Антрополог с песьей головой

Как сама фольклорная культура в целом, так и отдельные элементы народного творчества – неотъемлемая часть современной поэзии. Книги, где это наиболее заметно (такие как «Песни северных южан»¹ Марии Степановой или «Забыть-река»² Леты Югай), представлены работа изнутри фольклорных жанров, их переосмысление, они становятся средством выживания мифа в оцифрованном постиндустриальном мире. В то же время тема изучения фольклора, вторжения научных методов в мир обрядов и символов не была представлена вообще – пока не вышла книга Елены Михайлик «Экспедиция», революционный потенциал которой во многом остался незамеченным.

Большинство критиков свело «Экспедицию»³ к экзотическому эксперименту: «...что если мир науки и мир изучаемых объектов окажутся в одной плоскости – оборотни смогут читать курсы в университетах, а духи организовывать конференции»⁴. Отсюда и почти рекламные жанровые определения: «хорошая фантастическая повесть в стихах»⁵, «фокус на грани научной фантастики и балканского магического реализма»⁶. Взаимодействие науки, магии и повседневности в этих рецензиях выглядит скорее как увлекательный сюжет, за которым мы следим от стихотворения к стихотворению, а не философская, экзистенциальная проблема.

Глубже других смотрит Юлия Подлубнова, говорящая о «несостоявшейся колонизации хаоса»⁷. Но и у неё «тотальное многообразие» и эклектичность мира «Экспедиции» сводится к «саспенсу» «непредсказуемых реакций» – легковесной мистической игре. Конечно, книга Михайлик заигрывает с читателем – на уровне, требующем, кстати, немалой эрудиции. Но она лишь притворяется сборником любопытных историй, чтобы подспудно показать, как и наука, и коллективное бессознательное упираются в один и тот же тупик.

Ненадёжный рассказчик верлибра

Большинство стихотворений в «Экспедиции» строятся от информантов⁸ и их рассказов, что для фольклорной поэзии, мягко говоря, не ново. Говорят персонажи простым, нарочито «нормальным» языком, без привычных интонаций заклички, балладных рефренов и других элементов народного творчества. Впрочем, стилизация под документальное письмо в книге Михайлик тоже не прослеживается – повествовательный верлибр здесь не звучит как нечто «сырое», необработанное, вроде расшифровки записей с диктофона. Возникает ощущение тщательно выверенной простоты, искусственной прозрачности:

– Как началась кампания

По ликвидации безграмотности?

С ошибки.

Про компьютерный формат djvu первыми

Догадались, конечно, буддисты.

Неуклюжий, невнятный,

Нечеловеческий совершенно –

Кому он может быть удобен?

Поставили эксперимент,

Выяснили – кому.

Стали священные тексты

И все приглашения

На профильные конференции

Делать в двух форматах:

В pdf для людей

И в djvu для всех остальных.

Персонажи Михайлик, кажется, не перестают осознавать, что находятся внутри мифологических конструкций, у которых есть пределы, словно у компьютерной симуляции. Такими они выглядят с точки зрения исследователя – но если информант скован интонацией нарратива, то ученый схожим образом ограничен своей методологией и принципом невмешательства:

Тот, кто изучает фольклор,

Не может причинить вред тем,

Кто этот фольклор сочиняет,

Или своим бездействием допустить,

Чтобы им был причинён вред.

Исследователи в «Экспедиции» стараются не выходить за пределы научных категорий – в отличие, например, от фольклориста из книги Югай: «Бабушка смотрит мне вслед и крестит издалека. / И я забираю душу её в коробочку диктофона, / А свою оставляю в баенке бабочкой у потолка». Впрочем, соблюдать эту отстранённость не очень получается. С одной стороны, антрополог – всесильная фигура, миссионер, просветитель. Способность объяснять – научный эквивалент заклинания, она даёт власть над явлениями:

В округе появилась новая демоница –

Странная, с кошачьей головой,

Очень голодная, не понимала санскрит

И серебра совершенно не боялась.

