Катя Капович: «Я люблю ясность»

Справка об авторе

Катя Капович – двуязычный писатель, автор двенадцати книг на русском и двух на английском языке. Лауреат Премии Библиотеки Американского Конгресса (2001), международной премии Хемингуэя и двух Русских премий – за книгу рассказов и повестей «Вдвоём веселее» (2013) и книгу стихов «Другое» (2015). Живет в Бостоне, преподает поэтическое и прозаическое мастерство в MIT. Печатается в литературных журналах: «Воздух», «Волга», «Дружба народов», «Звезда», «Знамя», «Новый мир» и др. В издательстве «Эксмо» в 2021 году вышла книга избранных стихов Капович «Город неба».

1. Всегда ли вы сами можете объяснить, о чем стихи? Или стихи не обязательно должны быть объяснены?

В идеале, да. Я люблю ясность. Еще я люблю, когда в самом стихе содержится ключ к говоримому. Чтобы были «встроены» – будь то шутливо или всерьез – основание и мысль.

2. Перечитываете ли вы свои стихи, а, перечитывая, находите ли в них новые смыслы? Меняете ли текст со временем?

Перечитываю и переписываю по многу раз. Зачастую я вижу, что стих «говорил» одно, а я не услышала его и повела не туда.

Пример: Вот совсем недавно я написала стих – вроде вышло неплохо. Я его поставила в Фейсбук, и тонкий поэт Лариса Миллер, которая бесконечно добра к стихам коллег, написала мне, что хорошо бы поменять две последние строки, поскольку они как-то ничего не добавляют к сказанному. Я посмотрела и поняла, что она права. Показываю оба варианта в той последовательности, в какой они писались.

* * *

Прозрачный мотылёк в двойном стекле,
где действует решительный мороз,
давай мы доживём при зимней мгле
до теплых дней, до миллиона роз.

До лучших дней, до стука топора
в соседнем недостроенном дому,
до тоненького пенья комара,
и молодую кровь сдадим ему.

Я и сама живу таким питьём,
кровинкой бытия. Смешная мысль.
Давай мы доживём, мы доживём.
Давай потянем жизнь, потянем жизнь.

* * *

Прозрачный мотылёк в двойном стекле,
где действует решительный мороз,
давай мы доживём при зимней мгле
до теплых дней, до миллиона роз.

До лучших дней, до стука топора
в соседнем недостроенном дому,
до тоненького пенья комара,
и молодую кровь сдадим ему.

Я и сама живу таким питьём,
кровинкой бытия с твоей руки
в таком зазоре под сплошным стеклом,
как только в зимнем доме мотыльки.

3. Можно ли ваше творчество разделить на этапы? Есть ли такое стихотворение, после которого вы стали другой?

Да, мои сочинения безусловно можно разделить на этапы. В моем случае эти этапы во многом связаны с географией: я много раз меняла место жительства в Союзе, а далее, в зрелые годы, жила в двух странах: сначала в Израиле почти три года, потом в Штатах – уже почти тридцать два года. И вот именно здесь, в Штатах, я, оказавшись в языковом вакууме, вдруг, говоря языком эзотериков, «проснулась». В чем это заключалось? Произошла деромантизация собственного образа, и, как результат, мне перестала нравиться любая красивость в стихах. Сначала я замолчала на несколько лет, писала прозу и стихи по-английски, а когда записала снова по-русски, то, мне кажется, что это было уже другое. Все это случилось где-то в 95-м году. Переломным стало стихотворение «Космополит», ну и другие стихи, которые впоследствии вошли в книги «Перекур» (Из-во «Пушкинский фонд», 2000 г., Санкт-Петербург) и «Веселый дисциплинарий» (Из-во «Новое Литературное Обозрение», 2005 г., Москва).


КОСМОПОЛИТ

Когда идет по улице пехота,
вернувшаяся с маленькой войны,
и теплятся глаза у патриота
слезою умиленья без вины,

тогда стою с закушенной губою
и долго не могу согнать с лица
усмешку, по наследственной кривую,
подсмотренную в детстве у отца.

Так до него, разумный обыватель,
мой дед высокомерно морщил нос,
когда его по среднерусской карте
тащил тифозный паровоз.

Там конвоир входил в вагон зеленый,
наган с оттяжкой приставлял к виску
профессора истории, шпиона
английского. Там длинный лес в снегу.

Высокий лоб, холодный взгляд эстета.
Я четко вижу, как он умирал:
зевнул, протер очки куском газеты
и долго на нос надевал.

4. Как соотносятся ваши «английские» и «русские» стихи: что общего и в чем разница? В темах? В форме? В месте действия? Это тот же самый автор, только пишущий по-английски?

