Геннадий Григорьев. Новая вера – футбол
Геннадий Григорьев сумел высказаться об игре в крупной лиро-эпической форме. И сделал он это не в завершение традиции, а одним из первых, и первым же обозначил футбол в качестве новой веры. О поэмах «День "Зенита"» (1986) и «Мы болеем за "Спартак", или Футбольное путешествие из Петербурга в Москву» (1997) как раз и пойдет речь.
Геннадий Григорьев (1950 – 2007) обрел общероссийскую популярность в перестроечные годы. Его стихи заучивались наизусть, расходились на цитаты, становились песнями, часто без всякого упоминания автора текста. Например, «Сарай», одно из лучших стихотворений о перестройке:
Во дворе у нас на полном на серьезе
Дядя Миша перестраивал сарай.
Дядя Боря, разойдясь, пригнал бульдозер.
Дед Егор ему как рявкнет: – Не замай!
В родном Питере Григорьев был, по выражению филолога В. Топорова, «королем поэтических подмостков, пока существовали сами эти подмостки». Что же касается народности, то ею поэт далеко не в последнюю очередь обязан работе с футбольной темой. Он единственный на сегодня серьезный автор, написавший сразу две поэмы о футболе. Вторая, «Мы болеем за "Спартак", или Футбольное путешествие из Петербурга в Москву», даже вышла отдельной книгой в 1997 году.
Когда в 2010-м была учреждена поэтическая премия имени Геннадия Григорьева, присуждаемая за веселые и жизнеутверждающие, в чем-то даже панковские стихи, появились желающие допускать к участию в конкурсе только футбольные кричалки, в особенности матерные. В принципе, это справедливо: поэт был первым, кто включил их в ткань своих произведений. Он также был первым, кто прямо и просто написал о футболе, как о новой вере, и о стадионах – как ее храмах: «Пусть нам оставят хоть такого бога» (цит. по сборнику «Это футбол!». М.: ООО «Издательство Тублина», 2017, с. 84).
Погорим об этом подробнее на примере поэмы «День "Зенита"». Cюжет в ней строится вокруг поездки лирического героя в компании приятеля и переводчика Абрама Колунова на матч между «Зенитом» (Ленинград) и «Динамо» (Киев) и, далее, вокруг самого матча. В описании поездки особенно замечателен фрагмент, где дается ответ на вопрос «куда ж нам плыть?», явно приравненный к классическому для России «что делать?»:
«Куда же нам плыть?» –
этим дивным вопросом
во все времена задавался народ,
не веря компасам, не веря матросам,
из бочек на мачтах смотревшим вперед.
«Куда же нам плыть?» –
беспокоило Ноя.
«Куда же нам плыть?» – сомневался Ясон.
Куда же? Туда же, хоть время иное,
иная волна и иной горизонт!
Куда же нам плыть ради жизни и славы?
Какой нас сегодня маяк поманит?
Так Пушкин когда-то обрезал октавы:
«Куда же нам плыть?»
Мы плывем – на «Зенит»!
После такого ответа на вопрос «что делать?» вполне естественно обозначить «Зенит» и «боление» за него в качестве новой веры. А вера предполагает чудеса. Вся поэма строится на ожидании такого чуда – гола. 33-й сектор стадиона им. С.М. Кирова всячески подбадривает некто Рыжий Онли (парень выбил у себя на теле «Онли Зенит» еще до того, как освоил английскую азбуку). Он в полной мере задействует арсенал футбольных кричалок, и звучит это как своего рода катехизис, смотр самых главных жизненных ценностей (цитируется с сохранением орфографии оригинала):
– ПЫТХЫКОР ТЫШКЕНТ?
– НЕТ! –
(…)
– ХАЙРАТ ЛАМАЛАТА?
– НЕТ! –
(…)
ХОХЛЯНДСКАЯ ДИНАЯМА?
– НЕ-Е-ЕТ! –
(…)
СИТАЛИЧНЫЙ СПИРТАК?
– НЕТ! –
(…)
СБОРНАЯ ВСЕГО МИРА ВО ГЛАВЕ С МУРАДОННОЙ?
– НЕТ! –
Рыжий Онли сплюнул и пошел с последнего козыря:
КОНЬЯК, КОТОРЫЙ ЛЬЕТСЯ РЕКОЙ?