Сергей Юрьевич пошёл к ней с диктофоном.

Вернулся удивлённый:

«Представляете, промахнулась континентом.

Гумилёвых перепутала».

Написал по результатам две статьи,

Непрофильную – о чувстве направления

У обитателей Броселианда,

И профильную, о которой не надо к ночи.

Демоница, конечно, пропала –

Дикие они там, в Броселианде,

Не понимают, с кем можно связываться.

С другой стороны, власть объясняющего действует только на тех, кто верит в безграничность научного знания. А в «Экспедиции» исследователи зачастую комичны, и именно им приходится адаптироваться к «параллельной экосистеме» мифа, а иногда и пасовать перед ней:

Я не помню, кто первым заметил,

Кажется, во время семинара

О феномене двойников.

Докладчик сказал:

«Сейчас, я вам покажу,

как это делается».

Он имел в виду, конечно,

Следующий слайд презентации,

Но то ли его отвлекли вопросом,

То ли он просто задумался...

Как мы потом оформляли второго,

Вот это был кошмар,

Настоящий, а не городская легенда.

Нет, не рассосался, даже после защиты.

Даже простая операция вроде датировки события теряет смысл – время везде идёт по-разному. «Экспедиция» иронизирует над историзмом как основой мировоззрения, ведь с точки зрения мифа все сюжеты уже так или иначе воплощены в артефактах. Их можно лишь воспроизводить – снова и снова:

А в дацане на одной из внутренних стен

Я потом видел фреску –

Как мы его несём.

Говорят, третьего века.

Преувеличивают.

Самое раннее – седьмого.

Жизнь исследователя из большого города точно так же забита ритуалами, как и быт монгольского шамана: «Отправит материал / В город Бремен / Электронной почтой. / Потом включит музыку / И пойдёт готовить ужин – / Сегодня её очередь». А когда речь заходит о «вечных темах», выясняется, что у учёного предрассудков побольше, чем у жителя степи. Для носителя мифологического сознания смерть – дело житейское, и зачем тут особо переживать: «Теперь, конечно, никто на это не смотрит, / Даже ламы, / А свадьбам перекрёстным / И счёт потерян, наверное». Научная среда смотрит на смерть с пиететом, граничащим с суеверным страхом:

Помнится, у него возникла идея,

Не вполне корректная, но очень интересная, –

Вот тогда он впервые ощутил неудобство.

Границу, за которую неприятно выходить.

Идею он потом докрутил до корректной формы.

Получилось лучше.

Вот, значит, что это было.

Да, как раз тогда вышла большая статья

В «Вестнике Академии»,

Её задерживали безбожно,

А потом сразу напечатали.

Тогда у него много издали,

Очень много, очень быстро –

Позитивная дискриминация ведь тоже имела место.

Чёрная рамка, полиграфически изящная,

С лёгкой «тенью» – вокруг его фамилии.

Нетрудно заметить, как многословен и избыточен повествовательный верлибр «Экспедиции». В рецензии Подлубновой верно подмечено: чем больше информанты говорят, тем больше недосказанности, каждая деталь или уточнение вызывает новые вопросы. Словно оказываешься в сознании учёного, утонувшего в бессистемных наблюдениях. Нельзя утверждать наверняка, связана ли низкая плотность с замыслом автора или «комфортной» интонацией письма, но тут она странным образом создаёт дополнительное измерение текста.

Вера в рифму и артефакты

В размеренность повествовательного верлибра в «Экспедициях» периодически вторгаются рифмованные стихи, и появляются они не для пущего разнообразия. Если верлибр условно изображает попытку «колонизировать», рационализировать хаос, перевести его на удобный для классификации язык, то регулярная ритмика пробует успокоить хаос, как поют колыбельную или заговаривают раны:

Пишет варан: геккон, выходи вон,

ты топочешь по стёклам, как полный даман,

как неполный слон,

ты наводишь мигрень с четырёх сторон

и при этом даже не пьян.

