Владимир Губайловский. Футболисты – не люди

Не будет преувеличением сказать, что сегодня стихи о футболе пишутся по преимуществу от новостного повода и решаются в сатирическом ключе. Тем интереснее исключения из правила. Сегодня мы поговорим об оде футболу в исполнении поэта Владимира Губайловского

Рыбкин Павел

Автобиография в произвольной форме | Просодия

В 2020 году у Владимира Губайловского вышла третья книга стихов – после «Истории болезни» (1993) и «Судьбы человека» (2008). Она называется «Автобиография в произвольной форме» (М., СПб.: Т8 Издательские технологии, Пальмира/Поэзия, 2020). Ее ядро составляет цикл «Ода футболу» (с. 59 – 84). Большая часть стихотворений (14 из 18) была написана уже давно и даже публиковалась отдельной подборкой в журнале «Новый мир» (2013, №4). В книгу из журнального цикла не включено только «Доверие к спорту», зато добавилось пять новых стихотворений.


Все эти статистические сведения нужны единственно затем, чтобы показать, насколько тема футбола важна для автора. Книга открывается, в полном соответствии с общим названием, стихотворением «Автобиография. 5 июля 2015 года» (с. 7 – 8). Жизненный путь размечен предельно будничными вехами, которые даже и вехами не всегда можно назвать: «Рос, пил воду, / Ел еду»; «Учился на мехмате незнамо чему»; «Женился. Программировал, мыл, посуду». Родилась дочь. Потерял работу. Пил. Завязал. Перенес операцию. «Программировать бросил Стал редактором в "Новом мире"». Ни слова о футболе.


А между тем, «Ода…» открывается опять-таки автобиографическим стихотворением, посвященным участию автора в детском футбольном турнире «Кожаный мяч» и снабженным поlзаголовоком: «1972 год. Районные соревнования среди команд возрастной группы 12 – 13 лет»:


Я вышел на перехват и уронил мяч.
Мы проиграли. Солнце стало черным.
Я сказал себе: «Уйди и не маячь.
Не подводи ребят позором повторным».

Всю жизнь я что-то писал. Но разве я это любил?
Я любил футбол. Судьба сложилась инако.
Если бы я этот мяч не уронил…
Он снится мне до сих пор. Но я и тогда не плакал (с. 61).


В другом стихотворении книги (между прочим, посвященном теннису: связь этих двух видов спорта в поэзии на удивление прочна) лирический герой заявляет со всей прямотой: «Лишь победитель имеет право на слезы» (с. 107). Так что правильно, что не плакал. Возникает, однако, вопрос: почему в автобиографии нет ни слова об участии в турнире «Кожаный мяч»? Потому что это была неудача? Или вовсе художественный вымысел? Если верить Википедии, в 1972 году – да и в любом другом после 1960-х гг. – на турнире никогда не было такой возрастной группы – 12 – 13 лет (11 – 12, 13 – 14, 14 – 15 – да, но не 12 – 13). Неужели ошибка памяти? Представляется, что тут дело в другом. Футбол для лирического героя попросту находится вне координат обычной человеческой жизни. Это подтверждается и другим стихотворением из «Оды…», которое так прямо и называется – «Сверхчеловек»:


Футболисты не умеют говорить
На человеческом языке.
Они используют язык жестов и междометий.
Если язык – видовое отличие человека,
То футболисты – не люди. 


В финале сообщается, что если язык им все-таки зачем-то и нужен, то «разве что для того, чтобы после победы сказать: "Спасибо всем!"»


«Сверхчеловек» – это именно то стихотворение, которого не было в новомирской подборке 2013 года, а значит, это плод более поздней работы автора с темой и (скорее всего) более глубокого ее осмысления. Результаты этого осмысления таковы, что не может быть и речи, причем в самом о буквальном смысле, о помещении футбольного опыта в контекст обычной человеческой биографии. Потому что футбол – радикальный выход из нее в область сверхчеловеческого.