– НЕТ!
ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ ПОЕТ… ВСЕМ И БЕСПЛАТНО?
– НЕТ! –
ЗЕНИТ ЛЕНИНГРАД?
И от громоподобного «Д-А-А!» содрогнулась земная
твердь,
и у восточной трибуны
сдуло, как ветром,
ларек по продаже безалкогольных напитков.
Самое интересное, что в итоге 33-й сектор и, что гораздо важнее, игроков «Зенита» на поле подбодрили совсем не вопли Рыжего Онли, а слова Абрама Колунова, интеллигента, вызывающе одетого в серое, а не сине-белое, да и вообще еврея.
Фрагмент матча «Зенит» – «Динамо» (Киев), 1984 год.
Нет, не погас еще огонь в крови!
И, на глазах у всех прикончив флягу,
мой Колунов не выдержал:
«Дави!
Гоняй, братва, в чужой сачок кругляку!»
…………………………………
…………………………………
Ну Колунов…
его уже заносит.
Откуда у Абрама эта прыть?
Что тридцать третий?
Тридцать третий – просит…
А Колунов – он требует забить!
Магия слова «гоняй в чужой сачок кругляку» действительно переломила ход игры, как говорят спортивные комментаторы. Юрий Желудков получает пас с правого фланга и бросается на прорыв: бей, Юрочка! «И Юра бьет, и сетка гасит мяч!»
Следующая главка поэмы, написанной в основном привычными силлабо-тоническими размерами, называется «Что делается» и выполнена уже верлибром: так, видимо, катарсис понятнее. Заканчивается все так:
И мальчонка,
сидевший рядом с нами,
вдруг сбросил с себя
сине-белую курточку,
и упали вниз полы семинаристской рясы,
и блеснул в мальчишеских руках крест,
и еще неломаный,
еще неломаный мальчишеский дискант
вывел над внезапно притихшим сектором:
«БОЖЕ, "ЗЕНИТ" ХРАНИ…»
У Евгения Евтушенко в стихотворении о матче СССР и ФРГ в 1955 г. были такие строки:
… катили с медалями и орденами
Обрубки войны к стадиону «Динамо»,
В единственный действующий храм,
Тогда заменявший религию нам.
Но эти стихи написаны в 2009-м, так что в разработке темы футбола как новой веры все-таки не Григорьев наследовал шестидесятникам, а скорее наоборот: в 1960-е о Боге еще речи не было, скорее – убрать Ленина с денег. Так что Евгений Александрович тут действовал ретроспективно.
В поэме «Мы болеем за "Спартак"» таких смелых вертикальных метафор нет, но там нет и высоколобого, пусть и пьющего Абрама Колунова. Спутником лирического героя становится просто некий Кузьмич, человек из народа, заядлый болельщик главного столичного клуба. А кто такие кузьмичи, известно. Об этом хорошо написано у Дмитрия Данилова, о котором речь еще впереди: «Классический кузьмич – это болельщик советско-пролетарского вида, в кепочке, с папиросой в углу рта, возможно, страдающий тяжелой семечкозависимостью. Этакий тертый мужичок, слесарь-инструментальщик пятого разряда».
Нет и никакого семинариста в финале. Вместо пения «Боже, "Спартак" храни» (что, конечно, было бы для поэта элементарным самоповтором), звучит кричалка: «ПОКА МЫ ЕДИНЫ, МЫ НЕПОБЕДИМЫ». Она обыгрывается весьма разнообразно. Например, в политическом ключе: «Не будем делиться на красных и белых, пусть за "красно-белых" болеет народ». В эротическом: «На Оленьке я не напрасно шепчу: "ПОКА МЫ ЕДИНЫ, МЫ НЕПОБЕДИМЫ"». Даже в собственно поэтическом: «И это – стихи! И не требуйте прозы». И все-таки до высот «Дня "Зенита"» эта более поздняя поэма, как нам кажется, не дотягивает, хотя и очень интересна как минимум в качестве рифмованного варианта поэмы в прозе «Москва – Петушки»: большая ее часть проходит в поезде за пьянкой. В общем, в сборник «Это футбол!» (с. 63 – 86) Вадим Левенталь включил «День "Зенита"» вполне заслуженно.
