Мирослав Немиров. Поэт глазами жены

– В Википедии написано, что Немиров (8 ноября 1961, Ростов-на-Дону – 21 февраля 2016, Москва) организовал буквально всё: тюменский рок-клуб, сибирский панк, ростовский рок-клуб, товарищество художников «Искусство или смерть», товарищество мастеров искусств «Осумасшедшевшие безумцы» (ОсумБез)… Кем он себя ощущал – организатором или поэтом? Что он говорил на эту тему?


– Понятно, что он не говорил про себя: «я – поэт, я – организатор». Немиров вообще считал, что искусство – это единый поток. Он всегда старался передружить музыкантов с поэтами, поэтов с художниками. Он говорил, неправильно, что художники – отдельно, писатели – отдельно. Это всё едино, просто кто-то вырывается вперёд. Он хотел, чтобы каждый знал, что делается в соседнем потоке. Чтобы было взаимообогащение, взаимоопыление, обмен новыми приемами, идеями. Все равно, в конце концов, писатели используют открытия художников, художники – открытия музыкантов и наоборот. Немиров хотел, чтобы это было сразу и сейчас, чтобы это был взрыв. Он не считал себя ни только организатором, ни только поэтом, как-то себя вообще не определял.

Немиров не просто разбирался в живописи, музыке, поэзии, он всегда видел, что в них хорошего, откуда растут ноги. Это был такой человек Возрождения. Человек, который подружил всех.


– Впервые я увидел Немирова, когда пришёл в только что открывшийся ростовский рок-клуб. Люди в кожаных кепках набирали какие-то тексты, курили сигареты. Казалось, они печатают подпольные листовки и завтра будут их распространять. И вообще была революционная атмосфера. Мирослав был революционером?


– Конечно. Но не политическим. Художественным революционером. «Политикой хочешь заниматься? Иди колодцы отравляй, гайки от шпал отвинчивай, чтобы поезда под откос пускать! Листовки под копирку на машинке печатай и на стены обкома клей! К бардам иди (в оригинале сказано резче. – Prosodia) – они такое любят, будешь новым Галичем. А мы – честные деятели радикальных искусств, мы художественными исканиями занимаемся, а не политической борьбой!» – это его слова.

Революционность была в нём всегда, изначально был таким. Особенностью Немирова было то, что он всегда опережал время и своих современников. В универе Немиров занимался структурной лингвистикой, специализировался на языкознании, диплом писал по семантике приставок… Те открытия, которые он сделал, будучи еще студентом, получили развитие спустя 15 – 20 лет.


– Как вы познакомились?


– Мы познакомились на первом курсе филологического факультета Тюменского университета. Немиров был в замшевом пиджаке, бритый налысо, очки и сияющие глаза. Налысо – чтобы на девчонок не отвлекаться, а только всерьез заниматься наукой... Немиров всех поражал. Уже на первом курсе он на равных разговаривал с пятикурсниками и с преподавателями. В университетской многотиражке ему посвятили две статьи. Первая называлась «Остановите Немирова!»: в ней говорилось, что нельзя быть таким умным и гениальным. Название второй сразу не вспомню.





На филфаке было много девочек и мало мальчиков, и почти все девчонки были в него влюблены. За счастье считалось просто пройтись рядом по улице.

Надо сказать несколько слов о Тюменском университете. Тюменская область долгое время оставалась неразвитой, городов как таковых не было. Тюменский север – это болота, болота и болота. Но пошла нефть. Стали развиваться города и сама Тюмень. Местный пединститут буквально за 3 года расширили и превратили в университет. Своих преподавателей не хватало, их прислали из Москвы и Питера. Приехали структурные лингвисты. Преподаватели были очень молодые, мы с ними бухали, курили… Немирова они называли на Вы, общались как с равным. Молодые препы пытались нас расшевелить. Но мы и так были детьми пассионариев, ведь кто приезжал на тюменский север?

Немиров был очень широко и разносторонне образованным человеком. Читал всегда и везде, не расставался с книгами, потом с ноутбуком… Трудно сказать, о чем он мог бы не знать. Например, любил математику, читал работы Бурбаки (Никола Бурбаки – псевдоним группы французских математиков, созданной в 1935 году; целью группы являлось написание серии книг, отражающих состояние математики того времени. – Prosodia), труды по теории множеств. Поэт Александр Курбатов, преподаватель математики в Бауманке, приносил Немирову научные книжки, и Немиров их все серьезно штудировал. В последние годы много рисовал. С художником Авдеем Тер-Оганьяном они хотели сделать выставку. Это был очень разносторонний человек. К нему нельзя подобрать какое-то слово.


– А кто придумал название «Осумасшедшевшие Безумцы?


