Мейнстрим с человеческим лицом

Виталий Пуханов. Приключения мамы. — СПб.: Пальмира, 2021.

Пуханов как «народный» поэт

Виталий Пуханов – наверное, самый нетипичный лауреат Премии Андрея Белого (ПАБ) в её новейшей истории. У ПАБ сложился ореол «премии для экспертов», которая награждает исключительно радикальных новаторов, в разной степени состоявшихся в поэтических кругах и практически не известных за их пределами. Тем интереснее выбор в пользу Пуханова – внутри экспертного поля он признан давно, но и вовне – популярнее, чем большинство коллег. Числу его подписчиков в соцсетях позавидуют многие журналы и проекты. В эпоху «взаимного аутсайдерства» (по выражению Е. Вежлян) Пуханов, наверное, ближе всех к образу «народного» поэта – но возможен ли сегодня вообще такой статус?

В экспертных кругах низкий интерес к современной поэзии принято объяснять так: 1) серьёзное искусство всегда обращено к культурному меньшинству; 2) современная поэзия работает с дискомфортными переживаниями, с которыми мало кто хочет иметь дело; 3) поэзия может стать популярной, только если сделать её примитивной и превратить в индустрию досуга.

Здесь можно поспорить чуть более, чем с каждым словом. Артхаусное кино и инди-жанры в музыке тоже часто работают с дискомфортными переживаниями и не рассчитаны на большинство – тем не менее, их аудитория несоизмеримо шире. Впрочем, теоретические дискуссии на эту тему бессмысленны, ведь всегда найдётся тот, кто скажет, что поэзия – «это другое». Иногда лучше привести пример – и вот тут книга Виталия Пуханова «Приключения мамы» подходит, как никакая другая.

Поэзия Пуханова как (вне)элитарное чтение

Поэзия Пуханова легко опровергает тезисы об элитарной природе чтения стихов. Она заведомо обращена не к меньшинству, а к большинству, играет с узнаваемыми культурными кодами, перерабатывает вторичный словесный материал, не становясь при этом примитивным развлечением. Такой «мейнстрим здорового человека» – сложная литература, притворяющаяся попсой:

Тебе придется стать сильным и отважным мужчиной,
Пусть ты ботан и чмо.
Падут все, кто мог держать оружие: следом за мужчинами смелые женщины
И даже отчаянные дети.
Придёт твой черед выйти во тьму
С жалким металлом в слабых руках.
Тебя проводят взглядами,
Полными ужаса и надежды,
Как сильного и отважного мужчину.
Теперь сильный и отважный мужчина – ты.

Стихотворение построено на мемах или даже на хештегах (#сильныйотважныймужчина, #смелыеженщины). Тем не менее, оно не прячется за готовыми структурами, а напрямую обращается к читателю, иронически подбадривая его. Можно расслышать отзвуки лермонтовского «Письма» («Услышишь звук военного металла», «И — падает перо из слабых рук…»), а можно их и вовсе не учитывать. Текст Пуханова работает в обоих случаях, ведь травма бессилия и отчаяния, что у поэта, что у не-поэта имеет сходную природу.

Дискомфортных переживаний, кстати, у Пуханова бывает больше, чем, например, в актуальном травмоговорении и других драматично-беспросветных жанрах экспериментального письма. Его поэзия всегда на стороне слабых, нерешительных, оставленных, и потому трагична по своей сути, пусть это и выражено в комической форме:

Неделю каша на обед
И мучает бронхит.
А он не жалуется, нет,
За всё благодарит.

Вот в дом пришли и мышь, и моль,
И рыжий таракан.
А он благодарит за боль,
Упрямый старикан.

Давно все бросили его,
Оставили легко.
И он смеётся: го-го-го!
Хохочет: хо-хо-хо!

Представитель «культурного меньшинства» увидит отсылки к «Весёлому старичку» Хармса и сходу вчитает в текст тему смеха как спасения от жестокости мира. И тему детской поэзии как формы политического высказывания. И бог ещё знает что. Для тех, кто не знает об этой связи, стихотворение окажется даже более мрачным, и хохот старика в пустой комнате прозвучит, например, так, словно у человека, близкого к сумасшествию, начинается истерика. Акцент, таким образом, смещается с литературной игры на травму выживания как основы жизни. Персонаж освобождается от функции гиперссылки, и его эмоции выходят на первый план.

Пуханов как точка входа в современную поэзию

В случае с Пухановым нехватка поэтической эрудиции у читателя не затрудняет восприятие текста, а наоборот – открывает новые вариации и трактовки. Схожий эффект и в стихотворении, которым заканчивается книга «Приключения мамы»:

Я так долго не видел маму,
Что старые женщины стали напоминать мне её.
Вот мама идёт за хлебом.
Вот ждёт трамвай на морозе.
Вот стоит в очереди в сберкассу.
Мамино бордовое зимнее пальто
И темно-зелёное демисезонное не знают износа.
Воротник из собольей спинки всё так же строг.
Мама никогда не узнаёт меня.
Мы долго не виделись,
Я сильно изменился.

Первая строчка отсылает к популярной в советское время песне Михаила Ножкина из фильма «Освобождение» («Ещё немного, ещё чуть-чуть / Последний бой — он трудный самый / А я в Россию, домой хочу / Я так давно не видел маму!»). Для тех, кто привык, что современную поэзию обязательно необходимо расшифровывать, цитата запускает цепочку рассуждений о том, как Ножкин превратил «маму» в эрзац-понятие, шаблон пропаганды, а Пуханов вернул ей аффективность, которая со временем тоже оказывается утраченной, и т.д., и т.п. Если же отбросить сюжет присвоения/переприсвоения индивидуальной памяти, текст фокусируется на том, что понятно и доступно каждому: боль утраты, чувство вины.

Стихи Виталия Пуханова популярны, потому что оставляют зазор для профанного, любительского чтения, не проседая при этом в качестве и сложности. Идеальная точка входа в современную поэзию для читателя-новичка. Правда, многое из неё после Пуханова не захочется читать – но кто говорил, что быть «культурным меньшинством» легко?