Почему ты не можешь ходить, как смерть,

как ночной тать,

наползать бесшумно, бесшовно хватать, глотать,

засыпать, не шептать, не стучать, лежать и смотреть.

Говорящий освобождается от нарратива линейной логики. Ритм и рифма здесь – ритуалы, отражающие веру в неявные связи, пронизывающие вселенную. Шаман медитирует, повторяя одни и те же жесты, рисуя циклические символы. Поэт медитирует, перебирая созвучия и образы:

Переводчик держится за язык,

но в грамматике – второй – царит согласованье времён,

безнадёжная ловушка для логиков и лингвистов,

и он спрягает Будду с Гераклом и колонизаторов с Гамкрелидзе

и шумом всадников и знамён,

стадами ракшасов и почему-то твистом...

Вера в «согласованье времён» и неслучайность любого сходства – классика мифологического сознания. А сходство можно найти всегда, ведь оно – в глазах смотрящего. И к науке, и к суевериям человек зачастую обращается в поисках высшего порядка, универсальной точки опоры. И к науке, и к суевериям человек зачастую обращается в поисках высшего порядка, универсальной точки опоры. Метрическая структура регулярного стиха символизирует собой порядок, цельность и согласованность – так же, как и линейный сюжет повествовательного верлибра изображает ось, на которой закреплены события.

Стихотворения с регулярным ритмом в «Экспедиции» напоминают о текстах из предыдущей книги Елены Михайлик – «Ни сном, ни облаком».⁹ В них предельная концентрация аллюзий тоже была своего рода ритуалом – обращением к пантеону, заговариванием «добрых духов» поэзии:

Всюду – вечный покой или вечный бой,

Мандрагора кричит над разрыв-травой,

Письмена ползут по стене.

Молодой человек со своей трубой

На глазном засыпает дне.

И трубит во сне.

Труба из «Газеллы» Мандельштама под звуки блоковского «вечного боя» становится шаманским атрибутом, который будто бы снова появляется в «Экспедиции», но уже в виде другого инструмента:

Правильную флейту против Той Стороны

Можно сделать только из человека.

Фольклористка из города М.

Разбирается в анатомии

Людей и животных.

Вечером после ужина

Она сдаёт руководителю флейту,

Самую аляповатую, самую новую:

Это настоящая, – говорит, –

Я подула в неё для проверки,

И мне сразу же стало плохо.

Исследователь смотрит на флейту, как на непонятный объект; попытка использовать инструмент тут же приводит к неприятным последствиям. Верлибр в «Экспедиции» – будто бы комментарий, учётная запись к артефакту, а рифмованный стих – орнамент на артефакте, вроде «Надписей на прялках» у Леты Югай:

дома

водой

изозераумываться

землю

рукамивозделывать

ногамиисхаживать

огонь

деревьямикормить

назаслонкузапирать

воздух

ложкамиесть.

На алтайских шаманских бубнах нередко можно встретить изображения вертикальной стрелы – Оси Мира, которая, согласно преданию, соединяет Верхний мир (небеса), Нижний мир (подземное царство) и Средний мир (земной). Функция артефакта отражена в его оформлении, что вроде бы убеждает обывателя: предмет магический, настоящий. Может быть, регулярная метрика символически изображает те самые глубинные связи, в которые автор пробует проникнуть при помощи поэтического ритуала? В таком ракурсе верлибр в «Экспедиции» ассоциируется с отсутствием оформления, необходимого для ритуала. Или даже шире – с тем, что неподвластно описанию и измерению, не может быть записано на диктофон.

Нулевая сумма

Характерно, что Елена Михайлик (одновременно и поэт, и исследователь) не занимает ни сторону мифа, ни сторону науки. Научное и мифологическое сознание в «Экспедиции» не конфликтуют, а переплетаются, проникают друг в друга. Иногда – совсем уж откровенно, как в эпизоде с весенней случкой самки хангаруды¹⁰ и вертолёта («В общем, мы все теперь гадаем / какие получатся дети»). Иногда – чуть тоньше:

Там безопасно, но есть одно дело.