– Немиров, конечно… У Немирова был редкий дар – он умел разбудить человека в самом начале его пути, разглядеть талант. И более того – показать человеку, как его развивать. Он был очень хороший преподаватель, любую сложную тему мог быстро и доходчиво объяснить, не нагромождая кучи терминов. Любил запаливать движухи, вместе гораздо интереснее. Он строил машину успеха, а самому этот успех ему был не нужен. Когда было понятно, что машина работает, он ее оставлял и делал что-то новое, все время это новое изобретал. Когда заработал тюменский рок-клуб, он уехал в Ростов-на-Дону. Там сделал рок-клуб, потом с Авдеем Тер-Оганьяном сделал «Искусство или смерть». Умел зажигать людей. Когда мы делали ОсумБез, он собрал неизвестных ребят и сказал: «Готовьтесь быть звездами».





Тогда мы выпускали интернет-журнал Топос.ру. Самотёком пошли материалы – стихи, романы, рассказы. Смотрела их сначала я. Пришло письмо от одного человека, там было 3 рассказа. Я пошла к Немирову, говорю, ни на что не похоже, посмотришь? А он говорит, давай напечатаем. Так мы открыли Дмитрия Данилова. Он приезжал к нам в Королёв, первая встреча длилась 3 дня. На третий день Немиров и Данилов проснулись раньше всех, сели на кухне похмеляться, долго разговаривали. Данилов рассказал как торговал когда-то чаем. Мирослав послушал и сказал – вам бы, батенька, об этом написать. За это и подняли тост. Данилов вернулся домой и сразу начал писать свою первую большую вещь – «Чёрный и зелёный». Родионов с Емелиным были тогда мало или почти неизвестными авторами. Мы их тоже печатали в Топосе. А когда оттуда ушли, Немиров решил сделать товарищество, говорил, пропадут пацаны, надо поддержать. Но с ОсумБезом он тоже расстался. Машина успеха дальше работала без него. А у него началась музыка, проект аРрок Через Океан. Даже стиль музыкальный свой был придуман – панк-степ.


– Кстати, у Немирова есть такое стихотворение:


Мне в этом городе очень уж, братцы, скучно, –
Нет у меня дружбанов, нет интересных книжек,
Нету весёлых, дурацких, безумных подружек,
Не с кем даже бабахнуть порою винишка.

Мне в этом городе очень уж грустно, ребята.
В этой пустыне у полюса, наглухо замороженной,
Мне, например, вот чего тут нифига не понятно:
Где же всеобщие почести мне, за мой ум и талант, каковые положены.

Нет. Вот что главное: очень обидно уж из телевизора
Мне вдруг узнать, что имеется ж и Понаровская,
Где-то на свете, впридачу почти полуголая!
Так, не бросай же о, друг Агдам! одною и трезвою
Мою печальную, уже почти лысеющую голову!

О каком городе речь?


– О Надыме, это Заполярье. Летом, когда там полярный день, догадаться о времени можно только по магазинам: открыт магазин, значит, день; закрыт – значит, ночь. В Надыме (в 1986 году Немиров работал снабженцем на ГП-13 Уренгойского ГКМ. – Prosodia) не было среды, в которой ему было бы интересно, об этом и стихотворение.


– Я обратил внимание, что многие стихи имеют две и даже больше даты написания: 1988, скажем, и 2011. Он возвращался к стихам, его что-то в них не устраивало?


– Да, некоторые стихи он дописывал, некоторые переделывал, он считал, что стихи надо раз в десять лет пересматривать и править в лучшую сторону. Приводил в пример Заболоцкого, который переделал свои ранние стихи, и от этого они стали гораздо лучше, гораздо сильнее. Он всегда возвращался к старым стихам, это был его принцип. Немиров говорил поэту Владимиру Богомякову: «Вот, Бога, ты написал стихотворение и отставил. А ты дай стиху отлежаться, потом поработай над ним еще». Такая стратегия была у Немирова – брать не количеством, а качеством…





В нулевые, в десятые годы он правил старые стихи, чтобы выкорчевать мат… Вы знаете, почему он вообще стал писать стихи с матом? Это было в 80-е.

Первая причина – решил писать такие стихи, которые никогда не будут опубликованы, не будут признаны Союзом писателей. Это была первая причина. Сознательная. Сразу, еще учась в университете, он понимал, что не будет иметь дело ни с какими советскими институциями. Это была его четкая позиция. Только андерграунд.

