12 тезисов о премии «Поэзия», ее новом лауреате и поэтическом сообществе
Prosodia попыталась разобраться, какие тенденции в современной поэзии выразило стихотворение Марии Малиновской, ставшее лауреатом премии «Поэзия» за 2020 год, и почему, в частности, реакция литературного сообщества на эту победу была такой бурной.
9 ноября 2021 года были объявлены результаты голосования жюри премии «Поэзия». Наибольший резонанс вызвала победа в номинации «Стихотворение года» – стихотворение Марии Малиновской «Бело-красно-белый флаг». Количество противоречивых комментариев по итогам оказалось неисчислимым. Событие, как кажется, затронуло все имеющиеся проблемы литературного мира в современном его состоянии. Из бушующего моря восторга и гнева, радости и презрения хотелось бы вынести тезисы, которые могут пригодиться, когда пена немного схлынет.
Саму Марию Малиновскую можно только поздравить и поскорее вывести из-под удара. Не думаю, что она всерьез могла рассчитывать на эту победу. Для тех, кто видел ранние вещи Марии, очевидно, что она эволюционирует, ищет себя. Рекомендую прочесть подборку Марии в журнале «Юность» 2015 года – это трогательные, нерешительные, сентиментальные, немного эстетские и гораздо более традиционные стихи – из той женской поэзии, которую никогда не назвали бы «фемписьмом». Сейчас на Марию обрушилось неестественное внимание, тем более важно сказать, что за событие, которое обсуждается, ответственна не она, а прежде всего уважаемые люди, которые признали ее текст главным поэтическим событием 2020 года. Эта оценка должна быть признана коллективным действием, которое уже не отменить, – его и надо разбирать. Я отношусь к тем, кто вообще верит в коллективный разум. Он непредсказуем, он работает, как нейронная сеть, он выдает всегда иной смысл, чем даже самый умный индивидуум. Мы часто критикуем его решения за то, что они, как нам кажется, предсказывают следующие, забывая, что сами эти решения предсказаны не были.
Нелишне напомнить, что в предыдущие годы лауреатов премии выбирали те же самые люди. Особенной ротации в жюри премии «Поэзия» за три года не замечено. Стоит также сказать, что в жюри на момент присуждения премии было около 80 не самых неизвестных в литературном мире людей. Для кого-то это может не укладываться в голове, кому-то может показаться, что людей подменили, но это именно они в первый год премии выбрали победителями Екатерину Симонову и Дмитрия Веденяпина, во второй – Юлия Гуголева, а теперь Марию Малиновскую. И надо полагать, что они нашли в этом определенный смысл. Сама коллективность действия должна бы, по идее, вызвать если не уважение к произошедшему, то хотя бы желание понять, что, собственно, произошло.
Выход нескольких членов из жюри, пусть даже и огромного, выдача альтернативной премии непобедившему лауреату, многодневная неутихающая фейсбучная ругань – это признаки скандала. После иных скандалов премии закрываются. Это первый скандал такого масштаба вокруг «Поэзии». Он выявил слабые места проекта. Они все связаны с его непрозрачностью, в результате которой все шишки неизбежно летят в директора премии Виталия Пуханова. Он единственный человек, который знает, исполняются ли на практике прописанные до фантастических деталей процедуры положения о премии. А публика, к которой можно относить и экспертов, предлагающих тексты, и членов жюри, просто получает от Пуханова некий итог, в котором она не всегда себя готова узнавать. Эксперты шлют Пуханову десятки стихотворений, а потом, разглядывая премиальный лист, гадают, кто решал, что из их предложений включать, а что не включать. Ответ известен заранее. Ни один лонг-лист ни одной премии так не зависит от одного человека. А потом члены жюри шлют свои голоса, и некоторые из них по итогам голосования приходят к выводу, что их втянули в бесчинство. В этот момент они вспоминают, что жюри сформировал Пуханов. Никаких коллективных обсуждений ни на каком этапе – а ведь они позволяют легитимизировать непопулярные решения, предупредить скандал, выпустить негативную энергию непублично. Мне кажется, премия могла бы подумать, как сделать процедурные вопросы менее уязвимыми для критики, но я не уверен, что она не ищет скандалов. Иногда по особенностям информационной работы премии кажется, что лучшим ее итогом был бы как раз скандал грандиозного масштаба, который претендовал бы остаться навеки в истории русской поэзии. Но это детали на фоне мысли, которую надо проговорить: премия «Поэзия» – единственная в стране, которая работает на уровне отдельных стихотворений. В ней проводится колоссальная черновая работа, которая самой современной поэзии очень нужна. Эта мысль неоспорима – тем важнее по возможности прикрыть бреши.
