Виктор Соснора. Непрочитанный классик

Виктор Соснора (1936–2019) считается какой-то отдельно стоящей фигурой на российском поэтическом поле. По словам критика Владимра Новикова, «Соснора находился в творчески-эстетическом антагонизме одновременно с советским литературным официозом, с андеграундом, с либеральной литературной средой и с западной русистикой. Свое одиночество он воспринимал не как некую аномалию, а как норму: "На львиных лапах зверь-аристократ / в кунсткамере покуда, не в аду", – так видел он себя в заветном стихотворении».

Соснора – лауреат премии «Поэт», Премии Андрея Белого, Международной отметины Давида Бурлюка. Но статьи о месте Сосноры в русской литературе часто начинаются со слов о том, что поэт – безусловный современный классик, но его наследие не прочитано.

1. Правда ли, что Виктор Соснора в восемь лет стал снайпером?

Виктор Соснора родился 28 апреля 1936 года в семье ленинградских цирковых артистов Александра Ивановича Сосноры (1908–1959) и Евы Вульфовны Горовацкой. Родители развелись, когда Виктор был ребенком; его воспитывал отец, и это было во Львове. В Ленинград к матери Соснора вернулся после окончания школы.

Во время Великой Отечественной войны, в 1941–1942 годах, мальчик находился в Ленинграде. Потом дядька вывез его на Кубань: «По приказу бабушки, она уже была на Кубани. Там оккупация немецкая. Начал я учиться в немецкой школе, в станице. Учили немецкому и русскому… Ну а когда пришли наши, то нам был бы каюк, потому что мы жили в оккупации, и бабка всех взяла в охапку и уехала, завербовалась в Махачкалу».

Из Махачкалы Виктора забрал отец, ставший к тому времени командиром корпуса Войска Польского. «Он же был совершенно бешеный человек, и он поставил меня снайпером. Сначала дал мне дамский револьвер, чтобы я учился стрелять, и я начал сходу, с первого же раза, бить в десятку. Врожденный снайпер. Он созвал свой штаб, хвастаться. И я пулял. Мне достали легкую английскую винтовку, и я стал снайпером, и войну прошел не при штабе, а в окопах, с солдатами».

Так ли это было на самом деле, неизвестно. По крайней мере, так рассказывал о себе Виктор Соснора поэту Александру Скидану в 2006 году.

В том же интервью, кстати, было сказано, что Соснора заговорил буквально через неделю после рождения, а в 8 лет выглядел на 14, поэтому ему и дали винтовку.

2. Почему Соснора обратился к древнерусской поэзии?

Стихи Виктор Соснора начал писать во Львове, в шестнадцать лет. Есть даже точная дата: 17 апреля 1952 года. В 1954 году, уезжая из Львова к матери в Ленинград, поэт сжег три громадных сундука рукописей: стихи, два романа, драмы в стихах, дневники. Соснора всегда писал много.

Вернувшись в Ленинград, Соснора поступил на философский факультет ЛГУ, откуда ушел за год до получения диплома. В 1955–1958 годах служил в армии в районе Новой Земли: там он участвовал в испытаниях, связанных с «атомными экспериментами», в ходе которых получил облучение. В 1958–1963 годах Соснора работал слесарем-электромонтажником на Невском машиностроительном заводе и заочно учился на филологическом факультете ЛГУ.

Еще раз Соснора сжег свои стихи в 1959 году: то, что сочинил в армии, а также 17 поэм 1958–1959 годов. Поэт писал: «Я помню названия нескольких: "Уже любовь", "Последний на планете Земля" – о взрывах ядерных бомб в Хиросиме и на Новой Земле».

Почему сжег? Потому что нашел новый источник вдохновения – древнерусскую историю. Созданную им вселенную Соснора заселил необычными для советской поэзии обитателями: боярами, скоморохами, каликами, воинами, князьями. Эти герои воевали, убивали друг друга, ругались матом, как-то выживали в брутальном мире, заполненном реками крови.

За Изюмским бугром
      побурела трава,
был закат не багров,
      а багрово-кровав,
жёлтый, глиняный грунт
от жары почернел.
Притащился к бугру
богатырь печенег.
Пал ничком у бугра
в колосящийся ров, 
и урчала у ран
чёрно-бурая кровь.

