Децентрализация современной британской поэзии

Поэзия в какой-то момент надломилась, а затем взорвалась, как керамика в печи, и теперь её осколки валяются разбросанные по всей мастерской. Prosodia публикует выступление поэта Саши Дагдейл на конференции о современной поэзии Великобритании в переводе Дениса Безносова.

Дагдейл Саша

фотография Саши Дагдейл | Просодия

Прежде чем говорить о британской поэзии, мне бы хотелось немного рассказать о себе, своём прошлом и взглядах на будущее, поскольку, как мне кажется, таким образом постепенно станет понятнее контекст моих дальнейших размышлений.



От центростремительных тенденций к центробежным


С детства я была заядлым читателем, но в 15 лет бросила изучать английскую литературу. В университете я увлеклась иностранными языками, начала писать и переводить с немецкого и русского. Я изучала немецкий язык на курсе у известного поэта и переводчика Давида Константайна, в процессе учёбы стала осваивать перевод, начала создавать собственные тексты. Но я всегда была сосредоточена на происходившем вовне: читала по-русски и по-немецки, но писала по-английски. Потом большую часть 1990-х я жила и работала в России, поэтому, когда вернулась в Великобританию и начала печататься, я воспринималась как автор из-за рубежа. Я не принадлежала ни к каким школам, объединениям, писательским группам или студиям. Моя первая книга вышла в серии «Oxford Poets», выходившей под редакцией Дэвида Константайна и других поэтов, однако в то время (в начале 2000-х) я, несомненно, занимала в британской поэзии скорее маргинальное место. В своей короткой речи мне бы хотелось показать, что наиболее существенные изменения в поэзии последних двадцати лет связаны с проблематикой центральных и маргинальных явлений, с переходом от центростремительных тенденций к центробежным.


Но ещё буквально несколько слов о моем «становлении». Когда я заявила о себе как о поэте, всюду собирались небольшие группки и неофициальные студии. Скажем, поэт Мими Халвати, основавшая потом вместе с Джейн Дюран и Паскаль Пети Школу поэзии в Лондоне, в 1997-м вела частные мастерские для поэтов и, кстати, продолжает свою деятельность сейчас. Лондонскую мастерскую посещали такие поэты, как Майкл Донахи, Вики Фивер, Ева Зальцман, Дон Патерсон. Были (и есть) и другие подобные студии (мне всегда страшно интересно наблюдать, кто из поэтов посещали такие студии и с кем, и потом отыскивать переклички и сходства поэтик). Но в последние двадцать лет произошел некоторый всплеск всевозможных писательских курсов и обучающих программ. Но в последние двадцать лет произошел некоторый всплеск всевозможных писательских курсов и обучающих программ. Практически при каждом университете Великобритании действует курс creative writing – и, если условно наметить профессиональный путь для поэта, то это, пожалуй, – докторская степень и затем ведение курса creative writing как своего рода поддержки собственной творческой работы.



Фактор «профессионального» поэтического образования


Уверена, что появление «профессионального» поэтического образования оказало большое влияние на британскую поэзию. Мне едва ли удастся перечислить всё в короткой речи, но во многих региональных центрах (Ньюкасл, Манчестер, Ливерпуль, Оксфорд Брукс) существуют небольшие писательские сообщества, местные издания. То есть произошла децентрализация поэзии – всё началось с небольших издательств за пределами Лондона, как Carcanet в Манчестере и Bloodaxe в Ньюкасле, а затем всевозможные организации, вроде Манчестерской писательской школы, Ньюкаслского литературного центра, издательства Pavilion Press при Ливерпульском университете (организованного студентами) и строящейся поэтической библиотеки в Манчестере только поддерживают эти процессы.