По итогам 2018 и 2019 гг. побеждали поэты и тексты, которых можно условно назвать компромиссными. Веденяпина и Гуголева признают все сообщества, их стихи работают на стыке самых разных, в том числе экспериментальных, традиций. Нерадикальный повествовательный верлибр Симоновой отличает ее от актуального ряда, в который ее иногда помещают. Всех троих литературное сообщество давно знает. Фигура Малиновской, на первый взгляд, заметно выделяется на этом фоне – не столько тем, что она радикально моложе, сколько тем, что это автор, который после определенного этапа интуитивного поиска внутри поэтической традиции явно пошел путем эксперимента в духе современного искусства. И можно быть уверенным в том, что та часть литературного сообщества, которая к практикам современного искусства глуха, имела о Марии Малиновской представление как о создании, которое в литературе еще и жить не начинало, а так, мелькнуло несколько раз на форуме молодых писателей в Липках. Из высших формальных достижений – шорт-лист премии «Лицей» в 2020 году. Между тем, одним из наиболее ярких проектов Малиновской стал цикл «Каймания», основанный на записи голосов, которые слышат люди с психиатрическими проблемами. Проект, смелый даже по меркам актуальной поэзии, публиковался на «TextOnly», в журналах «Цирк "Олимп"+TV» и «Зеркало», номинировался на премию А. Драгомощенко. Есть сообщество, в котором Марию Малиновскую хорошо знают.
Это важное обстоятельство литературного быта, о котором надо знать. Родившаяся в Гомеле Мария окончила Литинститут, это само по себе дает большой круг литературных знакомых. Как координатор проекта она фигурирует в «Новой литературной карте», она вела рубрики книгоиздания в «Новом мире», «Воздухе» и «Детях Ра», успела побывать редактором отдела поэзии сетевого издания «Лиterraтура» - причем, как она сама говорит, она стала им в 19 лет по приглашению основателя портала Андроника Романова. Вывод простой: Мария – это востребованный литературный работник, которого литературная тусовка, представленная в жюри «Поэзии», хорошо знает. И которого каждый год подают на все премии, не видя особенной разницы между премией Драгомощенко, «Лицеем» и собственно «Поэзией». И все-таки своим кругом, как кажется, для нее стал тот, в котором поэзия – часть современного искусства. На сайте журнала «Цирк „Олимп“+TV» она указана как сотрудник редакции. Показательно и интервью, взятое у Малиновской в 2019 году Галиной Рымбу. Это разговор на языке, который победил в премии «Поэзия» 2020 года.
Не раз в откликах на присуждение премии «Поэзия» Марии Малиновской пришлось видеть искреннюю радость за то, что в ее лице награждено то, что у многих ассоциируется с чем-то новым и свежим. Действительно, даже самым консервативным силам современной литературы пора бы увидеть, насколько разрослось за последнее условное десятилетие направление, в котором поэзия понимается как часть современного искусства с его самыми разнообразными практиками. Только с точки зрения крайних консерваторов современное искусство – это журнал «Воздух». Но даже с этой точки видно, что это уже не столько «Воздух». К старым изданиям типа «TextOnly», «Транслита», «Цирк "Олимп"+TV» добавились «Артикуляция», «Метажурнал» и «Ф-письмо», вокруг которых созданы сообщества, чьи представители уже органично входят в ряд редакций. Все знают проекты и премии, которые поддерживают только поэзию этого направления – от «Центрифуги» Фонда Андрея Вознесенского до премий Аркадия Драгомощенко и «Различие», премии Андрея Белого. «TextOnly», напомню, возглавляет Илья Кукулин, который победил в этом же году в номинации «Критика» и является одним из главных постсоветских летописцев той части истории русской поэзии, к которой можно относить определения «неподцензурная» и «актуальная». Иными словами, крайнего консерватора, осознавшего всю эту картину, вполне может охватить паника, потому что «они везде». Но возможно, самое время сменить ракурс. Дело в том, что современное искусство – это общая рамка для искусства сегодня, а не рамка, которую может присвоить себе какое-либо сообщество. Внутри современного искусства есть более и менее радикальные практики, искусство сегодня может выступать в самых разных ролях: провокация, развлечение, медитация, зрелище, перфоманс, просто шутка. Но всякий раз это нечто находимое, а не предзаданное. Современное искусство – такая лаборатория, в которой постоянно разрабатываются рецепты искусства на основе языков и сюжетов, которые дает современный мир. Этим оно и интересно – тем, кому интересно. Чего там точно нет – так это раз и навсегда освященной территории