Ия Кива. Бумажный кораблик на войне

Кива Ия. Подальше от рая. – Киев, Каяла, 2018. – 86 с.

Ия Кива – филолог по образованию, поэтесса, переводчица, лауреат ряда международных и украинских фестивалей и конкурсов. Летом 2014 года из-за конфликта на территории Донбасса переехала в Киев. Поэтическая книга «Подальше от рая» вошла в список лучших книг 2018 года по версии литературного объединения Pen Ukraine. В 2019 году вышел сборник стихов на украинском языке «Перша сторінка зими» («Первая страница зимы»).

На обложке книги – фотография Донецкого металлургического завода 1930-х – 1950-х годов, на фоне которого как будто детский рисунок – марка с изображением бумажного кораблика. Что расскажет нам девушка с необычным именем Ия Кива о судьбе этого беззащитного гостя из детства?

На презентации книги в ноябре 2018 года Ия Кива говорила, что поводом для издания поэтической книги стало желание отправить в свободное плавание собранные под одной обложкой тексты, связанные с войной. «Подальше от рая» – это попытка удалиться от места, которое казалось идеальным и спокойным. И вместе с тем – горькая ирония: даже мирный индустриальный Донбасс в качестве рая выглядит странно (что уж говорить об охваченном войной).

Это работа с травмой, когда дистанция между автором и лирическим субъектом минимальна:

вся жизнь теперь на ворованных сковородках

в ношеных шмотках подлатанных шкурках

в жёлтых подтекающих штукатурках

мы ли не сеяли и не пахали

мы ли убивцев не убивали

а поглянь чего вокруг натворили

погань и только

падаем и не больно

разве тихонечко подвываем

и забываем откуда жили

а ежели свидимся Ванечка на том свете

ты уж надень красную свою рубашку

ты уж предъяви им крестное своё знамя (с. 9)

Этот текст, открывающий сборник, фиксирует настоящее безрадостное время («тихонечко подвываем»), говорит о прошлом («убивали») и условном будущем («ежели свидимся на том свете»). Слышится фольклорная интонация причитания (во второй и четвёртой строфах), которая сразу даёт нам понять, что предмет разговора не только личный, но и общечеловеческий.

Карта мира этого поэтического сборника выстраивается вокруг полярных точек: Россия и Украина, война и её отсутствие, человек и мир.

В дисгармоничном мире противоположностей звучит не только голос лирического субъекта, но и раздаются голоса других персонажей, как будто случайно услышанные:

дай-ка ты ей по роже

по сухой её коже

чтобы она с месяцок не вставала

в кровати блевала

лицо закрывала

гюльчатай блядь жмеринского разлива

и не то чтобы голосила так подвывала

противно так подвывала

баба паскудная черноглазая

сука панночка Украина

чтоб ты сдохла

и дети твои украинцы

телик-то сделай потише

Николаша (с. 42)

Это честная поэзия (по определению Олега Демидова, non-fictionpoetry – то есть, невыдуманная), в которой замена низкой лексики литературными словами выглядела бы странно.

Мир рушится, «бо в цій країн страху нема де сховатися» («потому что в этой стране страха негде спрятаться»). Большая часть текстов сборника написана на русском, но есть и четыре текста на украинском. Нельзя сказать, что они особым образом маркированы – они всё о той же боли переживания травмы. Их присутствие объясняется просто: повсюду – внутри и вовне – вавилонское многоголосие. Кроме того, в текстах также можно встретить фразы на польском и английском. Этот мир настолько парадоксален, что делает насущным то, что таковым являться не должно:

...в здешних краях считается противоестественным

если война не течёт по трубам

в каждый дом

в каждую глотку (с. 63)

Война – центральная болевая точка сборника, большая часть стихов посвящена этой саднящей теме. Включаются мотивы памяти и истории, которые личные переживания поднимают до уровня общечеловеческих.