Многие пишущие студенты, с которыми я работаю в качестве поэта-резидента в Колледже Сент-Джон при Кембридже, видят своё будущее в написании магистерской диссертации в Великобритании или США. Несомненны преимущества от нахождения внутри писательского сообщества и общения с опубликованными писателями, способными дать вашим произведениям экспертную оценку. Но в тоже время меня порой расстраивают тот факт, что иные писатели, не имеющие возможности попасть на подобные курсы, могут оказаться изгнанными из профессии, многие века не требовавшей обучения.



Влияние цифровой революции на поэзию


Когда я начала публиковаться, всюду бушевала цифровая революция, и мы горячо обсуждали, как эти события повлияют на издательские процессы. Подобные перемены в значительной степени произошли в последние двадцать лет, и мне крайне интересно было за ними наблюдать и поражаться, насколько естественно всё поменялось (подумать только, ведь наши тогдашние рассуждения о наступлении эпохи цифровых технологий сродни представлению художников о космосе из отцовской энциклопедии 50-х…). И правда, возможности стали разнообразнее.


Практически каждый может создать свой журнал, блог или независимое издательство. Кроме того, стали затрагиваться новые, прежде не хоженые области: появилось региональное книгоиздание, поэзия рабочего класса и выходцев из разных культур, поэтический перформанс и тематика ЛГБТ. Инстаграм и социальные сети оказались превосходными местами для бытования поэзии. Минимальными усилиями вы можете собрать аудиторию для любого сообщения, которое только задумаете. К тому же, социальные сети позволяют точно определить состав потенциальной читательской аудитории.


Эти процессы абсолютны и глобальны, а сопутствующие им споры (и конфликты) всеобщи: с одной стороны, поэзия во мгновение ока стала высоко востребована, с другой, она игнорируется и вытесняется из актуального поля (продажи поэтических книг находятся в стабильном упадке, хотя продажи инста-поэтических картинок слегка прикрывают трещины в статистике).



Как поэзии сохранить свою душу


Как говорится, поэзии место вне книжного рынка и денежных отношений. Поэзия обязана критиковать капиталистический подход и протестовать, принимая во внимание тот факт, что поэтические издательства продают физический продукт, и самые успешные из них наиболее коммерчески адаптивны. Поэзия сейчас глубоко политична и необходима, но в то же время ничего никому не даёт и не читается никем за пределами поэтического сообщества.


Когда я работала главным редактором журнала Modern Poetry in Translation, мы неоднократно размышляли над этими вечными вопросами: как сделать журнал более привлекательным для широкой аудитории и при том сохранить свою душу. Мне кажется, что вся эта ситуация отсылает нас к весьма скептическому восприятию поэзии у Бродского – как статистически незначительных явлений, нагнетаемых до уровня футбольного стадиона всеобщим несчастьем. Мне кажется, что вся эта ситуация отсылает нас к весьма скептическому восприятию поэзии у Бродского – как статистически незначительных явлений, нагнетаемых до уровня футбольного стадиона всеобщим несчастьем. Мы, конечно, глубоко несчастливы, и, вероятно, поэтому поэтические споры раздуваются так стремительно, будто бы от них столь многое зависит?


Существуют определённые конкретные области, касающиеся языка и истории, которые, пожалуй, представляют особый интерес для иностранного читателя. Английский язык глобален, наполнен имперским (или постимперским) содержанием. Между тем, международный английский обладает многими звучаниями, диалектами, идиолектами, акцентами и проч., которые всё чаще возникают в британской поэзии. Первыми зазвучали голоса с Британских островов (в 1979-м ирландская поэтесса Медб Макгукиан подала своё в итоге победившее стихотворение на Национальный поэтический конкурс под «звучащим по-английски» псевдонимом, потому как думала, что с родным именем у неё не будет ни малейшего шанса). Однако частью международного английского также являются карибские и индийские голоса, ранее отсутствовавшие области письма и лексики: гей- и квир-сообщества, к примеру, или медицинская терминология, описывающая посттравматические расстройства.