истинного искусства. Вернее, оно существует, но в музеях, а здесь и сейчас оно творится заново. Конечно, отдельные сообщества или деятели современное искусство могут понимать очень узко, выбрасывая за борт всех, кто не соответствует представлению. Но борьба за современность, за ее понимание – это нормально. Даже самым архаичным творческим стратегиям находится место в пространстве современного искусства. В нем нет ничего запрещенного, потому что все это только инструменты для решения задач, подсказанных современным миром. И даже сама постановка этих задач – уже работа в контексте современного искусства. Об этом должны знать не только помянутые консерваторы, но и реформаторы, сужающие зону актуальности до смехотворной полоски света, пробивающейся через закрытую дверь. А если дверь открыта, то и поэты, которые устойчиво ассоциируются со старым миром, могут и должны быть увидены в контексте современного искусства – это, я уверен, сильно изменит неканонические иерархии, которые с вызовом сменили канонические, хотя по степени необъективности мало отличаются. Внутри пространства современного искусства ненормально запрещать, отчитывать и стыдить за поведение. Ненормально делать возмущенное лицо, слыша, что современное искусство существует, что оно посягнуло на поэзию. Поэзия все больше понимается как часть современного искусства, но этот взгляд еще довольно далек от общепринятого. О чем свидетельствуют и демонстративные выходы из состава жюри по итогам объявления лауреатов премии «Поэзия».
В логике современного искусства стихотворение Малиновской, победившее в премии «Поэзия», не мыслит себя как поэзия, оно ею в итоге становится и даже объявляется. Это тот же дотошный, даже занудный документальный подход, который можно встретить в «Каймании» и ряде других текстов Малиновской. Этой поэтике свойственен особого рода примитивизм. Мы не встречаем в нем «всеведущего» автора, чей интеллект значительно превышает наш собственный, мы просто слышим голос персонажа и невольно отождествляем с ним биографического автора. Этого делать не стоит. Автор здесь просто устанавливает рамку, отвечает за композицию. К слову, я не встретил ни одной попытки разобрать композицию текста о «бело-красно-белом флаге». А композиция здесь хороша: в ней отработана каждая стадия отстраненного осознания и осмысления произошедшего с близким человеком перерождения, в результате которого он ведет себя как унижающий и подавляющий агрессор, вызывая у жертвы среди прочих довольно трогательную мысль о том, что она не заметила, как стала «конченой». Именно композиционные приемы, которые не сразу бросаются в глаза, – повторы, задержки, градации, флэшбеки, включенные фрагменты чужого голоса – ключ к этому стихотворению. Они все на своем месте и обеспечивают динамику четырехстраничного текста. Он написан гораздо разнообразнее и искуснее множества текстов такого рода, которые мне приходилось читать. На самом деле, какая разница, нравится он вам или нет, – это понятная поэтика, у которой есть место в современной поэзии, и в этот раз она победила. И победа этого стихотворения не зачеркивает всей сложности современного состояния поэзии.
В тексте Марии Малиновской много типового. Я бы даже сказал, что это по преимуществу жанровый текст, просто представление об этом жанре еще не формализовано. Принципы «Ф-письма» сформулированы не мной: «личное – это политическое», борьба с насилием, борьба за права женщин. Кто-то еще добавляет, что тело в этой поэтике становится плацдармом всего происходящего. То есть насилие в тексте точно будет, оно, как правило, запускает сюжетику ф-верлибра. Насилие будет воплощать мужчина. Это будет верлибр, в котором повествование чередуется с медитацией. Действиям героя или реакции героини будет найден политический контекст. Грубой телесности будет много. Мата как наиболее адекватного языка и для насилия, и для грубой телесности вряд ли получится избежать, тем более что никто и не ставит такой цели. «Моя вагина» Галины Рымбу – одно из канонических воплощений жанра. На фоне этих жанровых критериев мы видим, что сделала Мария Малиновская. Она обошлась минимумом средств: минимум телесности и борьбы за права женщин. Более того – не характерная для жанра попытка понять другого в ответ на насилие и раскопанный в процессе тот самый «бело-красно-белый флаг», который становится политическим знаком радикальной человеческой перемены, знаком потери близкого человека. Это очень мягкое и деликатное «Ф-письмо», которое вызывает гораздо меньше отторжения у неподготовленной публики, чем откровенно шокирующая «Моя вагина» Рымбу.