Мне трудно судить, насколько я в английских стихах остаюсь собой. Предполагаю, что другая по форме, но та же по содержанию. Возможно, что я в них взрослее и остраненней: другой язык делает то же самое, что делает в жизни поэта время – дает посмотреть на события со стороны. И еще, поскольку английский емче, жестче, то в противовес я, наверное, мягче и немного более просто рассказчик. Самое очевидное отличие: я по-русски не написала ни одного верлибра, а по-английски у меня есть и формальные стихи, и верлибр.

5. Есть ли у вас поэтические единомышленники – среди современников, в прошлом? Как вы думаете, важно иметь единомышленников, важно быть частью какой-то группировки? В разные эпохи на этот вопрос отвечали по-разному…

Нет, никогда не принадлежала ни к какой группировке: в юности у меня были друзья, мы собирались и читали друг другу стихи. Наверное, и сейчас бы собирались, но «иных уж нет, а те далече». Когда я приезжаю в Россию, в основном, в Москву, то моментально обретаю среду, чувствую, что здесь мой читатель, здесь и те, кого люблю читать. Безусловно, как у всякого правила, и у этого есть исключения: есть много высокочтимых, любимых мной поэтов, живущих за границей, но просто здесь стихи не имеют большого значения, мало упоминаются в разговоре, никогда никто не будет читать их по кругу в кухне за вином – такое и в голову никому не придет. Объяснить этот феномен не могу, просто так оно устроено в мире.

6. Что дает импульс к работе (подслушанное, увиденное, запах)?

Я ночью плохо сплю, встаю в чертову рань, пишу стихи, потому что не знаю, что еще делать с собой.

7. Используете ли ручку или пишете сразу на компьютере?

В основном я пишу на компьютере, но иногда, если нахожусь в дороге, пишу на бумаге – на любой, какая попадется под руку. Но в принципе у меня очень хорошая память, и если что-то дельное приходит в голову, то я потом помню – так что можно и вовсе не записывать.

8. Делаете ли во время работы рисунки?

Нет, никогда. Я не умею рисовать.

9. Проверяется ли стихотворение чтением вслух (себе или другим)?

Я вообще-то не пишу стихи, я бормочу стихи. Иногда подолгу, часами, могу ходить и бормотать что-то без всякого выражения, просто так.

10. Какие ощущения у вас связаны с окончанием работы?

Ощущение окончания работы такое, что ничего не окончено. Великий поэт Уистан Оден как-то сказал: «Нет законченных стихов, есть стихи оставленные». Вот у меня такое же мнение. Редко-редко бывает, что мне кажется, что стих дописан, что ничего не надо переделывать, и это такое редкое чувство, и тогда в душе праздник.

11. Оказывают ли на вас какое-нибудь влияние рецензии? Могут ли у вас опуститься руки после нелестных слов в свой адрес? Как вы вообще оцениваете работу «критического цеха» в данный момент?

Ну, естественно, неприятно, когда плохая рецензия, но не могла бы сказать, что меня плохие сильно огорчали, потому что я и сама о своих стихах не очень высокого мнения. Пишу, переписываю, а потом, прочитав, имею сильное желание выбросить. Так и поступаю. У самокритичности есть и обратная положительная сторона: похвала меня тоже не сильно обольщает. Больше всего радует, когда стих нравится другому поэту, когда похвалит какой-нибудь чтимый мной собрат по перу.

12. Когда лучше пишутся стихи? И как долго?

Лучше всего пишется рано на рассвете. Условие написания стихотворения: чтобы до писательства я не разговаривала ни о чем и ни с кем. Правда, с мужем, тоже поэтом, мы может обмениваться репликами. Он, как и я, встает рано, и мы в утренние часы обычно ведем совсем простые диалоги, типа: «Ты сваришь кофе?» –  «Угу!» – «Сделай на меня тоже!» – «Ладно!»

13. Назовите свое любимое стихотворение (из своих), о котором вы могли бы сказать что-то типа «ай да Пушкин, ай да сукин сын!»

* * *

Когда под небом невесомые
однажды жили мы с тобой,
когда нам пели насекомые
в плафонах зелени густой,

тогда уже в часы вечерние
мне стал являться странный звук,
как бы листвы сердцебиение
передавалось пальцам рук.

В те дни, измученная мыслями,
ещё не внятными уму,
я поднималась и меж листьями
брела в мерцающую тьму.

За огородами капустными
шли помидорные поля,
и было и светло, и грустно мне,
и вся земля была моя.


О Кате Капович читайте в материале Prosodia: Катя Капович. Душа на вздохе
А ее новые стихи можно прочитать здесь: Катя Капович. Живи, и в мире будет всё в порядке