубликовало (в серии «Дешёвая библиотека т-ва "Знание"») сборник стихотворений Бальмонта тиражом 21 000 экземпляров.

Но, надо признать, по тиражам отдельных изданий Бальмонт не мог приблизиться к Сергею Надсону, сборники которого расходились тиражом 6 000 экземпляров, а 23-е издание «Стихотворений С. Я. Надсона» вышло в количестве 12 000 экземпляров.

Конечно, Надсон был самым популярным на рубеже веков. Как писал Северянин,

Я сам себе боюсь признаться,
Что я живу в такой стране,
Где четверть века центрит Надсон...

2. Что привлекало читателей в поэзии Бальмонта?

Надсон с его «сомнением», «тоской», «мглой» в конце XIX века уже не соответствовал настроениям эпохи начала промышленной революции в России. Молодежь хотела перемен. К ней прежде всего и обращался Бальмонт. И если в его первых поэтических книгах еще хватало нытья, «печали, угнетённости и сумерек» (слова самого Бальмонта), а лирическим героем был кроткий юноша, то в 1899 году он писал:

Кинжальные слова

Я устал от нежных снов,
От восторгов этих цельных
Гармонических пиров
И напевов колыбельных.
Я хочу порвать лазурь
Успокоенных мечтаний.
Я хочу горящих зданий,
Я хочу кричащих бурь!

Упоение покоя –
Усыпление ума.
Пусть же вспыхнет море зноя,
Пусть же в сердце дрогнет тьма.
Я хочу иных бряцаний
Для моих иных пиров.
Я хочу кинжальных слов,
И предсмертных восклицаний!

(1899)

Или так:

           * * *

Я ненавижу человечество,
Я от него бегу спеша.
Мое единое отечество –
Моя пустынная душа.

С людьми скучаю до чрезмерности,
Одно и то же вижу в них,
Желаю случая, неверности,
Влюблен в движение и в стих.

О, как люблю, люблю случайности,
Внезапно взятый поцелуй,
И весь восторг – до сладкой крайности,
И стих, в котором пенье струй.

(1903)

Таких строк Пушкин и Надсон не могли дать желающей перемен публике. В обществе был запрос на радикального эгоцентрика, благословляющего жизнь в наиболее экстремальных ее проявлениях, а также на творца, могущественная воля которого задает вектор исторического развития. Другими словами, все ждали сверхчеловека, бросающего вызов традициям.

Американка Эдит Клюс, автор книги «Ницше в России. Эволюция морального сознания», писала: «Повальное увлечение ницшеанскими идеями выдвинуло в центр внимания общественности две фигуры литературного мира: поэта-"декадента" Бальмонта и писателя-"романтика" Горького».

Ровесник Бальмонта, историк литературы, критик Евгений Аничков расценивал программные книги поэта как «моральное, художественное и просто физическое освобождение от прежней скорбной школы русской поэзии, привязывающей поэзию к невзгодам родной общественности».

Новым (по сравнению с недавними кумирами читающей публики – Надсоном или Некрасовым) был и язык, на котором поэт говорил с читателями. Бальмонт писал: «Имею спокойную убежденность, что до меня, в целом, не умели в России писать звучных стихов». «В книгах – "Под Северным Небом", "В Безбрежности", и "Тишина" я показал, что может сделать с русским стихом поэт, любящий музыку. В них есть ритмы и перезвоны благозвучий, найденные впервые».

Поэт так описывал ощущения от звуков, из которых затем складываются поэтические слова: «Я, Ю, Ё, И – суть заострённые, истончённые А, У, О, Ы. Я – явное, ясное, яркое. Я – это Ярь. Ю – вьющееся, как плющ и льющееся в струю. Ё – таящий лёгкий мёд, цветик-лён. И – извив рытвины Ы, рытвины непроходимой, ибо и выговорить Ы невозможно, без твёрдой помощи согласного звука. Смягчённые звуковести Я, Ю, Ё, И всегда имеют лик извившегося змия, или изломной линии струи, или яркой ящерки, или это ребёнок, котёнок, соколёнок, или это юркая рыбка вьюн».

По выражению Иннокентия Анненского, Бальмонт во многом соответствовал девизу, провозглашенному Полем Верленом: «Музыка – прежде всего».

3. Правда ли, что цензура запрещала стихи Бальмонта как слишком эротичные?

Еще один существенный момент для понимания причин популярности Бальмонта у публики – эротика. Столь откровенно (и столь последовательно) о чувственных взаимоотношениях мужчины и женщины до него никто не писал.

Хочу

Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,
Из сочных гроздий венки свивать.
Хочу упиться роскошным телом.
Хочу одежды с тебя сорвать!

Хочу я зноя атласной груди,
Мы два желанья в одно сольём.
Уйдите, боги! Уйдите, люди!
Мне сладко с нею побыть вдвоём!

Пусть будет завтра и мрак и холод,
Сегодня сердце отдам лучу.
Я буду счастлив! Я буду молод!
Я буду дерзок! Я так хочу!

Это 1903 год, стихотворение из сборника «Будем как солнце». «Хочу», ставшее на многие десятилетия визитной карточкой Бальмонта, цензура пропустила. А вот стихотворение «Волнообразно двигая спиной», которое автор намеревался включить в ту же книгу, современники так и не увидели напечатанным.