Есть еще одна причина, художественная. Немиров сделал серьёзное открытие: что любой текст на русском языке – газета, справочник токаря – превращается в стихи при помощи трех частиц (всем известные нецензурные ругательства, два двуcложных, одно – односложное. – Prosodia). Легко демонстрировал это, говорил, дайте мне любую книгу, программу КПСС, скажите, какой нужен размер – и тут же, с листа, начинал читать ту же программу КПСС стихами. Герман Лукомников в интервью Colta очень хорошо проиллюстрировал это потрясающее изобретение: «Немиров открыл, что любой прозаический текст легко можно превратить в силлабо-тонические стихи, если кое-где вставить эти словечки. В самом деле, возьмем, к примеру, начало романа Л.Н. Толстого "Анна Каренина". "Все смешалось в доме, (односложное ругательство), Облонских" – это хорей (ср. "Выхожу один я на дорогу"). Меняем позицию "артикля" – получается трехсложный размер, анапест: "Все смешалось, (односложное ругательство), в доме Облонских" (ср. «Только детские думы лелеять»)».


– Он не любил официоз, но какие-то советские поэты ему нравились? Известно, что ему нравился Кручёных. Кто ещё?


– Ему нравились Бродский, Заболоцкий, Кирсанов, Олейников, Пастернак, Пригов, Пушкин, Тютчев, Хармс. А конкретно повлияли – они же, еще и Маяковский, Сельвинский, Самойлов, Слуцкий, Кибиров, Кушнер, немного и Вознесенский с Евтушенко. Он не считал, что если человек состоит в Союзе писателей, то он плохой поэт. Ему не нравился в принципе официоз. «Я просто не хочу иметь дело с системой, она воняет. Начнешь с ними дружить, сам таким станешь. Начнешь с советскими писателями общаться, в Союз писателей вступать, носить рукописи по их редакциям – станешь таким же. Это я понимал с младых ногтей и никогда не пытался». Но хорошие стихи Немиров видел независимо от статуса и положения автора, от степени его официозности. Это не имело значения.





– А каким человеком Немиров был, так сказать, в быту? Он тщательно подходил к семейной жизни, так же, как к стихам?


– С Немировым было на удивление легко. Он был очень заботливый, очень внимательный, нежный и ласковый. Мы никогда не ругались по бытовым вопросам. Кто свободен, тот и моет посуду. Он говорил, дайте мне одно блюдо, но в достаточном количестве… Когда мы с ним стали жить вместе, я не умела готовить. Я уехала из дома в 17 лет и то, что умела, давно забыла. Мне было достаточно чая с бутербродом. И Немиров как-то устроил скандал. Бытовых скандалов он никогда не устраивал, это был единственный раз. Он сказал: «Посмотри, какой я стал худой. Ты меня совсем не кормишь». Я призадумалась. А это были 90 – 91 годы. Продуктов никаких не было, ничего не достать, всё по талонам. Чем его кормить? А если и достанешь, то как готовить? Что сделал Немиров? Он купил кулинарную книгу. Я её полистала, ничего не понятно, что значит «варить до готовности»? Откуда я знаю, готово уже или еще нет? Тогда Немиров стал сам читать эту книгу и прибегать ко мне, с восторгом пересказывая рецепты. В конце концов, мне стало стыдно, и я научилась готовить. Но сказала ему, что должно быть равноправие и ты будешь мне помогать. Но как? Он даже картошку не научился чистить. И тогда Немиров придумал: «Давай ты будешь готовить, а я тебя буду развлекать». И сколько мы с ним жили, у нас была такая традиция: я начинаю жарить-парить, а он рассказывает что-нибудь интересное. Например, читает статьи из легендарной БСЭ 1926 года, под редакцией Бухарина. Это была любимая энциклопедия Немирова. Там были истории, типа приезжает советский функционер в некий западный город, чтобы поднять восстание, но «задание выполнить не смог по причине болезни», в скобках – «алкоголизм». Сейчас такого в энциклопедиях не пишут.


– Как обстоят дела с записью трибьюта Немирову? Уже за сотню песен перевалило?


– Нет еще. Я вроде бы как закрыла этот проект, но люди стали присылать еще и еще. Я никак не могла понять, кого поставить в финальный альбом, а кого нет. Сделать ли двойной или тройной альбом? Или делать только избранное? Или поставить всех? Но это не по-немировски. Он всегда говорил, что нужно брать только самое лучшее. Принцип Немирова такой: мы с тобой можем бухать, но если у тебя будет что-то недостаточно интересное, я тебя не возьму. У него было разделение на дружеские отношения и профессиональные. Он говорил, что на дружбе многие погорают, должен быть отсев. Что многие действуют по принципу «по милу хорош». А надо – «по хорошему мил».





Сейчас трибьют потихонечку вырисовывается, начинаю понимать, как это всё будет. Пока идет прием песен. На данный момент песен 77, география очень широкая: Сибирь, Дальний Восток, Санкт-Петербург, Москва, Испания, Казахстан, Донецк, Белоруссия… Выпустим трибьют в следующем году, к шестидесятилетию Немирова.



P.S. В заключение – песня! О любви и 8 ноября. «Запрещенные барабанщики» исполняют песню на стихи Мирослава Немирова: