Аку Уу. Охотничий пес в памяти

От переводчика

Начиная свою историю публикаций на Prosodia с Цзиму Лангэ, я не подозревал, что поэзия народности и станет важной частью моей переводческой деятельности. В конце концов, Цзиди Мацзя уже имеет три представительных сборника, вышедших на территории России, так что по крайней мере порог ознакомления здесь давно преодолен. Однако волей счастливой судьбы за свое чуть более чем годичное пребывание в КНР мне довелось уже трижды посетить Ляншань-ийский автономный район и объехать пять из его семнадцати уездов. И не в последнюю очередь – причиной этому было желание вновь пересечься с поэтом Аку Уу (1964-).

Родился поэт в небольшой деревушке уезда Мяньнин. Как и многим из его поколения, ему потребовались нешуточные усилия для осуществления социальной мобильности. Трамплином оказалось образование – в 1982 году он поступил в Юго-западный университет национальных меньшинств, чтобы обучаться традиционной ийской литературе. Уже через два года он опубликовал свое первое стихотворение, написанное на языке и. К 1994 году – количество таких текстов уже превосходило три сотни. При этом принципиально, что параллельно он продолжал и продолжает сочинять на китайском, предпочитая создавать независимые произведения, а не параллельные переводные редакции.

90-ые годы станут для него временем широкого признания на территории КНР, а в начале XXI века он отправится покорять Америку. Стихотворения из сборника «Тропы Койота» во многом напоминают путевые заметки и не нуждаются в филологических комментариях. Они и создавались для того, чтобы быть переведенными на английский. Из сегодняшнего дня, когда любое высказывание в адрес чужой культуры по определению чревато риском неполиткорректности, кажется, что только очень уверенный в своем голосе поэт может позволить себе подобную прямоту (стоит оговориться, что в этой подборке сознательно были выбраны наименее «этнографические» опусы). И все же было бы несправедливым ограничить поэтических дар Аку лишь этими весьма бесхитростными, хотя и искренними зарисовками. В дополнение к ним я отобрал несколько текстов из книги «Эпоха смешанных кровей». В них читателям откроется совершенно иная поэтика, вдохновленная модернистскими исканиями.

Особенно значимой такая репрезентация поэта выглядит на фоне его образа в современном критическом контексте Китая. Несмотря на то, что в 2020 году по творчеству Аку была защищена докторская диссертация, исследования, связанные с его именем, как правило, апеллируют к национальному компоненту и находится скорее на периферии относительно дискурсивного «ядра». Самой очевидной причиной сдержанного внимания литературоведов к фигуре автора также видится соседством с чуть более возрастным, но не в пример более титулованным «родичем» – Цзиди Мацзя. Впрочем, тенденция выбирать главного писателя на эпоху не является эксклюзивной приметой китайской или ийской традиции, и герой настоящей заметки далеко не единственный, кто от этого пострадал. Что же касается международной арены, то здесь следует отдать должное научным трудам Марка Бендера, профессора Университета штата Огайо. Благодаря его многолетним стараниям, в англофонном академическом поле и переводном каноне Аку располагается на вполне почетном месте.

Как и Цзиди Мацзя, Аку Уу без труда можно изобразить гражданином мира. Около десяти лет он занимал в университете позицию медиатора, помогая молодым поколениям ийцев получить возможность увидеть не только «большой Китай», но и весь мир. Не менее дружелюбно он настроен и по отношению к России – летом 2023 года он побывал с визитом в обеих столицах. И пусть разработка русской темы в творчестве автора еще не начата, у меня есть предчувствие, что на этой ниве он еще соберет урожай.

Избранные стихотворения Аку Уу

из сборника «Тропы Кайота»

цветы в Огайо

собравшись лично увидеть

реликвии предков индейцев

в дельте Огайо

я оставил родные края

и ведомый почтением и любопытством

прибыл в штат Колумбус

поселившись в доме №163 на пятой авеню

я обнаружил что люди и вещи

здесь по-прежнему скованы

страхом зимы

у моего порога цветущее дерево

розоватые лепестки опадают

но есть и те, что еще держатся

уцепившись за ветви

и смеются мне, чужестранцу

13 апреля 2005

поэзия тоже есть язык мира

в 28

я пообещал себе

что буду говорить с поэтами мира на своем родном языке

сегодня стоя за кафедрой в американском университете

и читая свои стихи на языке и

студентам со всех краев света

китайским писателям эмигрировавшим в Америку

японским и корейским исследователям

индейским поэтам

афроамериканским композиторам

я с удивлением понимаю

что достаточно мне только вложить

истину и любовь в свои строки

достаточно мне только задеть

то что у людей внутри

— пусть даже не зная английского

я все еще могу говорить с этим миром

сопереживать

и «китайцам», и «англичанам»