Если необходимо критическое подтверждение сказанному, то есть и оно: с удовольствием процитируем слова Ольги Балла-Гартман из ее недавней рецензии на книгу Губайловского (журнал «Лиterraтура», №167, сентябрь 2020): футболисты – «демиурги, маги. Они исступают из обычных рамок человеческого, делая что-то непостижимое с самим строением мира».


Именно в этом смысле стихи Губайловского – ода. И именно в этом (жанровом) аспекте и состоит их радикальное новаторство в контексте не только современной, но и вообще всей футбольной поэзии, написанной по-русски. До настоящих одических высот и «гимнического масштаба» (формула из книги О. Лекманова) в ней поднимался только Николай Заболоцкий. Но какая разница в трактовке жанра!  Заболоцкий написал свой «Футбол» в 1926-м, уже явно накануне великого перелома в истории страны, но еще до того, как со всех сторон потянуло высоким одическим стилем утверждающегося абсолютизма. Чтобы с этим стилем не слиться, а равным образом дистанцироваться и от классического наследия Сумарокова, Ломоносова, да и раннего Пушкина с его одой «Вольность», поэт создал принципиально темное, загадочное, с явно абсурдистским оттенком стихотворение (Prosodia писала о нем в октябре).


Напротив, Губаловский предельно ясен, прост и совершенно серьезен. Возможно, в пику тому, что сегодня именно темноты и нелепости стали нормой письма. Но с другой стороны, у него и не получается иначе. В этом он прямо признается в стихотворении «Ars poetics Виталия Пуханова», отвечая на упрек адресата в слишком серьезном отношении к стихам:


Конечно, прав Виталий Пуханов,
он сам – замечательно несерьезен.
У меня вот так никогда не получалось.


Как – так? Раз уже вспомнили о Пуханове, позволим себе отвлечься ненадолго и продемонстрировать его фирменную несерьезность, тем более что это можно сделать на примере футбольных стихов:


Он играет в футбол головой Мандельштама за сборную

                     Тарту.

Головы Маяковского Есенина, Гумилева давно

                    утратили форму.

Их пинают мальчишки на школьном дворе.

Он бежит через поле на длинных красивых ногах,

Прижав левой рукой голову любимого поэта к груди,

А правой рукой отбивается от противника, расчищает

                      путь.

Он легко перепрыгивает через вражеских

                     полузащитников.

Его девушка машет китайскими бумажными

хризантемами из группы секс-поддержки,

Декламирует стихи, перекрикивая рев болельщиков.

Она чуть полновата и старовата, но по-прежнему

                   королева.

Победа!

Он чуть подбрасывает голову поэта

И мощным ударом ноги отправляет на дальние

трибуны.


Это стихотворение помещено среди посланий «Алёше из страны дураков с любовью» из новой книги Виталия Пуханова («К Алёше», М., СПб.: Т8 Издательские технологии, Пальмира/Поэзия, 2020, с. 115) – тут и не пахнет высоким одическим ладом. Да и не о футболе речь, а больше о филологических штудиях, предположительно в духе тартусской школы, что бы там на самом деле ни служило их предметом. Изображен, кстати, скорее американский футбол: неизвестный игрок-филолог совершает проход с головой любимого поэта в руках к зачетной зоне и, видимо, после победного тачдауна, посылает эту более не нужную ему голову (вот и вся любовь!) подальше на трибуны. Степень небрежности письма такова (достаточно уже одних хризантем из группы секс-поддержки), что пытаться всерьез судить о содержании текста – это как раз и было бы несерьезно. Губайловский решает футбольную тему прямо противоположным образом: совершенно без дураков. Пусть он тоже живет в их стране, как и лирический адресант Алёши, но выступать в этом качестве не намерен. Поэт не маскирует своего пафоса ничем – ни иронией, ни прививкой абсурда (хотя тем самым как раз и рискует выставить себя дураком, если вдуматься). Его не заботит обилие формул в стихах, как бы напрашивающихся быть разобранными на цитаты и уйти в народ. Пусть уходят, пусть даже станут статусами в соцсетях – это неважно, в особенности на фоне исключительной значимости темы.