У нас там шаман похоронен.

Вернее, голова.

Так вот, перед работой

Заприте его могилу.

Понимаете, он был... нехороший человек.

Эксплуататор.

И люди боятся,

Что он явится во время интервью.

Мы когда-то с таким трудом его убили.

– Я не эксплуататор, – сообщает шаман, –

Я передовик труда,

У меня орден Дружбы Народов. –

Орден и правда есть,

Фиксирует женщина.

И несколько медалей.

Остались от чёрного археолога,

Заглянувшего не в ту могилу.

А сам шаман умер

Ещё до советской власти.

Демоническая сущность подыгрывает антропологам, маскируется под понятный им типаж, то есть управляет собственным мифом, отнимая у науки власть объясняющего. Дух шамана знает, что стал объектом исследования, и пытается обратить его логику себе на пользу. Тем временем экспедиция превращается в магический круг, степной орнамент. Теперь она – лишь декорация сказа о том, как учёные пастухов веселят:

Потом Экспедиция сворачивается

И переезжает в соседний район,

Оставив на месте лагеря

Широкий круг зелёной травы

Высотой в человеческий рост –

Скоту хватает на месяц.

Всё в порядке, пишет хозяин в блоге:

Скот цел, дети целы

И никто не уехал

Учиться на фольклориста.

Хороший год.

Взаимодействие научного и мифологического мировоззрения в книге Михайлик – игра с нулевой суммой, но вовсе не потому, что победа одного означает поражение другого. У них схожие задачи – поиск высшего порядка, универсального объяснения, – а тут и миф, и наука обречены на неудачу. В мире рационального верлибра в «Экспедиции» первооснова бытия – фигура умолчания, нерегистрируемое поле, в мире интуитивной ритмики – нечто вроде детского рисунка. Причины, по которым что-то случается или не случается, не зависят от метода познания:

Он знает – и как шаман, и как нарколог:

Если человек хочет пить,

Он будет пить –

С химией, без химии,

С духами, без духов.

Антропологический поворот

Стихотворение про шамана-нарколога – ключевое для восприятия «Экспедиции». В нём страх перед неизвестным оживает, становится полноценным персонажем, а не развлекательным элементом «саспенса», которым так восторгались критики. Интервью с шаманом проходит вживую, но несколько антропологов не приехали и участвуют по видеочату. Интервью с шаманом проходит вживую, но несколько антропологов не приехали и участвуют по видеочату. Нарколог привычно сканирует ауру студентов («Мальчики – охотники. / И слепы – как все охотники. / Слишком хорошо видят средний мир. / Девочка – слабенькая, / Примерно как он сам. / Не пойдёт на ту сторону»), но с теми, кто подключился удалённо, у него возникают ожидаемые трудности – особенно со Светланой Анатольевной, руководителем практики:

– Простите, а это что? – шаман открывает глаза.

Голос его не дрожит – предмет большой гордости.

В голове – одни осколки:

Как они могли, принести сюда,

Поставить здесь...

Это больница, тут больные.

В мире «Экспедиции» Светлана Анатольевна – что-то вроде андроида. Искусственный интеллект, работающий антропологом, – забавная метафора учёного, не способного размышлять за пределами методологии. Для шамана-нарколога (который вроде бы повидал всякое) искусственный интеллект по видеосвязи – дух в квадрате, тёмная сущность ужасающей природы («Чернее первой северной зимы, / Чернее огня, / Чернее снега на той стороне»). Тем не менее боится он не за себя, а за больных – и именно это характеризует его как личность, а не профессия или оккультные навыки.