Подобное вбирание речевых пластов само по себе политично, поскольку иллюстрируют переход от стандартизированного языка к хору равных форм постколониального английского. Сначала подобные явления произошли в США, затем, наконец, дошли до нас: поэты, для которых английский – неродной язык, формируют поэтическую речь, опираясь на свой опыт, насыщая текст иностранной лексикой и порождая в нём новые смыслы.



Новая проблема канона


Переход поэзии от строгих институциональных иерархий с несколькими арбитрами, издателями и критиками на вершине, преимущественно мужского пола, говорящими с ныне не встречающимся нигде «правильным произношением», к гораздо более плоскостной структуре всевозможных блогов, локальных премий, стипендий и независимых издательств, нагляднее всего, пожалуй, можно продемонстрировать на таком примере: когда я была подростком, подруга подарила мне двухтомное издание Оксфордской антологии английской поэзии (от Спенсера до Крабба / от Блейка до Хини). Зная, что я пишу стихи, подруга любезно подписала книги, что, мол, надеется увидеть мои стихи в третьем томе. Недавно я открыла книгу и наткнулась на эту надпись. Разве может быть у английской поэзии третий том? Кто же будет бесспорным специалистом по «английской» поэзии, способным собрать такую выборку и как же он решит, что туда включать? Любая современная антология ограничивается той или иной тематикой, узкоспециальной, помеченной как «выбор отдельного эксперта», часто весьма аккуратна в вопросах обобщения и репрезентации. Никому в здравом уме не придёт в голову утверждать, что выбранный канон подводит некий итог либо содержит определенный период поэзии. Потому что поэзия в какой-то момент надломилась, а затем взорвалась, как керамика в печи, и теперь её осколки валяются разбросанные по всей мастерской.


Мы упорствуем в своей тоске по прежней понятной поэтической культуре. Существенная часть современной читательской аудитории хотела бы, чтобы нынешняя поэзия была такой же статичной и восхитительной, как стихи Китса или Уилфреда Оуэна, воспринятые нами по истечении лет, не взирая на реалии их собственного времени и споры вокруг наследия. Недавно я готовила документальную передачу о Китсе, и два человека, не имеющих отношения к стихам, высказали мнение, что современная поэзия утратила свою суть, стала сугубо «академическим» жанром, и отныне её функции приняла на себя поп-музыка. Надо сказать, я даже с некоторой симпатией отношусь к подобной точке зрения. Один из актуальных подходов к формированию современной антологии состоит в том, чтобы произвести нечто крайне объемное и неподъемное, а задача верстальщика – впихнуть пять стихотворений на страницу, чтобы они как-то читались - содержание не имеет существенного значения. Это своего рода отречение от ответственности, поскольку поэзия не переживает большого расцвета. Но ведь должно быть скорее наоборот. Мы несём ответственность за сохранение поэзии посредством её чтения, обсуждения, даже угла, под которым держим текст, когда читаем его. Более того, любой выбор инклюзивен и эксклюзивен одновременно, просто мы утратили способность принять тот факт, что мы сами становимся эксклюзивными, когда делаем выбор в ту или иную пользу – либо утратили способность признать, что сами одновременно динамичны и статичны. В любой момент мы предстаём статичными перед миром, и делаем статичный выбор здесь и сейчас, даже сломя голову несясь вперед, подобно Протею.



Мои не самые английские вкусы


Я, несомненно, во многих отношениях наследую ключевым историческим процессам. Я предстаю в качестве маргинальной фигуры, смотрящей переводческим взглядом наружу, на чужие литературные традиции, и потому меня трудно идентифицировать внутри британского писательского сообщества. В Великобритании нет традиции сочетания писательской деятельности с переводческой. Я начинала как лирический поэт, испытывала влияния преимущественно мужской романтической – то есть в некотором смысле вордсвортской – традиции. Но потом многое переменилось, и случившиеся перемены в восприятии принесли мне только пользу.