Как минимум две такие формулы (два статуса?) мы уже процитировали: «лишь победитель имеет право на слезы» и «если язык – видовое отличие человека, то футболисты – не люди». Во втором случае возможна полемика с Иосифом Бродским, утверждавшим, что если речь – это то, что отличает нас как вид, а поэзия – высшая форма речи, то поэзия – наша видовая цель. На чьей стороне Губайловский, понятно без слов: мы уже видели, что рифмовку «всего со всем» его лирический герой поместил в автобиографии в одном ряду с мытьем посуды.


Вот еще несколько афоризмов. Лицо Фортуны – это «страшное лицо, если она улыбается не тебе» (с. 62). Или:


При столкновении непримиримого,

При сотрудничестве несовместимого,

Тогда и только тогда

Рождается красота (с. 66)


Или:


Мяч – это весть,

Как трудно ее донести,

Когда умелый и сильный соперник

Стремится ее прервать,

Когда, свободны и независимы,

Сталкиваются две глубоких истины (с. 71. Здесь, впрочем, как ясно из эпиграфа к стихотворению, обыгрываются известные слова Нильса Бора).


К «Оде футболу» в книге примыкает еще одна торжественная часть, «Победная песнь», посвященная спорту в целом. В ней тоже хватает афоризмов. «Как важно вовремя забыть, что ты лучший» (с. 90), в смысле – вовремя отдать пас. «Если ты – победитель, значит, ты – выше, хочешь ты этого или не хочешь» (с. 102). «Второй – это лучший среди проигравших» (с. 106).


Афористичность – штука для поэзии рискованная. Она слишком явно тянет лирику в сторону басни с моралью в конце, тоже, как правило, формульной, или к декларации и манифесту. Но кажется, выйти на по-настоящему серьезную оду сегодня трудно как-то иначе. Обращение к эстетике абсурда во многом исчерпало свои возможности уже у обэриутов и Заболоцкого, первым ее и применившего для разработки футбольной темы. И когда в контексте этой темы возникает, например, «АнДор» Даниила Хармса, немедленно возникает и вопрос: а точно ли о футболе речь?


Мяч летел с тремя крестами
быстро люди все местами
поменялись и галдя
устремились дабы мяч
под калитку не проник
устремились напрямик
эка вылезла пружина
из собачей конуры
вышиною в пол аршина
и залаяла кры-кры

когда сам сын, вернее мяч
летел красивый импопутный
подпрыгнет около румяч
руками сплещет у ворот
воздушный голубец
потом совсем наоборот
ложится во дворец
и медленно стонет
шатая словарь
и думы палкой гонит:
прочь прочь бродяги
ступайте в гости к Анне Коряге
и думы глотая живого леща
топчет ногами колоши ища
волшебная ночь наступает


Исследователи почему-то уверены, что Хармс тут действительно говорит о футболе, и резюмируют прочитанное так: «Футбол у Хармса не просто игра, а игра саморазворачивающаяся, вырывающаяся за пределы человеческой воли; от игроков поэтический фокус сдвигается к мячу, именно мяч становится субъектом стихотворения, и люди не в состоянии ему помешать. Почему совершается футбол как событие? Потому что так хочет мяч такова алогическая логика хармсовской футбольной метафоры…» (Акмальдинова А., Лекманов О., Свердлов М. «Ликует форвард на бегу»: футбол в русской и советской 1910 – 1950-х годов. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2016. С. 206). Трудно сказать, с чего уважаемые филологи решили, будто все это логика алогическая. Что имел в виду Хармс, сказать сложно. Очень может быть, что и не футбол вовсе. Но если говорить об игре, то в ней вообще-то именно мяч и есть главный субъект действия, а не нечто страдательное, пинаемое ногами все контролирующих игроков. Губайловский – если, конечно, он тут помнил о Хармсе, – производит обратную операцию: то, что казалось (могло казаться) абсурдом, постулируется в качестве предельно ясной, а главное, изначальной логики игры. Именно об этом стихотворение «Мяч».