Скажем так, он значителен. «Моя вагина» изначально была политическим жестом в поддержку Юлии Цветковой, которой грозило шесть лет тюрьмы за изображения женского тела и проект «Монологи вагины». Этой историей и была задана тема вагины. Для поэзии текст Галины Рымбу, опубликованный в 2020 году в социальных сетях, прозвучал с колоссальным резонансом, который показывал, что проблема, против которой этот жест направлен, цветет в русской культуре буйным цветом. Для расправы с возмутительницей спокойствия пробудились самые консервативные хтонические силы. Конечно, если ориентироваться на самый событийный текст в поэзии 2020 годп, если понимать и принимать контекст современного искусства, то именно этот текст должен был победить в премии «Поэзия». Но он вряд ли имел шансы победить – именно в силу своего радикализма. Однако именно он и разговоры о нем прокладывали колею восприятия для людей, которые потом голосовали за Малиновскую. Ее «флаг» – облегченная версия той же поэтики, что и «вагина», версия «с человеческим лицом», за которую могли голосовать не только фанаты, но и те, кто осторожно симпатизирует. В этом смысле, конечно, выбор стихотворения Малиновской – компромисс. То, что нашелся меценат, который в день объявления лауреата «Поэзии» в частном порядке перевел Галине сумму, эквивалентную победной, было по-своему очень справедливо.
Современной часто называют не ту поэзию, которая работает с современностью, а ту, которая пишется прямо сейчас. В случае с Малиновской большинство комментаторов ассоциировали ее текст с живой современностью, и это было для них особо ценно. Да, живые классики для них по-прежнему классики, но они не про современность. Почему это вышло сегодня на первый план – вопрос, требующий интерпретаций. Возможно, сама современная политика каким-то образом оказалась в зоне условно запрещенного, и таким образом культурные люди не соглашаются с положением дел. Возможно, мы сейчас видим, что поэзия опять берет на себя отдельные функции гражданского общества. И второй момент, связанный с восприятием текста: он был всем понятен. Его энергетический заряд очень легко считывается, легко заражает, эмоционально воздействует, вовлекает читателя. И читатель, похоже, это ценит. Возможно, в каком-то смысле это даже гораздо больший примитивизм, чем примитивизм авангардистов, но он попал в потребность.
Вообще-то, когда наблюдаемый объект выходит из маргинальной позиции в главную, он может кардинально менять свою значимость. Думаю, что с «Ф-письмом» происходит нечто подобное. Очевидно, что это поэтика, которую легко копировать. И это поэтика в подчинении политики, которой никогда дела не было до состоятельности искусства. Самое забавное – видеть, что эту поэтику поддерживают эстеты, много лет изживавшие лирического субъекта из поэзии, потому что поэтика-как-политика сметет их первыми. Главные критики «Ф-письма», на мой взгляд, – сами женщины. Много умных женщин подключились к обсуждению так называемого «жизненного кейса» из стихотворения Малиновской. Они говорят, что долго боролись именно за то, чтобы не быть просто вагиной. Они обсуждают «житейский кейс», потому что не понимают, что еще обсуждать в тексте Малиновской, – неужто повестку, связанную с искусством? Они говорят о том, что поэтика-как-политика в исполнении «Ф-письма» пестует человеческую незрелость, которая готова ради выполнения заветов партии объявить любого сложного человека простым тираном и насильником. Что эта поэтика учит не пониманию или, не дай бог, любви, а скорейшей расправе по ветхозаветному принципу «око за око». Но расправляется эта поэтика не с теми уродами, которых действительно должно наказывать общество, а с теми бедолагами, до которых может дотянуться и которые слишком слабы, чтобы защитить себя. Вот такие вопросы появляются к «Ф-письму», как только его положение меняется с маргинального на магистральное. После победы текста Малиновской временно так и произошло.
Этот сезон премии «Поэзия» продемонстрировал состояние нашего литературного сообщества. В нем есть части, которые реально не знают о существовании других и знать не хотят. Отсюда неадекватность реакции, что справа, что слева – где бы они ни были, и неприятие итога коллективного действия. В то время как событие должно быть осознанно и принято именно в качестве коллективного действия. В этом смысл премий. Но сегодня разломы внутри литературного сообщества определяются не столько принципиальными позициями многочисленных сторон, сколько степенью их дремучести и нежелания вникать в происходящее за случайно поставленным забором. До спора принципиальных позиций литературному сообществу еще надо дорасти. Казалось бы, кто-то мог бы взять на себя проговаривание общей повестки, общего поля разговора, в том числе сама премия, но пока эти общие для пространства смыслы в информационной работе «Поэзии» не замечены.