В завершение разговора хочется сказать вот что. У Геннадия Григорьева есть замечательный однофамилец Олег Григорьев (1943 – 1992). Он тоже относится к числу тех немногих авторов, кто выступил с целой поэмой о футболе. Она написана в том же 1986 году, что и «День "Зенита"», называется без затей – «Футбол» – и посвящена Диего Арманде Марадоне, который совсем недавно, 25 ноября 2020 года, покинул этот мир. Чрезвычайно важно, что и в ней игра сродни отправлению некого религиозного культа, а ее родословная напрямую возводится к первым дням творения:
… Где родилась та игра?
Выдвигалось версий много,
Но, наверное, вот в чем суть:
Человечек встал на ноги,
Сразу надо что-то пнуть –
Репу, мышку, колобок…
Коротал, наверно, Бог
С молодым Адамом время,
Поддавая мяч в Эдеме.
(О. Григорьев. Птица в клетке. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, с. 234).
Развернутого сюжета в поэме нет, это даже скорее большое стихотворение, чем поэма. И все же разговор о лиро-эпической форме в футбольной поэзии и замечательных достижениях в этой области Геннадия Григорьева хотел бы завершить еще одним фрагментом из поэмы его однофамильца и земляка, просто в память о Марадоне:
Марадону смело можно
В поле сравнивать с Пеле:
Тот как куб, и этот тоже
Пуп футбольный на земле.
А сравнить по славе если,
То с Битлами или Пресли.
Да, хорош он, нету слов.
Но забьет ли Марадона
Больше тысячи голов?
Если да – его корона.
Марадона забил за свою карьеру всего 259 мячей. Но вот что интересно: два лучших – «Рука Бога» и «Гол столетия» – случились как раз во время победного для Аргентины Чемпионата мира 1986 года в Мексике, по следам которого, в том же самом году, и была написана поэма Григорьева. Возможно, автор посвятил ее Марадоне не из одной только болельщицкой симпатии, но и как один художник – другому. А корона у Диего и тогда уже была, счет голов тут особой роли не играет. Главное – их качество. Как со стихами.
Во дворе у нас на полном на серьезе
Дядя Миша перестраивал сарай.
Дядя Боря, разойдясь, пригнал бульдозер.
Дед Егор ему как рявкнет: – Не замай!
В родном Питере Григорьев был, по выражению филолога В. Топорова, «королем поэтических подмостков, пока существовали сами эти подмостки». Что же касается народности, то ею поэт далеко не в последнюю очередь обязан работе с футбольной темой. Он единственный на сегодня серьезный автор, написавший сразу две поэмы о футболе. Вторая, «Мы болеем за "Спартак", или Футбольное путешествие из Петербурга в Москву», даже вышла отдельной книгой в 1997 году.
Когда в 2010-м была учреждена поэтическая премия имени Геннадия Григорьева, присуждаемая за веселые и жизнеутверждающие, в чем-то даже панковские стихи, появились желающие допускать к участию в конкурсе только футбольные кричалки, в особенности матерные. В принципе, это справедливо: поэт был первым, кто включил их в ткань своих произведений. Он также был первым, кто прямо и просто написал о футболе, как о новой вере, и о стадионах – как ее храмах: «Пусть нам оставят хоть такого бога» (цит. по сборнику «Это футбол!». М.: ООО «Издательство Тублина», 2017, с. 84).
Погорим об этом подробнее на примере поэмы «День "Зенита"». Cюжет в ней строится вокруг поездки лирического героя в компании приятеля и переводчика Абрама Колунова на матч между «Зенитом» (Ленинград) и «Динамо» (Киев) и, далее, вокруг самого матча. В описании поездки особенно замечателен фрагмент, где дается ответ на вопрос «куда ж нам плыть?», явно приравненный к классическому для России «что делать?»:
«Куда же нам плыть?» –
этим дивным вопросом
во все времена задавался народ,
не веря компасам, не веря матросам,
из бочек на мачтах смотревшим вперед.
«Куда же нам плыть?» –
беспокоило Ноя.
«Куда же нам плыть?» – сомневался Ясон.
Куда же? Туда же, хоть время иное,
иная волна и иной горизонт!