Поэты-первооткрыватели, такие как Дон Ми Че и другие, преодолевавшие разрыв между переводом и оригинальным письмом, живущие между двумя культурами, сделали населенный переводчиками мир культурных зависимостей и языковых условностей гораздо более осязаемой областью письма. Но подобно многим поэтессам, мне, конечно, пришлось переучиваться. В книге Object Lesson ирландская поэтесса Иван Боланд трогательно пишет о своём поэтическом становлении и внезапном осознании, что в лирической традиции начисто отсутствует место для её женского эго. Конечно, можно предположить, что такие писатели, как Боланд или Эдриэн Рич, раз и навсегда прорвали эту пелену, однако спустя десятилетия после них моё восприятие по-прежнему было исполнено в мужских лирических традициях. Разница лишь в том, что отныне, погружаясь рассудком в своего рода женскую лирическую пустоту и осваивая эти области с позиции переводчика, мы ступаем по очерченным территориям. И эти территории ещё далеки от мейнстрима, но больше не одиноки и не опасны, как в прежние времена. Мне интересны поэты звучащего слова и метафизической сложности. Мне интересны поэты звучащего слова и метафизической сложности. А это, как мне кажется, не самое английское сочетание. Боюсь, мне скорее не нравится сентиментально-шовинистская доступность Ларкина, несмотря на его несомненный поэтический дар.


В заключение я хотела бы порекомендовать некоторых поэтов, с чьим творчеством столкнулась в последнее время. В частности, это Дж. О. Морган, шотландский поэт невероятного масштаба и философско-научных познаний - его стихи переводит Денис Безносов. Стивен Уоттс, другой поэт-переводчик, никем не замеченный, но, вполне вероятно, Уильям Блейк своего поколения. Его работа «Республика собак/Республика птиц» была недавно переиздана. Написанная в 1980-х, затем утерянная, книга описывает в оригинальной лирической форме процессы джентрификации в нищем лондонском Ист-Энде. Эмили Берри, нынешний редактор Poetry Review – увлекательный и яркий поэт, за творчеством которого я слежу. Я уже упоминала корейско-американскую поэтессу Дон Ми Че. Вот ещё две американских поэтессы, книги которых выходят в британских издательствах: Шейн Макрэй и Джоэль Максуини. Мне также понравилась недавняя книга Лавинии Гринлоу, а также книги Лоры Скотт (изданной в Carcanet) и Лиэнн Куинн (Dedalus) – обе поэтессы в определенной степени вдохновляются русской литературой. Наконец, поэтесса Бану Капил, недавний лауреат премии Т. С. Элиота, – поэт-экспериментатор и художница, чья книга «Как вымыть сердце» представляет собой замечательный цикл, описывающий полные напряжения отношения между хозяином и гостем из азиатской страны, книга с имперским послевкусием и тяжелой проблематикой, нависающей над героями.


Prosodia.ru — некоммерческий просветительский проект. Если вам нравится то, что мы делаем, поддержите нас пожертвованием. Все собранные средства идут на создание интересного и актуального контента о поэзии.

Поддержите нас

Читать по теме:

#Современная поэзия #Литературные сообщества
Неопочвенники, или Кукушата гнезда Кузнецова

Ядро неопочвеннического религиозного направления в условно молодой поэзии сегодня - московская поэтическая группа «Разговор», основанная в 2006 году в Москве. В нее вошли поэты Григорий Шувалов, Александр Дьячков, Николай Дегтерёв, Александр Иванов. Поэт и критик Анна Аликевич попыталась разобраться в наследии и трансформациях этой группы.

#Лучшее #Поэтическая пушкиниана #Пушкин
Леонид Аронзон: Пушкин скачет на коне

85 лет назад, 24 марта 1939 года, Родился Леонид Аронзон. Очередной материал «Русской поэтической пушкинианы» посвящен стихотворению Леонида Аронзона, в котором Пушкин оказывается творцом вселенной.