сын мой на склад завезли много материи

цвета второй мировой войны говорят

крепкой как вера людей в светлое будущее

плотной как иллюзии о всеобщем равенстве

дорогой как жизни которых не сосчитать

наша забота сшить большой красный флаг

им мы накроем убитых в концлагерях

задушенных на конспиративных квартирах

умерших самостоятельно в жёстких кроватях

павших смертью героя в священной войне... (с. 32)

Интонация свободного стиха служит тому, что текст звучит искренне, просто, без избыточного пафоса, который иногда можно обнаружить в разговоре на тему войны. В приведённом отрывке обыгрывается образ красной материи, которая напоминает не только флаг советского государства, но и струящуюся кровь, без которой не обходится ни одна война. В сгущающейся тьме этой вечной войны уже неразличимы свои и чужие:

...но это не наши мёртвые ты говоришь

это ихние мёртвые ты говоришь

и опять попадаешь туда

то есть опять не туда попадаешь

думаешь господи как тут темно... (с. 61)

Во всех критических откликах на книгу Ии Кивы «Подальше от рая» (например, в рецензиях Олега Коцарева, Олега Демидова и Александра Ретивова) сделан акцент на самой громкой и явной теме сборника – на опыте переживания войны. Однако это не единственное, на что стоит обратить внимание, – значительно важнее попытки преодоления, поиски точки опоры.

Лирическая героиня не ждёт спасения от Бога. Вначале он назван «проволочным», затем выражено сомнение, был ли он, а после – ницшеанское «бог умер»: в сознании alter ego поэта смерть родного отца эквивалентна потере бога.

Лирическая героиня не тешит себя надеждой на понимание. Люди образуют «фракции немотивированной агрессии», и в каждой семье идёт своя война. В мире постоянных потерь и ужаса приходится делать выбор между любовью и жизнью, невозможно позволить себе эмоциональную расточительность – жить и любить:

давай договоримся приблизительно вот о чём

что эти полгода я всё ещё буду жить

не потому что люблю тебя

не потому что ты меня любишь

вовсе не потому что никто никого не любит

просто в эти полгода я выбираю жить

без планов на послезавтра

без контурной карты

без какой-либо уверенности

в том что жить эти полгода всё-таки стоит... (с. 20)

Живые, искренние контакты вообще крайне затруднены («человек человеку – онлайн»), и это обрекает на одиночество с ощущением постоянной угрозы. Лирическое «я» понимает, что собственное тело – это ненадёжная защита («вытоптали всё тело»), и более или менее безопасным пространством становится интернет, где предпринимается попытка определения и обретения себя через акт письменной фиксации мыслей:

ты и сам себе не можешь ответить о чём ты думаешь

музыкальная школа пять лет филфака культурология

человек как бесплатное приложение к постмодернизму

никому не нужное и необязательное к изучению (с. 39)

Ия Кива, филолог, широко использует постмодернистские приёмы и языковую игру в своих текстах. В поликультурном пространстве её стихов соседствуют деятели искусства, космонавты и политические деятели. Все эти неожиданные появления – попытка спрятаться в иронии, убежать от ужаса происходящего и даже как будто принять его в единственно возможном для себя виде. Доминантный мотив войны как нездоровья страны перекликается с едва уловимым мотивом болезни как нездоровья тела. И – слабая попытка ее преодоления: «це не твоя хвороба, не твоя війна» («это не твоя болезнь, не твоя война»). Это не о желании забыть, это о робком поиске того, как жить дальше:

ешь сахарные зерна печали

пей стыдливое молоко человечности

тело моё, лежащее на боку

боль не имеет пространства и времени

как молитва или искусство

созерцать и ждать

это ли не распад личности

нет это постраспад личности

детский рисунок

когда останавливаются часы

формалиновое пребывание

рассыпанные на постели иголки кактуса

если совсем не дышать

смерть на мёртвое не позарится (с. 53)

Это стихотворение – одно из главных в сборнике. Оно передаёт состояние болезни, связывающей душу и тело, и даёт рецепт преодоления: принятие, созерцание, ожидание. Слабой надежде на возможность новой жизни вторит последняя строчка последнего стихотворения: «и ждёшь когда крест на шее даст первый зелёный листок».

Поэзия Ии Кивы подкупает своей искренностью, своей шероховатой грубостью. Проговаривание травмы в поэтической форме – это не заговаривание её, не попытка забыться, но честный взгляд в лицо своей боли, для которой время не делится на прошлое, настоящее и будущее.