Куда же нам плыть ради жизни и славы?
Какой нас сегодня маяк поманит?
Так Пушкин когда-то обрезал октавы:
«Куда же нам плыть?»
Мы плывем – на «Зенит»!
После такого ответа на вопрос «что делать?» вполне естественно обозначить «Зенит» и «боление» за него в качестве новой веры. А вера предполагает чудеса. Вся поэма строится на ожидании такого чуда – гола. 33-й сектор стадиона им. С.М. Кирова всячески подбадривает некто Рыжий Онли (парень выбил у себя на теле «Онли Зенит» еще до того, как освоил английскую азбуку). Он в полной мере задействует арсенал футбольных кричалок, и звучит это как своего рода катехизис, смотр самых главных жизненных ценностей (цитируется с сохранением орфографии оригинала):
– ПЫТХЫКОР ТЫШКЕНТ?
– НЕТ! –
(…)
– ХАЙРАТ ЛАМАЛАТА?
– НЕТ! –
(…)
ХОХЛЯНДСКАЯ ДИНАЯМА?
– НЕ-Е-ЕТ! –
(…)
СИТАЛИЧНЫЙ СПИРТАК?
– НЕТ! –
(…)
СБОРНАЯ ВСЕГО МИРА ВО ГЛАВЕ С МУРАДОННОЙ?
– НЕТ! –
Рыжий Онли сплюнул и пошел с последнего козыря:
КОНЬЯК, КОТОРЫЙ ЛЬЕТСЯ РЕКОЙ?
– НЕТ!
ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ ПОЕТ… ВСЕМ И БЕСПЛАТНО?
– НЕТ! –
ЗЕНИТ ЛЕНИНГРАД?
И от громоподобного «Д-А-А!» содрогнулась земная
твердь,
и у восточной трибуны
сдуло, как ветром,
ларек по продаже безалкогольных напитков.
Самое интересное, что в итоге 33-й сектор и, что гораздо важнее, игроков «Зенита» на поле подбодрили совсем не вопли Рыжего Онли, а слова Абрама Колунова, интеллигента, вызывающе одетого в серое, а не сине-белое, да и вообще еврея.
Фрагмент матча «Зенит» – «Динамо» (Киев), 1984 год.
Нет, не погас еще огонь в крови!
И, на глазах у всех прикончив флягу,
мой Колунов не выдержал:
«Дави!
Гоняй, братва, в чужой сачок кругляку!»
…………………………………
…………………………………
Ну Колунов…
его уже заносит.
Откуда у Абрама эта прыть?
Что тридцать третий?
Тридцать третий – просит…
А Колунов – он требует забить!
Магия слова «гоняй в чужой сачок кругляку» действительно переломила ход игры, как говорят спортивные комментаторы. Юрий Желудков получает пас с правого фланга и бросается на прорыв: бей, Юрочка! «И Юра бьет, и сетка гасит мяч!»
Следующая главка поэмы, написанной в основном привычными силлабо-тоническими размерами, называется «Что делается» и выполнена уже верлибром: так, видимо, катарсис понятнее. Заканчивается все так:
И мальчонка,
сидевший рядом с нами,
вдруг сбросил с себя
сине-белую курточку,
и упали вниз полы семинаристской рясы,
и блеснул в мальчишеских руках крест,
и еще неломаный,
еще неломаный мальчишеский дискант
вывел над внезапно притихшим сектором:
«БОЖЕ, "ЗЕНИТ" ХРАНИ…»
У Евгения Евтушенко в стихотворении о матче СССР и ФРГ в 1955 г. были такие строки:
… катили с медалями и орденами
Обрубки войны к стадиону «Динамо»,
В единственный действующий храм,
Тогда заменявший религию нам.
Но эти стихи написаны в 2009-м, так что в разработке темы футбола как новой веры все-таки не Григорьев наследовал шестидесятникам, а скорее наоборот: в 1960-е о Боге еще речи не было, скорее – убрать Ленина с денег. Так что Евгений Александрович тут действовал ретроспективно.
