Лабораторная работа современной поэзии

Зубова Л. Грамматические вольности современной поэзии. 1950–2020. – М.: Новое литературное обозрение, 2021. – 656 с.

Что такое «вольность» в современной поэзии?

Когда мы говорим о «вольности» в поэзии, то неизбежно заходим на территорию интуитивных оценок и мировоззренческих споров. Для исследования, ставящего перед собой задачу научного осмысления современной поэзии, это создает проблему, и именно преодоление этой проблемы – главный сюжет книги Людмилы Зубовой. «Вольность» всегда существует в контексте нормы, как нечто, что противостоит «разрешенному» или игнорирует его. И прежде чем классифицировать «вольность», необходимо договориться о категориях «разрешенного», единой координатной сетке норм, что в сегодняшнем поэтическом сообществе вряд ли возможно.

Тем не менее анализ «вольности» как явления языка осуществим, и здесь есть разные подходы. Можно заранее принять, что экспериментальная составляющая поэзии не обязана вписываться в нормы и стандарты и они не способны ее полностью охарактеризовать, а могут только указывать на сам факт отклонения и его форму. Тогда необходимо исследовать другие аспекты, уходить в сферу интерпретаций, проводить титаническую работу, в которой показано, как грамматические аномалии поэтического текста влияют на восприятие образов, передачу авторского высказывания, вступают в диалог с другими уровнями языка, с поэтическими традициями и т. д. Ну или можно исследовать грамматику в поэзии как нечто отдельное и самостоятельное, ограничиваясь лишь формальным описанием того, какая норма нарушается и как именно.

Книга Людмилы Зубовой идет, в основном, по второму пути, и фраза из предисловия, мол, «поэзия сопротивляется стандартам восприятия», кажется дежурной. Куда лучше подход исследователя описывает другая цитата: «В наше время поэзия с её активизированной филологичностью – это своеобразная лингвистическая лаборатория: исследование языка в ней не менее продуктивно, чем научное». Концепция «поэзии как лаборатории» неизбежно описывает свободу языковых экспериментов как нечто ограниченное лабораторными условиями. То, что выводит поэзию за пределы теоретических моделей, обычным синтезом не получишь. Неудивительно, что грамматические вольности, показанные в книге, опираются на неординарное и расширительное толкование грамматических норм, но не отрицают их полностью: это обусловлено самим подходом автора к проблеме.

Какими бывают грамматические эксперименты?

Книга «Грамматические вольности современной поэзии» представляет собой перечисление различных видов грамматических экспериментов, сгруппированных в категории. К каждому виду даны примеры с кратким комментарием. Настолько кратким, что в нем не остается места для разговора о роли этих экспериментов в построении авторского высказывания или в создании уникального поэтического мировоззрения. Впрочем, как уже говорилось выше, в рамках выбранной автором методики анализа такой разговор принципиально невозможен.

Вот, скажем, требуется показать, как употребление неправильной винительной падежной формы работает на одушевление объекта. Среди прочих примеров Людмила Зубова обращается к третьей строфе из стихотворения Александра Левина «Опишу ли» и показывает, какие лексические единицы помогают уловить олицетворение во фразе «Опишу ли, как не любит / задаваку и трамвая». Диалог текста Левина с «Птицеловом» Багрицкого отмечается просто как клинический факт: «Дополнительным фактором многоаспектного олицетворения является игровая интертекстуальность». Далее, не делая никаких выводов, автор продолжает перечислять аналогичные примеры у других поэтов из совершенно разных поколений и эстетических направлений. Единственное, что из этого можно заключить, – кажется, этот прием использовали многие. Что ж, при современном многообразии поэтических практик так можно сказать, наверное, про любой прием.

Странным образом в книге Людмилы Зубовой не уделено внимание деконструктивистской поэтике, которая в работе с отклонениями от грамматических норм доходит до их полного разрушения; так, не представлена, например, поэзия Василия Ломакина, Ники Скандиаки и т. д. Из поэтов, исследующих подобные темы, приводится только Сергей Бирюков, но и его стихи используются лишь для иллюстрации вполне стандартных приемов вроде рифмы «бы – судьбы», в которой частица приобретает свойства не служебной, а самостоятельной части речи. Решение включать в книгу только те виды экспериментов, которые находятся в тесном взаимодействии с нормами и не отрицают их, трудно обосновать с методической точки зрения. Возможно, автора мотивировали причины эстетического характера, лежащие скорее в области вкуса, что несколько обесценивает академический тон книги и ее претензии на научную объективность.

Книга охватывает период русскоязычной поэзии 1950-х – 2020 гг., внутри которого произошло множество фундаментальных изменений, которые никоим образом не упоминаются. Понятно, что исследование сосредоточено на конкретном аспекте языка, но если характер использования грамматической аномалии и частота обращения к ней меняются в течение выбранного периода, игнорировать это парадоксально. Видимо, тогда пришлось бы говорить о поэзии как об историческом явлении, а не лабораторном инкубаторе по производству новых приемов, что в задачи книги, похоже, не входило.