Эстетизация «зла» и убийственная ирония, по замечанию Александра Скидана, резко вырывали Соснору из плеяды шестидесятников, даже самых талантливых и «модернистских». Герои Сосноры были живыми людьми, часто плохими, иногда – вызывающими омерзение. Владимир Красное Солнышко у Сосноры – одолеваемый похотью, насильник женщин. Как писал Дмитрий Лихачёв в предисловии к сборнику «Всадники» (в него как раз вошли «древнерусские» стихи Сосноры, написанные в 1959–1966 годах): «Соснора стремится увидеть Русь в живой плоти – страдающей или по-простому радующейся, борющейся, материально-конкретной, часто грубой, чувственной, но неизменно жизнелюбивой».

Марина

Не отменна Марина станом.
Невысока, курноса явно.
Но, конечно, не кринкой сметаны
обаяла Марина Бояна.

У Марины очи неистовы,
голубее бабьего лета.
А походка –
увидишь издали
и пойдешь далеко
          следом.

Обожает Марина вина.
Пьет с Бояном и спит в чернике.
Только не побежит Марина
за Бояном в родной Чернигов.

Что возьмешь с гусляра Бояна,
продувного, как сито,
разве будешь от песни
         пьяной?
Или сытой?

Песня ценится много ниже,
чем на властном заду прыщик.

Никогда не уйдет Марина
от боярских бочонков и пищи.

(1959)

Поэт и филолог Нина Королёва вспоминала: «Мы впервые увидели худого, малорослого юношу с профилем Данте и кривоватой улыбкой, говорящего нараспев, читающего стихи в неповторимой манере – медленно и по складам, с выявлением аллитераций и изысканной музыки слова: "Хорохорятся кметы: / Дай рог Рогнеде, / Продрогнет Рогнеда под сорочкою…" Казалось, что где-то за его спиной звучат гусли, а перед слушателями – сам Боян, очевидец событий из древнерусской истории, о которых и рассказывали стихи».

В стихотворении «Слово о полку Игореве» Соснора так и пишет:

Думал –
не вернусь,
а вот вернулся
через восемь сотен лет почти.

Увлечение древнерусской историей Соснора объяснял так: бабушка учила его читать по Библии и случайно оказавшимся в доме летописям. По «Слову о полку Игореве» он и выучил буквы. Спустя годы поэт услышал в трамвае, как кто-то сказал: «Ярослав, передай билет». А где Ярослав, там и Ярославна. И т. д., и т. п.

3. Как Соснора перевел «Слово о полку Игореве»?

На современный русский язык «Слово...» переводилось как минимум 80 раз. Каждый переводчик должен был выбрать между фактической точностью и сохранением формы оригинала. И решить, как же оно все-таки написано: стихами или прозой?

В 1959 году Соснора представил свое прочтение «Слова о полку Игореве» – самостоятельное произведение, написанное по мотивам «Слова...».

Как считает Юрий Орлицкий, Соснора нашел великолепный компромисс для решения вечного вопроса русских поэтов и филологов: стихами или прозой на писано это произведение. «У нашего поэта часть текста выполнена "народным" вольным рифмованным хореем (а также ямбом и трехсложниками), а часть – верлибром. Фрагменты, выполненные свободным стихом, отделяются от хореического текста пробелом и выделяются курсивом; иногда эти контрастные отрывки занимают всего одну или несколько строк, иногда выступают как целостный самостоятельный строфоид.

При этом чаще всего верлибр берет на себя функцию, традиционно закрепленную за прозой: это либо краткие экспозиционные ремарки, либо развернутые отступления, текст которых наиболее далеко отступает от древнерусского памятника».

И поехали полки по полю.
Тогда была гроза,
было много молний,
птицы опускали мокрые и красные крылья.
Всадники еле-еле ехали в красных кольчугах.
Чернь, или черные люди, заслоняли щитами головы,
и дождь разбивался о щиты
и сбегал со щитов уже медленнее.
А единственный не воин,
старичок с большими ушами,
без меча, но с бубном,
бил в бубен указательным пальцем.
Он бил в бубен тихо и тихо пел песню.
Эту песню все слышали:

«Ой, пурга, пурга,
ой, белы снега!

