Кем назваться мне: о самообретении в любви

Заземление в брак

В июньском «Новом мире», который недавно появился в общем доступе, вышла подборка Леты Югай «Люфты и лофты». Поэтика Югай, насыщенная фольклорными элементами, давно уже стала узнаваемой с двух-трёх строк. Она сочетает в себе архаические элементы культуры и факты актуальной повседневности – взять хотя бы «Заговор на выздоровление друга от ковида». Тексты Югай восстанавливают связь времён, сращивают актуальные поэтические приёмы с допоэтическими формами, обновляя и те, и другие, создавая единое словесное и образное пространство, свободное от эпохальной иерархии, почти лишённое исторического времени. 

Используя народные лирические жанры, заговоры и ритуальные песни, Югай восстанавливает и особенности народного сознания – в первую очередь, магического. В стихотворении «Свадебный причёт» невеста становится женой и переходит в новую жизнь не только фигурально, но и буквально. Всё не ограничивается, согласно распространённому обряду, сменой имени: девушка обретает тело, так сказать, заземляется («Как жила я бестелесная: / Крылья лёгкие бесперые»). Притом стихотворение не является стилизацией, а включает в себя и современные реалии. Поэтому обретение лирической героиней нового тела можно назвать не данью жанру, а полноценной переменой самосознания. 

В других стихотворениях подборки героиня так же «раздваивается», меняется, сливается с Другим сообразно своей любви. Её душа обретает новые формы, и чувства оказываются проводником этих превращений:

Слиплись как два пельмешка,
как солёные волны и песчаные 
косы, 
как час предрассветный и первый
час после рассвета,
стали единым телом,
ели единый завтрак,
пили единое время,
единой судьбы слышали 
шебуршание,
открывая четыре глаза 
навстречу общему утру.

Адам и Ева, цепь перерождений

24 июля на «Полутонах» вышла подборка Марины Березиной «Я не чувствую себя неправильной, когда выпадает снег». Этот цикл из четырёх частей посвящён любви Саши и Марины, которые преодолевают собственную разобщённость. Это преодоление осуществляется путём бесконечных метаморфоз: Саша превращается в Александра и обратно, а то и вовсе распадается на слоги, Марина говорит то от первого лица, то от третьего. Она превращается в стон, в ребёнка, во все окружающие предметы быта, в литературный сюжет. Её прощает и «простишивает» снег, она разговаривает с мухой. Саша превращается в пыль – его кожа осыпается и становится пылью. Когда они вместе, они тоже бесконечно меняются, перемещаются, отдают друг другу части собственных душ. Героиня оплакивает нестабильность своей идентичности, её дар любимому слишком ценен, чтобы она расставалась с ним без сожалений:

но я кого-то теряю, вместе с выдыханием двух слогов из меня вылетает что-то другое. хрупкое, как прошлогодние еловые ветки. так что хочется плакать. 

Цепь этих превращений во имя любви выглядит как необходимая и достаточная, однако она всё же может привести к полному единению, пусть и в моменте. Катализатором становится снег, который дарует прощение и очищение, если герои решатся на это. Они обнажаются посреди зимы, уподобляясь Адаму и Еве, если бы те искупили первородный грех и вернулись в Эдем:

Ты ничего не говоришь, кроме как снегу “спасибо” и начинаешь раздеваться, чтобы быть, как саша.  

2+3 = 5
5 : 2 = 2,5

Но вы округляете в сторону меньшего и получаете два. 

И вы целуетесь так, как звучит его имя. ты наконец прощена.

Поэзия – не могила для зашитого рта

После длительного перерыва возобновила работу редакция «Ф-письма» (осторожно, заблокировано Роскомнадзором): 25 июля была опубликована подборка стихов Марии Лобановой «Вот кто я». Яркая, смелая, честная и открытая поэтика Лобановой основана на борьбе с замалчиванием, на проговаривании своих чувств. Женское гомоэротическое письмо вообще часто может казаться эпатажным, поскольку однополые отношения репрезентируются как не менее (если не более) насыщенные, чем гетеросексуальные. Любовь можно назвать основной движущей силой подборки, источником жизни и радости. Лирическая героиня не меняется вслед за колебаниями своей души – она определяет факт своего существования почти исключительно способностью и желанием любить. Чувственность здесь священна, и нельзя её ни скрывать, ни преуменьшать – поэтому кому-то некоторые её словесные проявления могут показаться вызывающими. 

Трепетным можно назвать не только отношение к возлюбленной, образ которой полон сакральности и задокументирован множеством артефактов, но и отношение к любви вообще. Героиня бережно хранит воспоминания (которые суть те же артефакты) о каждом моменте любви, для неё нет «плохих бывших», которых нужно забыть и осквернить этим свои к ним чувства. Поэтому и появляются манифестного типа высказывания о борьбе с ложью, угадыванием чужих ожиданий, бессмысленной злобой. В некотором роде это состояние райской ясности и сознания, и речи:

нет никакой формы, которая скажет, что так оно самое то
что тебя за «это» похлопают по строфоидному плечу
обнимут за комок слов, где бы он ни был

нет смысла в изображении себя кем-то ещё
более жалким, более ранимым, более раздавленным, более злым или гневным
если на самом деле в этот момент твоё сердце влюблено