С каждым новым разделом «Грамматических вольностей современной поэзии» грамматические эксперименты усложняются, и там, где заходит речь о категориях залога, времени, глагольной сочетаемости, оставаться в рамках чисто технического описания приема все труднее и труднее. Тем не менее автору это удалось. Разумеется, уход в интерпретации выводит филолога на зыбкую почву, и научный текст должен оставаться научным. Но какой смысл анализировать приемы, если не делать из этого выводы? В чем назначение лабораторных экспериментов, если не в проверке теорий и построении фундаментальных моделей, обобщающих наблюдения?

После шестисот страниц перечисления примеров внезапно появляется статья с разбором стихотворения Евгения Клюева «На языке пираха». До статьи доберется только очень упорный читатель, но его ждет награда – единственный за всю книгу пример подробного, обстоятельного исследования связи грамматических аномалий с тематикой стихотворения, художественным высказыванием и заложенным в него мировосприятием:

«В стихотворении Евгения Клюева отношения между предметами, природой, людьми, понятиями предстают то определёнными, то неопределёнными, в современных языковых единицах мерцают древние слова и формы. Это существенно для понимания текста о племени, живущем вдали от цивилизации, сохранившем первобытные представления о мире. Описание мировосприятия этого племени соотнесено с утопией как вымышленно счастливым местом обитания людей, как место с застывшим временем. И те языковые ограничения [существующие в языке пираха], которые описывает и частично воспроизводит Евгений Клюев, парадоксальным образом предстают языковой свободой».

Книга, полностью состоящая из подобных текстов, вывела бы разговор о грамматических аномалиях в современной поэзии на новый уровень и была бы интересна не только языковедам. Но такой книги пока не существует.

Кому адресована эта книга?

Целевая аудитория «Грамматических вольностей современной поэзии», конечно, в первую очередь лингвисты. Но, как часто бывает с книгами издательства «НЛО», к ней проявляют интерес и поэты, и критики, и другие читатели, интересующиеся именно поэзией, а не языковедением как таковым. Широко распространено мнение, что для чтения современной поэзии необходим определенный уровень лингвистической подготовки – вот и Людмила Зубова отмечает ее «активизированную филологичность». Мне кажется, что читатель-неспециалист будет этой книгой разочарован. Она эффективно демонстрирует многообразие грамматических экспериментов в современной поэзии и их соотнесение с языковыми нормами. В остальном ее назначение загадочно.

Если поэзия – это лаборатория, то, продолжая аналогию автора, книга Людмилы Зубовой – лабораторная методичка. Ну а раз техники грамматических экспериментов могут быть представлены в методичке, значит, их при должной сноровке освоит кто угодно. Берем условный «нулевой» конвенциональный текст, вписываем в него аномалии и отклонения в соответствии с методикой – и готово. Но разве так создается поэзия? И неужели исследование возможностей языка – единственная ее функция, о которой стоит говорить, пусть даже и в контексте отдельно взятого явления?

Приемам и видам экспериментов в книге даны наукоемкие названия, на которые удобно ссылаться при аналитическом разборе чьей-нибудь поэтики в духе современной филологической критики. Удобство, впрочем, иллюзорное. Если вы пишете о действительно значимом и неординарном поэте, то законы его поэтической вселенной вам придется описывать заново, изобретая для них новые формулы или переосмысляя старые. А если вы пишете о поэте, которого можно исчерпывающе представить через приемы других поэтов, то зачем вы вообще о нем пишете?

Проблема аналитического подхода к современной поэзии

Попыткам исследовать грамматику в поэзии как нечто отдельное и самостоятельное, как ни парадоксально, противостоят в первую очередь приведенные в книге примеры. Большинство из процитированных поэтов – значимые имена, уже оставившие заметный след в русскоязычной поэзии. Само существование этих поэтов противоречит концепции «поэзии как лаборатории». И в их стихах есть множество других, не грамматических вольностей и прочих видов необычного, глубокого поэтического вещества, которое неизбежно перетягивает на себя внимание.

Сказывается и специфика объекта исследования. Например, вышедшая в прошлом году книга Юрия Орлицкого «Стихосложение новейшей русской поэзии», анализируя метрику и строфику современного стиха, неизбежно обращается к различным традициям, а через них – к поэтическому мировоззрению поэтов. Связь между грамматикой и мировосприятием не так очевидна, но она есть. К сожалению, в книге «Грамматические вольности современной поэзии» эта связь системно не анализируется. Причем исследованы только примеры конвенциональных, «правильных» грамматических аномалий, а прочие виды вольностей как бы вынесены за скобки. Тем самым создается ложное ощущение, что все языковые эксперименты именно так и работают: строго в пределах структуры нормативности, с оглядкой на «разрешенное».

Книга Людмилы Зубовой хорошо иллюстрирует главный недостаток стандартного лингвистического подхода к поэзии: уверенность в его полной самодостаточности и безграничных возможностях. Если для вас поэзия – лаборатория языка, чьи внутренние процессы полностью поддаются аналитическому описанию, то книга Зубовой, несомненно, подкрепит вашу уверенность. Если же вы считаете, что подлинная свобода поэтических экспериментов лежит за границами стандартов и нормативов и не обязана их учитывать, а методы филологии и языковедения не работают отдельно от художественного и философского осмысления текста, то эта книга останется для вас сборником интересных цитат, сопровожденных очевидными (и потому, разумеется, точными) комментариями.