В чистом поле полк
волю воевал.
В чистом поле волк
где-то завывал.

Ой, пурга, пурга,
ой, белы снега!

В чистом поле волк
умер от пурги,
в чистом поле полк
до бойца погиб...»

4. Правда ли, что Лиля Брик помогла Сосноре в «продвижении»?

«Древнерусские» эксперименты Сосноры практически сразу были замечены и отмечены критиками и поэтами старшего поколения.

Виктор Соснора вспоминал: «Сначала был Вознесенский. Его поэма "Мастера", напечатанная чудом в "Литературной газете", была как удар бомбы по всей советской поэтике. Соответственно, как штыки, встали громоотводы, миллионы штук – от "серых кардиналов" до "трудящихся", – все обрушилось на него. Я уж не говорю о поэтах, эти, как всегда, шли в теневом авангарде, создавая вокруг "Мастеров" истерику. Даже Слуцкий, тогда самый знаменитый поэт и любитель молодых... мой друг.

И тогда встал Асеев. Он опубликовал статью "Что же нам делать с Вознесенским?". Всей сутью статьи он взял огонь на себя, этот старый и опытный боец футуризма. С Асеевым были шутки дурные – в его руках сверкали провода в самый Верх, недоступный тем, кто гавкал.

И тогда Слуцкий, как бы в противовес, принес Асееву мою свежую поэму "Слово о полку Игореве". Тоже история, но как бы без идеологических выпадов. Но вместо противовеса Асеев сплюсовал эти поэмы, и его понесло. В чем дело? Разве кто-то кого-то обидел? Или же восставал против их излюбленной Системы? Эти могучие старики ждали своих детей, их не было. И так прошло мучительных 30 лет. И вдруг, как бы в один миг взошло множество талантливейших внуков. Старые львы оживились и бросились пестовать юных львят. Эти внуки прошли блокады, войны, и к 23-м годам это уже были зрелые и непримиримые мужи. С нами ожили Шкловский, Сельвинский, Каменский, Крученых и даже такие, как Катаев, Паустовский, Твардовский и пр.

И вот я сижу в своей коммуналке, после рабочей смены (я зарабатывал на хлеб на заводе). Звонок. В трубке: "Говорит Асеев! – (как "Говорит Москва!"). Это был октябрь 1959-го. – Немедленно приезжайте в Москву. Я занимаюсь вашим "Словом"».

В 1962 году вышел первый сборник стихов Сосноры – «Январский ливень». Предисловие к нему написал Асеев. Ему Соснора посвятил свой следующий сборник «Триптих» (1965).

Нина Королёва вспоминала: «Вот что написал мне А. С. Штейнберг: "Я вспоминаю, как Слуцкий радостно цитировал Асеева, позвонившего ему, чтобы поблагодарить за визит молодых поэтов, которых ему Б. А. послал: "Все – очень интересные, а Соснора – Лермонтов!" Помню, как эти слова всем нам стали известны, и мы радовались за Витю <...> Один Юван Шесталов не скрывал зависти: "Ну почему именно Соснора – Лермонтов?!"».

Большую роль в жизни Сосноры сыграла Лиля Брик, которой поэт казался лучшим молодым преемником Маяковского.

У поэта был вечер в московском Театре сатиры. Когда он закончился, к Сосноре подошла пара: рыжеволосая женщина с громадными впадинами глаз и элегантный армянин. Они представились: Л. Ю. Брик и В. А. Катанян. Поэта пригласили на ужин.

О той встрече Соснора вспоминал: «Кажется, это было в начале 1962-го. И затем – семнадцать лет! – она опекала и берегла мою судьбу и была мне самым близким, понимающим и любящим другом. Таких людей в моей жизни больше не было. Она открыла мне выезд за границу, ввела меня в круг лиги международного "клана" искусств – весь мир».

С ее подачи Эльза Триоле и Луи Арагон пригласили Соснору в Париж, его стихи стали известны за границей, а сам поэт побывал во многих зарубежных странах.