В поэме «Мы болеем за "Спартак"» таких смелых вертикальных метафор нет, но там нет и высоколобого, пусть и пьющего Абрама Колунова. Спутником лирического героя становится просто некий Кузьмич, человек из народа, заядлый болельщик главного столичного клуба. А кто такие кузьмичи, известно. Об этом хорошо написано у Дмитрия Данилова, о котором речь еще впереди: «Классический кузьмич – это болельщик советско-пролетарского вида, в кепочке, с папиросой в углу рта, возможно, страдающий тяжелой семечкозависимостью. Этакий тертый мужичок, слесарь-инструментальщик пятого разряда».
Нет и никакого семинариста в финале. Вместо пения «Боже, "Спартак" храни» (что, конечно, было бы для поэта элементарным самоповтором), звучит кричалка: «ПОКА МЫ ЕДИНЫ, МЫ НЕПОБЕДИМЫ». Она обыгрывается весьма разнообразно. Например, в политическом ключе: «Не будем делиться на красных и белых, пусть за "красно-белых" болеет народ». В эротическом: «На Оленьке я не напрасно шепчу: "ПОКА МЫ ЕДИНЫ, МЫ НЕПОБЕДИМЫ"». Даже в собственно поэтическом: «И это – стихи! И не требуйте прозы». И все-таки до высот «Дня "Зенита"» эта более поздняя поэма, как нам кажется, не дотягивает, хотя и очень интересна как минимум в качестве рифмованного варианта поэмы в прозе «Москва – Петушки»: большая ее часть проходит в поезде за пьянкой. В общем, в сборник «Это футбол!» (с. 63 – 86) Вадим Левенталь включил «День "Зенита"» вполне заслуженно.
В завершение разговора хочется сказать вот что. У Геннадия Григорьева есть замечательный однофамилец Олег Григорьев (1943 – 1992). Он тоже относится к числу тех немногих авторов, кто выступил с целой поэмой о футболе. Она написана в том же 1986 году, что и «День "Зенита"», называется без затей – «Футбол» – и посвящена Диего Арманде Марадоне, который совсем недавно, 25 ноября 2020 года, покинул этот мир. Чрезвычайно важно, что и в ней игра сродни отправлению некого религиозного культа, а ее родословная напрямую возводится к первым дням творения:
… Где родилась та игра?
Выдвигалось версий много,
Но, наверное, вот в чем суть:
Человечек встал на ноги,
Сразу надо что-то пнуть –
Репу, мышку, колобок…
Коротал, наверно, Бог
С молодым Адамом время,
Поддавая мяч в Эдеме.
(О. Григорьев. Птица в клетке. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, с. 234).
Развернутого сюжета в поэме нет, это даже скорее большое стихотворение, чем поэма. И все же разговор о лиро-эпической форме в футбольной поэзии и замечательных достижениях в этой области Геннадия Григорьева хотел бы завершить еще одним фрагментом из поэмы его однофамильца и земляка, просто в память о Марадоне:
Марадону смело можно
В поле сравнивать с Пеле:
Тот как куб, и этот тоже
Пуп футбольный на земле.
А сравнить по славе если,
То с Битлами или Пресли.
Да, хорош он, нету слов.
Но забьет ли Марадона
Больше тысячи голов?
Если да – его корона.
Марадона забил за свою карьеру всего 259 мячей. Но вот что интересно: два лучших – «Рука Бога» и «Гол столетия» – случились как раз во время победного для Аргентины Чемпионата мира 1986 года в Мексике, по следам которого, в том же самом году, и была написана поэма Григорьева. Возможно, автор посвятил ее Марадоне не из одной только болельщицкой симпатии, но и как один художник – другому. А корона у Диего и тогда уже была, счет голов тут особой роли не играет. Главное – их качество. Как со стихами.
Читать по теме:
Болельщик Евтушенко
О том, что во времена оттепели поэты выступали на стадионах, знают все. Но о том, что шестидесятники могли на стадионном и – конкретно – на футбольном материале выразить дух времени, мало кому известно. Евгений Евтушенко, безусловно, главный болельщик эпохи.
Вратарь Набоков
Мало кто знает, что в матче с командой немецких рабочих в борьбе за мяч Владимир Набоков получил сильный удар в голову, лишился сознания и был замертво унесен с поля. Павел Рыбкин разбирался с ролью футбола в поэтическом творчестве автора «Лолиты».