Виктор Соснора: непросто поется простое

Prosodia представляет работу Анастасии Липидиной, финалистки конкурса «Пристальное прочтение поэзии». Анастасия проанализировала стихотворение «Простая песенка» Виктора Сосноры и попыталась выяснить, о какой правде идет речь в последнем двустишии.

фотография Виктора Сосноры | Просодия

Виктор Александрович Соснора – русский поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1936 году и умер в 2019-м. Начал публиковаться в 60-е. Поэта поддерживали Константин Симонов, Борис Слуцкий, Дмитрий Лихачёв и Лиля Брик, благодаря которой его стихи стали известны за границей. У Сосноры были творческие и дружеские связи с Николаем Заболоцким, Василием Каменским, Алексеем Кручёных, Давидом Бурлюком, а также с художниками Михаилом Кулаковым, Владимиром Вайсбергом, Анатолием Зверевым. Критика отмечала противоречивость творчества поэта и сходство с поэтикой Велимира Хлебникова, Марины Цветаевой, Николая Заболоцкого, Владимира Маяковского.


Стихотворение «Простая песенка» входит в сборник «Дева-рыба» (1974).



Простая песенка


Раем оросило, солнечно и утро...
Во дворе осина, а на ней Иуда.

А под ней иду я, рву рукою колос.
Холодно и дует. И повсюду космос.

Я в посудах яды, как и все, лакаю,
как и все, от яви – сам себе лекарство.

Душу дай в отчизне – душу замордую.
Дай звезду от жизни – в жизни замурую.

Так-то замирая совами болота,
мыслим: за морями солнце и свобода!

Правда опростила!.. А проснемся утром:
во дворе осина, а на ней Иуда. 


Первой строкой задан хронотоп. Ощущение рая, образы природы. Интересный синтаксис: безличные и номинативное предложения подчеркивают данность обстоятельств.


То, что следует за многоточием, все ломает. Иуда Искариот, предавший Христа, по одной из канонических версий, повесился на осине. Осина вместе с повешенным вписывается в один хронотоп с лирическим субъектом. Природа перестает быть гармонической. Там, где Иуда, не может быть никакого Рая.


И никакой реакции на повешенного Иуду. Лирический герой идет прямо под осиной, совсем рядом с ним; рвет колос – так поступают люди, праздно прогуливаясь. Пространство начинает трансформироваться для читателя: с солнечного утра акцент смещается на холод, ветер. Затем пространство резко расширяется: от маленького колоса в руке мы доходим до космоса, который вполне может быть таким же холодным, но ветра там точно быть не может. Кроме третьей строки, пока что все так же безлично описывается окружающий мир.


Акцент на лирическом герое: продолжение его стратегии «А под ней иду я, рву рукою колос». Герой солидаризируется со «всеми» в своем отношении к реальности – и он пьет яды. Возможно, это яды предательства, связанные с образом Иуды, но, скорее всего, выбор ядов шире: неудачи, ошибки, а также все то, что отравляет жизнь менее явно.


Вне зависимости от того, намеренно или случайно герой пьет яды, он осознает этот факт и относится к нему спокойно, философски. «Яды» и «яви» созвучны, они связаны: от яви нужно лекарство, как и от ядов. Лекарство от яви-яда лирический герой находит в себе самом.


Оппозиция яда и лекарства подкрепляется отсутствием рифмы в этом (и только в этом!) двустишии. Аллитерация «лакаю» – «лекарство» вполне логично связывает слова вне синтаксиса.


Душу дай в отчизне – душу замордую.
Дай звезду от жизни – в жизни замурую.


Эти две строки – о лекарствах, которые против яда не действуют. Их крепкое смысловое единство подчеркивается синтаксическим параллелизмом и грамматической рифмой. Если ты душу посвятил отчизне, она останется изможденной, а все высокое, светлое, яркое, почерпнутое из жизни, будет в ней замуровано, погребено.


Причем лирический герой предполагает, будто кто-то извне дает ему душу. Но что ни дай, все тщетно.


Так-то замирая совами болота,
мыслим: за морями солнце и свобода!


Сова – часто встречающийся символ в поэзии Сосноры. Есть даже целый цикл из 11 стихотворений об этих птицах, который называется «12 сов» (1963). Сова – носитель ярких эмоций (прежде всего страха), символ острого ума. Сова очеловечивается, хотя не перестает быть чем-то диким. В контексте этого стихотворения получается, что «совы болота» – это «все», с кем солидаризируется («мыслим») лирический герой. «Замираем» – мечтательно, подчеркнутая статика вместо динамики. «...за морями солнце и свобода» – аналог поговорки «хорошо там, где нас нет».


Еще одно обманчивое лекарство – смена пространственного контекста. Но какой уж там рай за морями, когда тут целый космос расстилается над осиной с Иудой! Куда уж о морях думать болотным совам? Рифма «болота – свобода» достаточно красноречиво говорит о всех возможных перспективах.


Правда опростила!.. А проснемся утром:
во дворе осина, а на ней Иуда.

Кольцо замыкается, все возвращается к началу: утро, двор, осина, Иуда. Но теперь уже никакой райской росы. И лирический субъект не один, а со «всеми», он говорит: «проснемся». Что я, что ты – все мы лакаем яды в посудах и просыпаемся с Иудой во дворе. Второй раз утро рифмуется с Иудой, они неизменно связаны: каждое утро – это снова Иуда на все той же осине.


Но Иуда уже повесившийся, осознавший свой грех. Страсти утихли, само зло не происходит ежеминутно, зато надолго остаются последствия и напоминания, которые мы видим на дереве во дворе каждое утро.


«Правда опростила!..» – самые загадочные, ошарашивающие слова. Что за правда? «Опростила» – хорошо это или плохо? Правда о том, что каждый пьет яд? Правда о том, что единственное лекарство – ты сам? Упростила ли она жизнь или запутала ее понимание, «опростив» лишь на первый взгляд?


Логичнее всего соотнести эти слова с другими, находящимися в аналогичной позиции и с аналогичной аллитерацией. «Правда опростила» замещает «раем оросило». Правда «опростила» райскую росу, и остается только утро.


Prosodia.ru — некоммерческий просветительский проект. Если вам нравится то, что мы делаем, поддержите нас пожертвованием. Все собранные средства идут на создание интересного и актуального контента о поэзии.

Поддержите нас

Читать по теме:

#Лучшее #Главные фигуры #Переводы
Рабле: все говорят стихами

9 апреля 1553 года в Париже умер один из величайших сатириков мировой литературы – Франсуа Рабле. Prosodia попыталась взглянуть на его «Гаргантюа и Пантагрюэля» как на торжество не столько карнавальной, сколько поэтической стихии.

#Современная поэзия #Новые книги #Десятилетие русской поэзии
Дмитрий Данилов: поэзия невозможности сказать

Есть такое представление, что задача поэзии связана с поиском точных, единственно возможных слов. Но вот, читая стихи Дмитрия Данилова, начинаешь сомневаться в существовании таких слов. В рамках проекта «Десятилетие русской поэзии: 2014-2024» Prosodia предлагает прочтение книги «Как умирают машинисты метро».