1. Главное событие – не текст, а его коллективная оценка
Саму Марию Малиновскую можно только поздравить и поскорее вывести из-под удара. Не думаю, что она всерьез могла рассчитывать на эту победу. Для тех, кто видел ранние вещи Марии, очевидно, что она эволюционирует, ищет себя. Рекомендую прочесть подборку Марии в журнале «Юность» 2015 года – это трогательные, нерешительные, сентиментальные, немного эстетские и гораздо более традиционные стихи – из той женской поэзии, которую никогда не назвали бы «фемписьмом». Сейчас на Марию обрушилось неестественное внимание, тем более важно сказать, что за событие, которое обсуждается, ответственна не она, а прежде всего уважаемые люди, которые признали ее текст главным поэтическим событием 2020 года. Эта оценка должна быть признана коллективным действием, которое уже не отменить, – его и надо разбирать. Я отношусь к тем, кто вообще верит в коллективный разум. Он непредсказуем, он работает, как нейронная сеть, он выдает всегда иной смысл, чем даже самый умный индивидуум. Мы часто критикуем его решения за то, что они, как нам кажется, предсказывают следующие, забывая, что сами эти решения предсказаны не были.
2. Оценку произвел тот же самый коллектив, что и раньше
Нелишне напомнить, что в предыдущие годы лауреатов премии выбирали те же самые люди. Особенной ротации в жюри премии «Поэзия» за три года не замечено. Стоит также сказать, что в жюри на момент присуждения премии было около 80 не самых неизвестных в литературном мире людей. Для кого-то это может не укладываться в голове, кому-то может показаться, что людей подменили, но это именно они в первый год премии выбрали победителями Екатерину Симонову и Дмитрия Веденяпина, во второй – Юлия Гуголева, а теперь Марию Малиновскую. И надо полагать, что они нашли в этом определенный смысл. Сама коллективность действия должна бы, по идее, вызвать если не уважение к произошедшему, то хотя бы желание понять, что, собственно, произошло.
3. Скандал – испытание для премии
Выход нескольких членов из жюри, пусть даже и огромного, выдача альтернативной премии непобедившему лауреату, многодневная неутихающая фейсбучная ругань – это признаки скандала. После иных скандалов премии закрываются. Это первый скандал такого масштаба вокруг «Поэзии». Он выявил слабые места проекта. Они все связаны с его непрозрачностью, в результате которой все шишки неизбежно летят в директора премии Виталия Пуханова. Он единственный человек, который знает, исполняются ли на практике прописанные до фантастических деталей процедуры положения о премии. А публика, к которой можно относить и экспертов, предлагающих тексты, и членов жюри, просто получает от Пуханова некий итог, в котором она не всегда себя готова узнавать. Эксперты шлют Пуханову десятки стихотворений, а потом, разглядывая премиальный лист, гадают, кто решал, что из их предложений включать, а что не включать. Ответ известен заранее. Ни один лонг-лист ни одной премии так не зависит от одного человека. А потом члены жюри шлют свои голоса, и некоторые из них по итогам голосования приходят к выводу, что их втянули в бесчинство. В этот момент они вспоминают, что жюри сформировал Пуханов. Никаких коллективных обсуждений ни на каком этапе – а ведь они позволяют легитимизировать непопулярные решения, предупредить скандал, выпустить негативную энергию непублично. Мне кажется, премия могла бы подумать, как сделать процедурные вопросы менее уязвимыми для критики, но я не уверен, что она не ищет скандалов. Иногда по особенностям информационной работы премии кажется, что лучшим ее итогом был бы как раз скандал грандиозного масштаба, который претендовал бы остаться навеки в истории русской поэзии. Но это детали на фоне мысли, которую надо проговорить: премия «Поэзия» – единственная в стране, которая работает на уровне отдельных стихотворений. В ней проводится колоссальная черновая работа, которая самой современной поэзии очень нужна. Эта мысль неоспорима – тем важнее по возможности прикрыть бреши.
4. Мария Малиновская как нарушение правила компромисса
По итогам 2018 и 2019 гг. побеждали поэты и тексты, которых можно условно назвать компромиссными. Веденяпина и Гуголева признают все сообщества, их стихи работают на стыке самых разных, в том числе экспериментальных, традиций. Нерадикальный повествовательный верлибр Симоновой отличает ее от актуального ряда, в который ее иногда помещают. Всех троих литературное сообщество давно знает. Фигура Малиновской, на первый взгляд, заметно выделяется на этом фоне – не столько тем, что она радикально моложе, сколько тем, что это автор, который после определенного этапа интуитивного поиска внутри поэтической традиции явно пошел путем эксперимента в духе современного искусства. И можно быть уверенным в том, что та часть литературного сообщества, которая к практикам современного искусства глуха, имела о Марии Малиновской представление как о создании, которое в литературе еще и жить не начинало, а так, мелькнуло несколько раз на форуме молодых писателей в Липках. Из высших формальных достижений – шорт-лист премии «Лицей» в 2020 году. Между тем, одним из наиболее ярких проектов Малиновской стал цикл «Каймания», основанный на записи голосов, которые слышат люди с психиатрическими проблемами. Проект, смелый даже по меркам актуальной поэзии, публиковался на «TextOnly», в журналах «Цирк "Олимп"+TV» и «Зеркало», номинировался на премию А. Драгомощенко. Есть сообщество, в котором Марию Малиновскую хорошо знают.
5. Мария как всеобщий хороший знакомый
Это важное обстоятельство литературного быта, о котором надо знать. Родившаяся в Гомеле Мария окончила Литинститут, это само по себе дает большой круг литературных знакомых. Как координатор проекта она фигурирует в «Новой литературной карте», она вела рубрики книгоиздания в «Новом мире», «Воздухе» и «Детях Ра», успела побывать редактором отдела поэзии сетевого издания «Лиterraтура» - причем, как она сама говорит, она стала им в 19 лет по приглашению основателя портала Андроника Романова. Вывод простой: Мария – это востребованный литературный работник, которого литературная тусовка, представленная в жюри «Поэзии», хорошо знает. И которого каждый год подают на все премии, не видя особенной разницы между премией Драгомощенко, «Лицеем» и собственно «Поэзией». И все-таки своим кругом, как кажется, для нее стал тот, в котором поэзия – часть современного искусства. На сайте журнала «Цирк „Олимп“+TV» она указана как сотрудник редакции. Показательно и интервью, взятое у Малиновской в 2019 году Галиной Рымбу. Это разговор на языке, который победил в премии «Поэзия» 2020 года.
6. Поэзия как современное искусство
Не раз в откликах на присуждение премии «Поэзия» Марии Малиновской пришлось видеть искреннюю радость за то, что в ее лице награждено то, что у многих ассоциируется с чем-то новым и свежим. Действительно, даже самым консервативным силам современной литературы пора бы увидеть, насколько разрослось за последнее условное десятилетие направление, в котором поэзия понимается как часть современного искусства с его самыми разнообразными практиками. Только с точки зрения крайних консерваторов современное искусство – это журнал «Воздух». Но даже с этой точки видно, что это уже не столько «Воздух». К старым изданиям типа «TextOnly», «Транслита», «Цирк "Олимп"+TV» добавились «Артикуляция», «Метажурнал» и «Ф-письмо», вокруг которых созданы сообщества, чьи представители уже органично входят в ряд редакций. Все знают проекты и премии, которые поддерживают только поэзию этого направления – от «Центрифуги» Фонда Андрея Вознесенского до премий Аркадия Драгомощенко и «Различие», премии Андрея Белого. «TextOnly», напомню, возглавляет Илья Кукулин, который победил в этом же году в номинации «Критика» и является одним из главных постсоветских летописцев той части истории русской поэзии, к которой можно относить определения «неподцензурная» и «актуальная». Иными словами, крайнего консерватора, осознавшего всю эту картину, вполне может охватить паника, потому что «они везде». Но возможно, самое время сменить ракурс. Дело в том, что современное искусство – это общая рамка для искусства сегодня, а не рамка, которую может присвоить себе какое-либо сообщество. Внутри современного искусства есть более и менее радикальные практики, искусство сегодня может выступать в самых разных ролях: провокация, развлечение, медитация, зрелище, перфоманс, просто шутка. Но всякий раз это нечто находимое, а не предзаданное. Современное искусство – такая лаборатория, в которой постоянно разрабатываются рецепты искусства на основе языков и сюжетов, которые дает современный мир. Этим оно и интересно – тем, кому интересно. Чего там точно нет – так это раз и навсегда освященной территории истинного искусства. Вернее, оно существует, но в музеях, а здесь и сейчас оно творится заново. Конечно, отдельные сообщества или деятели современное искусство могут понимать очень узко, выбрасывая за борт всех, кто не соответствует представлению. Но борьба за современность, за ее понимание – это нормально. Даже самым архаичным творческим стратегиям находится место в пространстве современного искусства. В нем нет ничего запрещенного, потому что все это только инструменты для решения задач, подсказанных современным миром. И даже сама постановка этих задач – уже работа в контексте современного искусства. Об этом должны знать не только помянутые консерваторы, но и реформаторы, сужающие зону актуальности до смехотворной полоски света, пробивающейся через закрытую дверь. А если дверь открыта, то и поэты, которые устойчиво ассоциируются со старым миром, могут и должны быть увидены в контексте современного искусства – это, я уверен, сильно изменит неканонические иерархии, которые с вызовом сменили канонические, хотя по степени необъективности мало отличаются. Внутри пространства современного искусства ненормально запрещать, отчитывать и стыдить за поведение. Ненормально делать возмущенное лицо, слыша, что современное искусство существует, что оно посягнуло на поэзию. Поэзия все больше понимается как часть современного искусства, но этот взгляд еще довольно далек от общепринятого. О чем свидетельствуют и демонстративные выходы из состава жюри по итогам объявления лауреатов премии «Поэзия».
