«Замочки с секретами» в поэзии Романа Ненашева

«Человек в квадрате» – первая книга стихов давно сложившегося, зрелого автора (можно сказать, например, что Ненашев в 2021-ом году взял «Заблудившийся трамвай», и трижды – 2017, 2020, 2021 годах – забирал «Кубок Мира по русской поэзии», организованный и вдохновлённый Евгением Орловым). Начав сочинять стихи в юности, первую свою книгу Ненашев выпустил в сорок шесть, и путь, подытоженный ей, долог; сама книга, однако, невелика – сто страниц без малого. Самое раннее стихотворение «Не найти ни конца ни начала» с романсовыми цыганкой, картами и дорогой написано едва не в двадцать лет, одно из поздних – «Скорин» – незадолго до выхода книги, между этими стихотворениями чуть больше четверти века.

Во многом поэтому говорить следует не столько о книге, сколько о поэтике Ненашева. О том, каким он видит этот мир, и как его описывает.

«Всюду тайны, замочки с секретами…» — вот мир Романа Ненашева. Странное ощущение сна, когда в привычной и давно обжитой квартире можно тронуть почему-то ранее никогда не замеченный люк, нырнуть в холодный и сырой проход какого-то межстенья и бродить там по залам и переходам. Порой его стихи являют коллаж образов: небесная рыба, вплывающая в аквариум сна, водяные скульптуры-двойники, кружащие созвездия, ключи от тайников и от квартиры – всё это мягкое движение едва-едва связанных образов сна и подспудный ужас оступиться, провалиться в какие-то бездны; «мы перешли на красный свет и не заметили» — перешли за черту жизни, и ровно так же не заметили, как не замечает читатель, понимая метафору с запозданием; не понимает ещё, но чувство слышит – пропали, растворились, едва тронь – и растает.

Его «Скорин» — это кратчайший роман в стихах. В нём непонятная пропажа человека становится тем внутренним напряжением, которое заставляет людей проявить себя, и в их коротких репликах мы видим характеры и судьбы. Как бы следуя за Пушкиным, Ненашев включает в этот роман-стихотворение и таинственный и жутковатый сон, где пропавший Скорин, глядя в ведомости, изрекает: «Все цифры, Нина, сегодня в сборе, а смерти — нет».

В другом стихотворении статисты «Цепляев, я и остальные» наблюдают, как из часов лезут какие-то странные твари, и пространство-время распадается из-за вырытых ими ходов. Выйти на чужой станции и потеряться – вот один из ведущих мотивов. Пристальный и пустой, невидящий и нелюбящий взгляд Бога, распахнувшего небо над человеком – об этом стихи, и потому от них веет холодом. «Было страшно и неправильно, было так, как не должно» — это всё про невозможность взаимодействия с миром, про блуждание во сне и верчение в руках безделушек-ребусов.

Возможно именно поэтому одним из центральных стихотворений Ненашева стало посвящение Василию Бородину на его кончину.

Ты один и я один.

Умер Вася Бородин.

За окном бушует лето,

веселится третий Рим,

а Василий умер — это

факт, и он неоспорим.

Он бы щас ругался матом

и с поэтами кутил,

но патологоанатом

даже это запретил.

Невозможность настоящего, глубокого взаимодействия с живыми направляет взгляд поэта к мёртвым, к тем, кто уже причастился тайн, канул в этих сонных лабиринтах подсознания. Многим читателям видится насмешка, ирония в этих стихах — и это не вовсе беспочвенно, зачин в духе считалочки, детское имя Вася, разговорное «щас», грустная шутка про патологоанатома, который, оказывается, может что-то ещё запрещать своим пациентам. Всё это так, однако за этой формой стоит смысл. А каков он? Что сказано этим считалочным началом? Всё та же невозможность встречи, отчуждённость ото всех пред лицом смерти. Бесцельность и суетность жизни с её напускным весельем и всё та же прикованность внимания Ненашева к (мнимым, возможно) тайнам посмертия «у тебя во взгляде бездна — / ужас тайны за чертой».

Если считать за образцы направления магического реализма работы Павича и Маркеса, невольно считаешь его (направления) неотъемлемым свойством красочность, яркость, крикливость, какую-то принципиальную витальность и солнечность; странные правила мира, в котором всё произрастает в великое: простые поселенцы становятся для своих правнуков кем-то вроде богов-олимпийцев для древних греков; садовник сажает деревья, рассчитав, как сядут на них прилетевшие птицы, и какую симфонию сложат их голоса. Мир как бы сам собой наполняется жизнью. Страшные и кровавые события происходят, но являются частью жизни, ничуть её не умаляя. Так вот, стихи Ненашева зачастую наполнены магическим реализмом, но солнца лишены. Они сумрачны, холодны, полупрозрачны. Такова, например, фантасмагория о выдуманном бедолаге Семёнове:

Последствием трагических аварий

к Семёнову являлась как к себе

одна из этих вымышленных тварей

с крючком стальным в разорванной губе.

Семёнов пил, Семёнов спал тревожно,

во сне своём невнятное крича,

а тварь садилась рядом осторожно

с набором средств дежурного врача...

Всю её можно трактовать как алкогольный делирий, где врач представляется некоей инопланетной жабой, а в раздражённом мозгу всплывают злоключения героев «Кин-дза-дзы» («Семёнов помнил, где его планета», «...и вышел в чёрный космос, / на поиски затерянной Земли»). Однако скорее погружаешься в реальность этого стихотворения, как в реальность сна: там всякому явлению есть некое соответствие в дневной жизни, а кривое зеркало, в которое мы, засыпая, ныряем, искажает образы. И Ненашев чувствует это искажение очень тонко: чего только стоят стрелки часов, которые бьются, как стрелка компаса, и не идут, а будто бы указывают направление.

Напоследок целиком хочется привести одно из наиболее нежных стихотворений Ненашева. Адресовано оно беляшу, то есть жареному пирожку с мясом. Отчего-то так устроен современный поэтический мир, что наиболее нежные и тонкие чувства зачастую должны быть высказаны в форме шутки, дабы уберечься от (внутренней же) насмешки. Обобщать, впрочем, невозможно, но для Ненашева, насколько можно угадать, это так.

Посреди вселенской стужи,

злых ножей и острых жал

я обнял беляш потуже

и к груди его прижал.

И на узенькой дощечке,

как домишки на юру,

словно тающие свечки,

мы дрожали на ветру.

От семи голодных пташек

я прикрыл его плечом -

спи, мой маленький беляшик,

и не думай ни о чём.

Итак, «Человек в квадрате» – книга, полная очень погружённых стихов, блуждания, потерянности, распадающегося мира, всегда гармонизованного спокойствием классически-чистого звука и безупречной грамматики. Не только лирика, но и – порой – жёсткая насмешка в ней остаются предельно личными. Книга, подводящая итог двадцатишестилетнему пути автора, проводящая ту черту, за которой начинается ужас тайны – но не гибели, а жизни, потому что только живя, мы пробиваемся каждый новый день в неизведанное. Эту книгу стоит вспомнить и перечитать.