В 1965 году на вечере русской поэзии в Париже никому не известного Соснору принимали лучше всех. Все – это Алексей Сурков, Борис Слуцкий, Семён Кирсанов, Александр Твардовский, Леонид Мартынов, Андрей Вознесенский и Белла Ахмадулина.

5. К какому направлению можно отнести поэзию Виктора Сосноры?

Когда читаешь ранние стихи Виктора Сосноры, складывается впечатление, что они написаны разными людьми. Автор тогда придерживался сразу нескольких стратегий.

Так в 1962 году Соснора мог написать в «древнерусском» стиле:

        Подари мне еще десять лет,
        десять лет,
                   да в степи,
да в седле.

        Подари мне еще десять книг,
        да перо,
да кнутом
        да стегни.
Подари мне еще десять шей,
       десять шей
       да десять ножей.


А мог написать и в духе Маяковского:


        Солнце – полной дозой!
        Красота!
        Что за город, что за
        Краснодар!

        Носят краснодарки –
        примадонны
        красные подарки –
        помидоры.

        Пухлые, –
сайки!
        речистые, –
моторы!
      Краснодарки сами –
помидоры!


Хотите верлибр? Вот вам верлибр:


Да здравствуют сардельки!

Вот сардельки
раздулись в кипяченых пузырях,
ворочаются, хрюкают,
          и даже
слегка повизгивают, наслаждаясь
горячей ванной...

Вот они, сардельки,
что кабаны,
         что яростные губы
народов Африки!
Вы – слаще, чем бананы,
а чем арбузы – беспредельно слаще.

Да здравствуют сардельки!


В поэзии Сосноры нашлось место и для обэриутов:


Прилетела муха, говорит ежу:
– Ж-ж-ж-ж-у!

Еж пожал плечами, про себя поду-
мал: – Дура.

Муха зажужжала около ежа:
– Ж-ж-ж-ж-а!

Еж ожесточился, выговорил четко:
– Убирайся к черту.

Муха распростерла крылья,
полетела биться в окна.

Хорошо поговорили
насекомое с животным!

«До 30 лет я выступал на сценах, поя, в роли воскресителя усопших. И слава моя затмила (осветила?) мир, советско-заграничный. Но вдруг как отрезало, я совершил хадж, ушел в глушь и пил. До смерти», – так сам Соснора охарактеризовал свой ранний период творчества.

Но поэт вернулся.

Поздний Соснора – это принципиальный отход от ясности стиха, от логики его построения. Подобно сюрреалистам, он часто использовал метод не контролируемого сознанием автоматического письма. Его настроения трагичны. Иронии в стихах Сосноры почти нет места.

Надо б писать на ящерицах, на тенях огня.
Женщины ходят в бусах дождя – вот на них и пиши,
на бусах, а не на женщинах, – эти расписаны до микрон.
Крыса, загнанная в угол, несет чуму,
волк, окруженный псами и ружьями, стоит, не отводя взор,
о флорентиец, двойник, бедный зверь мой Дионис,
ястреб кидает перо не для того, чтоб ты чертил,
не трогай, из него скворцы строят птенцов,
или ж кукушка поет Число – не тебе,
хоть ты и скачешь на стуле как счетчик – крестом,
аллюром и с Факелом, – счастливого пути, Страдалец, свети! –
не соображая, что каждая лягушка лежит распластанная на кресте,
что все птицы, комары, бабочки, осы – летят крестом,
что скрещенье шпаг и любовников – одно и то ж,
что три скрещенных крокодила Египта и есть могендовид Д.,
что прицел у киллера – тоже крест…
Убей убийцу – и ты станешь таким…
Эх ты гоплит (гоп-ля!) с пеанами комара,
мне пора!

(2000–2001)

Последнюю книгу («Мотивы Феогнида. Энеада») Виктор Соснора издал в семидесятилетнем возрасте, за 14 лет до смерти. О том, что книга последняя, он уведомил на своем сайте: «Ещё ни один из уважающих себя поэтов не написал ни строчки после 70, и так во всём мире».