7. Документализм и композиция – ключи к поэтике «Бело-красно-белого флага»
В логике современного искусства стихотворение Малиновской, победившее в премии «Поэзия», не мыслит себя как поэзия, оно ею в итоге становится и даже объявляется. Это тот же дотошный, даже занудный документальный подход, который можно встретить в «Каймании» и ряде других текстов Малиновской. Этой поэтике свойственен особого рода примитивизм. Мы не встречаем в нем «всеведущего» автора, чей интеллект значительно превышает наш собственный, мы просто слышим голос персонажа и невольно отождествляем с ним биографического автора. Этого делать не стоит. Автор здесь просто устанавливает рамку, отвечает за композицию. К слову, я не встретил ни одной попытки разобрать композицию текста о «бело-красно-белом флаге». А композиция здесь хороша: в ней отработана каждая стадия отстраненного осознания и осмысления произошедшего с близким человеком перерождения, в результате которого он ведет себя как унижающий и подавляющий агрессор, вызывая у жертвы среди прочих довольно трогательную мысль о том, что она не заметила, как стала «конченой». Именно композиционные приемы, которые не сразу бросаются в глаза, – повторы, задержки, градации, флэшбеки, включенные фрагменты чужого голоса – ключ к этому стихотворению. Они все на своем месте и обеспечивают динамику четырехстраничного текста. Он написан гораздо разнообразнее и искуснее множества текстов такого рода, которые мне приходилось читать. На самом деле, какая разница, нравится он вам или нет, – это понятная поэтика, у которой есть место в современной поэзии, и в этот раз она победила. И победа этого стихотворения не зачеркивает всей сложности современного состояния поэзии.
8. Мария Малиновская и жанр ф-верлибра
В тексте Марии Малиновской много типового. Я бы даже сказал, что это по преимуществу жанровый текст, просто представление об этом жанре еще не формализовано. Принципы «Ф-письма» сформулированы не мной: «личное – это политическое», борьба с насилием, борьба за права женщин. Кто-то еще добавляет, что тело в этой поэтике становится плацдармом всего происходящего. То есть насилие в тексте точно будет, оно, как правило, запускает сюжетику ф-верлибра. Насилие будет воплощать мужчина. Это будет верлибр, в котором повествование чередуется с медитацией. Действиям героя или реакции героини будет найден политический контекст. Грубой телесности будет много. Мата как наиболее адекватного языка и для насилия, и для грубой телесности вряд ли получится избежать, тем более что никто и не ставит такой цели. «Моя вагина» Галины Рымбу – одно из канонических воплощений жанра. На фоне этих жанровых критериев мы видим, что сделала Мария Малиновская. Она обошлась минимумом средств: минимум телесности и борьбы за права женщин. Более того – не характерная для жанра попытка понять другого в ответ на насилие и раскопанный в процессе тот самый «бело-красно-белый флаг», который становится политическим знаком радикальной человеческой перемены, знаком потери близкого человека. Это очень мягкое и деликатное «Ф-письмо», которое вызывает гораздо меньше отторжения у неподготовленной публики, чем откровенно шокирующая «Моя вагина» Рымбу.
9. Вклад Галины Рымбу в победу Марии Малиновской
Скажем так, он значителен. «Моя вагина» изначально была политическим жестом в поддержку Юлии Цветковой, которой грозило шесть лет тюрьмы за изображения женского тела и проект «Монологи вагины». Этой историей и была задана тема вагины. Для поэзии текст Галины Рымбу, опубликованный в 2020 году в социальных сетях, прозвучал с колоссальным резонансом, который показывал, что проблема, против которой этот жест направлен, цветет в русской культуре буйным цветом. Для расправы с возмутительницей спокойствия пробудились самые консервативные хтонические силы. Конечно, если ориентироваться на самый событийный текст в поэзии 2020 годп, если понимать и принимать контекст современного искусства, то именно этот текст должен был победить в премии «Поэзия». Но он вряд ли имел шансы победить – именно в силу своего радикализма. Однако именно он и разговоры о нем прокладывали колею восприятия для людей, которые потом голосовали за Малиновскую. Ее «флаг» – облегченная версия той же поэтики, что и «вагина», версия «с человеческим лицом», за которую могли голосовать не только фанаты, но и те, кто осторожно симпатизирует. В этом смысле, конечно, выбор стихотворения Малиновской – компромисс. То, что нашелся меценат, который в день объявления лауреата «Поэзии» в частном порядке перевел Галине сумму, эквивалентную победной, было по-своему очень справедливо.