              * * *

Волнообразно двигая спиной, –
На теле нежном, точно в колыбели,
Она меня качала, – и со мной
Уже была совсем-совсем у цели.

Но вдруг, помедлив, с трепетом в груди,
Обняв меня за шею и за плечи,
Она шепнула страстно: «Подожди», –
И тайные меж нас возникли речи.

Недвижность ласк – продление мечты,
Там, в глубине – чуть внятное дрожанье.
«Постой... Ещё... О, как прекрасен ты!»
«– Моя... Моя... Как дружно состязанье!..»

И вдруг, в блаженной боли застонав,
Ты исказила счастьем наши лица, –
Затрепетав, как в ветре стебли трав,
Затрепетав, как раненая птица.

В 1903 году цензор Соколов представил доклад в Главное управление по делам печати в Петербурге, в котором говорилось: «Книга К. Бальмонта состоит из 205 стихотворений В цензурном отношении эти стихотворения тем особенно обращают на себя внимание, что все они относятся к разряду так называемых символических и среди них имеется слишком много эротических, крайне циничных и по местам… даже кощунственных. Рассматриваемую книгу Бальмонта я нахожу крайне вредною с цензурной точки зрения и… с своей стороны полагаю, что о ней как таковой следует незамедлительно донести Главному управлению по делам печати, присовокупляя, что она вредна особенно может быть в настоящее время, когда большая часть читающей публики, особенно молодёжь, так увлекается символизмом. Притом рассматриваемые стихи Бальмонта отличаются по форме тщательной отделкой и несомненно рассчитаны не на чувство, а на чувственность читателя».

Это был не первый конфликт Бальмонта с властями из-за стихов.

В марте 1901 года под впечатлением от жестокости, с которой власти разогнали студенческую демонстрацию на площади у Казанского собора (студенты требовали отмены указа об отправлении на солдатскую службу неблагонадежных студентов), Бальмонт написал стихотворение «Маленький султан».

То было в Турции, где совесть – вещь пустая.
Там царствует кулак, нагайка, ятаган,
Два-три нуля, четыре негодяя
И глупый маленький султан…

Стихотворение пошло по рукам, Бальмонт стал героем Петербурга. «Султана» собирался напечатать в газете «Искра» В. И. Ленин (но не напечатал). Сам поэт по постановлению «особого совещания» был выслан из Санкт-Петербурга, на три года лишившись права проживания в столичных и университетских городах.

4. Мог ли Бальмонт стать первым русским нобелевским лауреатом по литературе?

Революцию Бальмонт не принял.

В 1920 году по ходатайству литовского поэта-символиста и дипломата Юргиса Балтрушайтиса Бальмонт получил от Луначарского разрешение на зарубежную командировку. 25 мая он вместе с семьей покинул Москву. Как оказалось, навсегда.

Бальмонт поселился в Париже, в маленькой меблированной квартире. «Окно в столовой было всегда завешено толстой бурой портьерой, потому что поэт разбил стекло. Вставить новое стекло не имело никакого смысла, – оно легко могло снова разбиться. Поэтому в комнате было всегда темно и холодно. "Ужасная квартира, – говорили они. – Нет стекла, и дует"», – вспоминала Тэффи.

Тем не менее Бальмонт много пишет: с 1920 по 1923 годы, уже находясь в эмиграции, поэт выпустил 8 поэтических сборников.

Сейчас трудно сказать, как Бальмонт попал в поле зрения французского писателя и общественного деятеля Ромена Роллана. Однако в 1923 году он выдвинул Бальмонта на Нобелевскую премию по литературе.

К тому моменту русские литераторы уже становились претендентами на эту премию: Дмитрий Мережковский (1914, 1915), Максим Горький (1918). Как известно, никто ничего не получил.

Вместе с Бальмонтом Ромен Роллан предложил на рассмотрение комитета Максима Горького и Ивана Бунина.

В заключении Нобелевского комитета от 1923 года произведения Бунина охарактеризованы как «ограниченные и по количеству, и по идейному содержанию» («охотнее всего забываешь то, что читал»). Академики готовы признать, что Бунин высоко ценим «несчастными и озлобленными» русскими эмигрантами, хотя «великим писателем он не может быть даже и для них».

Сочинения Горького показались членам Нобелевского комитета исполненными правды, силы и философской глубины, однако все это уже в прошлом, и в 1923 году отмечать Горького не за что.

Кандидатуру Бальмонта отвергли на уровне экспертизы как явно неподходящую. Премию 1923 года присудили ирландцу Уильяму Батлеру Йейтсу.

Бальмонт и не подозревал, что его кандидатура выдвигалась на Нобелевку: информацию о выдвижении на премию держали в секрете в течение 50 лет.

Поэт умер в полной нищете. В 1932 году стало ясно, что Бальмонт страдает серьезным психическим заболеванием. Весной 1935 года он попал в клинику. Последние годы жизни поэт жил то в доме призрения для русских, то в меблированной квартире.

В приюте «Русский дом» он и скончался ночью 23 декабря 1942 года от воспаления легких. Ирина Одоевцева вспоминала: «…шёл сильный дождь. Когда гроб стали опускать в могилу, она оказалась наполненной водой, и гроб всплыл. Его пришлось придерживать шестом, пока засыпали могилу».