Футболист беззащитен,
Потому что он о себе не думает вообще. 
Все его силы и помыслы сосредоточены на мяче.
А он ускользает. Он один
Насмешлив. Неисповедим.
Невредим.


Важно, что тем самым Губайловский завершает линию религиозных метафор в футбольной поэзии. Евгений Евтушенко сделал стадион храмом, святилищем. У Геннадия Григорьева стал богом уже сам футбол. Губайловский окончательно достраивает теологию игры. Стадион – храм, с этим все понятно. Футбол – скорее очень сложный обряд, где роль жрецов исполняют футболисты, а болельщики – паства. Но на роль бога (в его земном воплощении) может претендовать только мяч. Он действительно неисповедим. И иной логики тут быть не может. А вот что касается самого божества, то быть логичным – в человеческом представлении – в его обязанности никак не входит.


Так что все верно: такому строю мыслей может соответствовать только жанр высокой оды. Причем взятый опять же в самом исконном, даже архаическом ее понимании, которым и оправдывается предельная авторская прямота. Думается, что дело именно в этом, в издержках возвращения к исконной логике, которая так долго казалась абсурдной и как абсурдная же и разрабатывалась, а не в жанре манифеста (Балла-Гартман о спортивных частях книги говорит именно как о манифестах). При взгляде на поле, на игру, на мяч – «открылась бездна, звезд полна». Речь, думается, прежде всего об этом.


Под занавес хочется отметить еще один одически важный нюанс: разночтения в журнальной и книжной редакциях стихотворении «Репортаж». Там сюжет простой. Ринат Дасаев отбивает потрясающе сложный мяч, полет вратаря прекрасен. Комментатор Маслаченко восклицает: «Вот такие моменты и создают вратарскую славу». Но голкипер просто отбил, а не зафиксировал мяч, и тот, на мгновение скрывшись в свалке в штрафной, все-таки в итоге пересек линию ворот. Снова берет слово Маслаченко:


Обидно. Но гол не играет роли,
Главное – это полет вратаря и отраженный мяч.


В журнальной публикации в финальной строке был вопрос: «А что если он прав?» В книжном варианте, спустя семь (!) лет все заканчивается скорее утверждением: «Наверно, он прав».


Дилемма окончательно разрешается в стихотворении «Триумф» (с. 80 – 81), которого в новомирской подборке вообще не было. Безусловно, «самое красивое в игре – это счет на табло».


Все это так. Но если бы только так,

Никто бы не стал полтора часа,

Забыв о себе и о мире,

Охрипнув от крика,

Чувствуя, как обрывается сердце,

Смотреть на это толковище.


Никто бы не стал полтора часа,

Рискуя остаться без ног, стелиться в подкатах,

Бросаться на мяч, теряя сознанье и силы,

Никто бы не стал,

Забыв о себе и о мире,

Падать в отчаянье и вставать,

Дух укрепив надеждой…


… Никакой триумф не оплатит

Жизнь, отданную футболу.


Как хотите, а такие стихи все-таки в первую очередь ода. И только потом уже, если вдруг угодно будет понизить градус пафоса, – манифест.


Prosodia.ru — некоммерческий просветительский проект. Если вам нравится то, что мы делаем, поддержите нас пожертвованием. Все собранные средства идут на создание интересного и актуального контента о поэзии.

Поддержите нас

Читать по теме:

#Советские поэты
Болельщик Евтушенко

О том, что во времена оттепели поэты выступали на стадионах, знают все. Но о том, что шестидесятники могли на стадионном и – конкретно – на футбольном материале выразить дух времени, мало кому известно. Евгений Евтушенко, безусловно, главный болельщик эпохи.

#Лучшее
Вратарь Набоков

Мало кто знает, что в матче с командой немецких рабочих в борьбе за мяч Владимир Набоков получил сильный удар в голову, лишился сознания и был замертво унесен с поля. Павел Рыбкин разбирался с ролью футбола в поэтическом творчестве автора «Лолиты».