10. Спрос на современность и вовлеченность
Современной часто называют не ту поэзию, которая работает с современностью, а ту, которая пишется прямо сейчас. В случае с Малиновской большинство комментаторов ассоциировали ее текст с живой современностью, и это было для них особо ценно. Да, живые классики для них по-прежнему классики, но они не про современность. Почему это вышло сегодня на первый план – вопрос, требующий интерпретаций. Возможно, сама современная политика каким-то образом оказалась в зоне условно запрещенного, и таким образом культурные люди не соглашаются с положением дел. Возможно, мы сейчас видим, что поэзия опять берет на себя отдельные функции гражданского общества. И второй момент, связанный с восприятием текста: он был всем понятен. Его энергетический заряд очень легко считывается, легко заражает, эмоционально воздействует, вовлекает читателя. И читатель, похоже, это ценит. Возможно, в каком-то смысле это даже гораздо больший примитивизм, чем примитивизм авангардистов, но он попал в потребность.
11. «Ф-письмо» как новая конъюнктура
Вообще-то, когда наблюдаемый объект выходит из маргинальной позиции в главную, он может кардинально менять свою значимость. Думаю, что с «Ф-письмом» происходит нечто подобное. Очевидно, что это поэтика, которую легко копировать. И это поэтика в подчинении политики, которой никогда дела не было до состоятельности искусства. Самое забавное – видеть, что эту поэтику поддерживают эстеты, много лет изживавшие лирического субъекта из поэзии, потому что поэтика-как-политика сметет их первыми. Главные критики «Ф-письма», на мой взгляд, – сами женщины. Много умных женщин подключились к обсуждению так называемого «жизненного кейса» из стихотворения Малиновской. Они говорят, что долго боролись именно за то, чтобы не быть просто вагиной. Они обсуждают «житейский кейс», потому что не понимают, что еще обсуждать в тексте Малиновской, – неужто повестку, связанную с искусством? Они говорят о том, что поэтика-как-политика в исполнении «Ф-письма» пестует человеческую незрелость, которая готова ради выполнения заветов партии объявить любого сложного человека простым тираном и насильником. Что эта поэтика учит не пониманию или, не дай бог, любви, а скорейшей расправе по ветхозаветному принципу «око за око». Но расправляется эта поэтика не с теми уродами, которых действительно должно наказывать общество, а с теми бедолагами, до которых может дотянуться и которые слишком слабы, чтобы защитить себя. Вот такие вопросы появляются к «Ф-письму», как только его положение меняется с маргинального на магистральное. После победы текста Малиновской временно так и произошло.
12. Степень расслоения литературного сообщества
Этот сезон премии «Поэзия» продемонстрировал состояние нашего литературного сообщества. В нем есть части, которые реально не знают о существовании других и знать не хотят. Отсюда неадекватность реакции, что справа, что слева – где бы они ни были, и неприятие итога коллективного действия. В то время как событие должно быть осознанно и принято именно в качестве коллективного действия. В этом смысл премий. Но сегодня разломы внутри литературного сообщества определяются не столько принципиальными позициями многочисленных сторон, сколько степенью их дремучести и нежелания вникать в происходящее за случайно поставленным забором. До спора принципиальных позиций литературному сообществу еще надо дорасти. Казалось бы, кто-то мог бы взять на себя проговаривание общей повестки, общего поля разговора, в том числе сама премия, но пока эти общие для пространства смыслы в информационной работе «Поэзии» не замечены.
Читать по теме:
Стихотворение Ивана Жданова «Пустая телега уже позади…»: опыт прочтения поэтического как онтологического
Это стихотворение Ивана Жданова даёт набросок судьбоносного пути бытия, начатого смертью и законченного смертью самой смерти, а это смысл онтологической метафоры поэта, основа концептуального содержания его поэзии.
Невозможные слова о творчестве Алексея Пурина
При всей скромности Алексея Пурина поэт прекрасно осознаёт, на какой высоте находится его уединённый приют с подсплеповатыми окнами. Но подслеповатыми не к поэзии, не к любви, а к преходящему, хаотичному.