Студенты прикалываются над наркологом («Пожалуйста, не гоните её, / У неё от экзорцизма / Всегда очень болит голова», «Погода меняется, СкайНет барахлит»), руководитель практики пресекает насмешки: «Как вам не стыдно. / Работающий человек / Тратит на вас ценное время... / Простите нас, пожалуйста». Светлана Анатольевна и шаман – существа из разных миров, но они близки в способности с пониманием отнестись к непонятному, в эмпатии, которая проявляется даже в экстремальной ситуации. Уважение между обитателями мира науки и мифа в книге Михайлик взаимно и нерушимо, несмотря на кардинальное различие во взглядах на мироустройство. Поэтому говорить о «колонизации хаоса» следует с осторожностью: в «Экспедиции» антропологи уважительно и бережно относятся к «информантам», тогда как колонизация – это прежде всего насилие. Уважение между обителями мира науки и мифа в книге Михайлик взаимно и нерушимо, несмотря на кардинальное различие во взглядах на устройство мира.

В «Экспедиции» происходит то, что в теоретической фольклористике называют антропологическим поворотом – «смещение исследовательских стратегий от обобщенного пересказа и объективного описания к анализу ситуаций речевого взаимодействия». Другими словами, бесстрастной классификации недостаточно, нужен человеческий контакт:

«Речевое поведение исследователя не ограничивается сопровождаемой диктофоном беседой по опроснику, но предполагает также включенное наблюдение и позицию включенного слушателя. Важная инструментальная составляющая такого взаимодействия – коммуникативная иммерсия, благодаря которой создаётся ситуация интимного доверительного общения – совместность, со-участность интервью».¹¹

Именно в со-участии кроется ответ на вопрос «Как устроен мир?» – и на вопрос «Как устроена поэзия?». «Экспедиция» выходит за пределы фольклорной стилизации, равно как и привычной практики работы с документом, ведь поэзия не сводится к обработке опыта, необычным сюжетам или магическим упражнениям с ритмикой и звуком. Она – в преодолении равнодушия, в работе с чуждым и непонятным. Или даже так: поэзия – одна из форм существования непонятного (вместе с мифом и наукой), и благодаря ей непонятное по-прежнему интересно.

1 Мария Степанова. Песни северных южан. М.: АРГО-Риск; Тверь: Kolonna Publications, 2001.

2 Лета Югай. Забыть-река. М.: Воймега, 2015.

3 Михайлик, Елена. Экспедиция: Книга стихов. Ozolnieki: Literature Without Borders, 2019. – (Поэзия без границ).

4 Кирилл Корчагин о книге Елены Михайлик «Экспедиция». Хроника поэтического книгоиздания в аннотациях и цитатах. «Воздух» №39, 2019. + URL: http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2019-39/hronika/

5 Вадим Калинин о книге Елены Михайлик «Экспедиция». Хроника поэтического книгоиздания в аннотациях и цитатах. «Воздух» №39, 2019. + URL: http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2019-39/hronika/

6 Неопытный вертолет испугался. Поэтические новинки ноября. «Горький» от 2 декабря 2019 г. + URL: https://gorky.media/reviews/neopytnyj-vertolet-ispugalsya/

7 Черная простыня, оранжевая строчка. «Артикуляция» №9, 2020. + URL: http://articulationproject.net/5123

8 Информант (спец., лингв.) – человек, являющийся носителем языка и служащий источником информации для исследователей языка, речи.

9 Елена Михайлик. Ни сном, ни облаком. Книга стихов. — М.: Арго-РИСК; Книжное обозрение, 2008.

10 Гару́да (или Хангару́да) — мифический царь птиц в индуистской и в буддийской традиции, получеловек и полуптица. Присутствует на гербе Улан-Батора (Монголия). + URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B0%D1%80%D1%83%D0%B4%D0%B0

11 См. «Материалы XХ Международной школы по фольклористике и культурной антропологии» РГГУ (Москва 2020) +URL: https://www.ruthenia.ru/folklore/pdf/LS_layout_2020.pdf