потому здесь я свидетельствую

— поэзия тоже есть язык мира

9 мая 2005

мать

весной 1804 года

Джефферсон

собираясь расширить

подконтрольные территории

направил экспедицию

исследовать область

от Миссиссиппи

до Тихого океана

в тот год Сакаджавея

как раз стала матерью

взвалив на спину новорожденное чадо

она стала для группы гидом и переводчиком

именно с ее помощью

американцы впервые пересекли Средний Запад

и вышли на берег Тихого океана

осенью 2000 года

дабы увековечить

вклад индианки

в американскую историю

правительство США

отпечатало одноименную

золотую монету «Sacajawea»

номиналом в один доллар

изображающую

саму юную мать и ребенка

я не ручаюсь сказать был ли ее ребенок

позже убит другими переселенцами

но я знаю что поступки женщины

ставшей матерью

уже очень сложно

оценить

просто как «хорошие» или «дурные»

записав здесь ее историю

мне хочется чтобы она

жила в моих стихах

как

образец материнства

31 мая 2005

Колокол Свободы

свобода для Северной Америки

какой это был раскатистый звук

какой это был тягостный вес

как вдруг — музыкальный

инструмент

рассекла щель

с тех пор свобода американцев

навсегда с трещиной

28 апреля 2008

Осень в Портленде

для того чтобы провести осень в Портленде

мне пришлось ждать 45 осеней

на самом деле, я просто желаю

открыться — принять

осенний портлендский дождь

равный для всех

а после поднять красный лист

и увезти его с собой

показать родным лесам, сказав

душа ушедшая в странствия

наконец вернулась домой

3 ноября 2009

всего тебе доброго, Северная Америка

встрече с тобой

я обязан стихам

и разлуке с тобой

я обязан стихам

мой родной язык

— то что принес с собой

мой родной язык

с собой уношу

Господь сказал: время прибыть

и я прибыл

Господь сказал: время возвращаться

и я возвращаюсь

на самом деле, у Господа нет

рта

и тем более

глаз

но есть уши

и кости

иначе, он бы не слышал

что говорит мой язык

взяв человеческий дух

ты доказуешь ценность материи

у истоков материи я

вопрошаю о судьбах людей

всего тебе доброго, Северная Америка

23 июня 2005

Из сборника «Эпоха смешанных кровей»

Высшая мера наказания

Любовь к родине, скользящая петля, сталь меча, китайский язык, кошмар сновидения, печатная машинка – выбирайте то, что больше подходит ко времени. Наказание приведите в исполнение сами – в месте, где две одноразовые влюбленности встречают друг друга.

Пока сном вы плодите гигантских жуков, яд содержащийся в солнечном свете ликует в вашем размякшем мясе и хлипких костях.

Вы положили ржавый бурый металл на алтарь последних дней, смерть же идет по запаху следа, нарядившись парадно и празднично. И в этот момент – охотничий пес в памяти внезапно предстанет гонцом из будущего.

На бечеве языка завязать смертный узел – таков есть закон? Старейшина*, обернувший тело хитином, приладивший к голове перо крупной птицы, в любой момент готовый взмыть в воздух – он не дает вам приблизиться. На самом же деле, приговор назначен вам изначально, поэтому вместо того, чтобы рассказывать, как вы блюли дисциплину, не точнее ли будет отметить, что так вы всего лишь сдержали слово.

Смертная казнь для вас уже давно стала лишь продолжением вашей любви, веселья, пиров, достижений;

Смертная казнь для вас уже давно стала топливом вашей истории;

Смертная казнь для вас уже давно стала лекарством, поддерживающим и продлевающим ваши жизни;

Смертная казнь – не более чем еще один саморез, всаженный в ваши души и плоть.

* В оригинале используется слово «паньгуань» (判官) или «делопроизводитель» (например, начальник округа), однако если следовать комментарию, предоставленному поэтом, то в данном случае подразумевается человек, исполняющий в ийском обществе роль старейшины (приблизительная фонетическая транскрипция с языка и – «моса»).

Голод

Белый камень, белое облако, белый флаг; пустой живот, истощенная грудь, пересохшее русло подземной реки, за столетие до или после, голод родом из седой древности. Голод – и существительное, и местоимение, голод – и прилагательное, и глагол.

Начало голода – ложь при зарождении жизни, прядь дыма над неосвоенной пустошью, голод – первый шаг по пути культуры и веры. В лесах его оттеняет зелень листвы, в пустыне его ожидает источник, в небе он прячется между гусиных перьев; он спеет в снах, но прерывается в мифе, он возвращает людей к точке исхода и направляет живое к искомому равенству. За мириадами звездных лучей – неотступно следует голод.

Когда голод селится в слепнях – они, забыв страх, впиваются в плоть более крупных животных; когда голод ловит мышей – они больше не спят по ночам, ищут поживы в людских запасах; когда голод подбирается к муравьям – они оставляют обжитое место и отправляются странствовать; когда голод вливается в ветер – тот вырывает с корнями растения, разметав клочья земли; когда голод дружит со снегом – тот широко простирает великолепие крыльев, забирая с собой всех ослабших и немощных.

Но нет голода больше, чем промеж людей – там он облачен в дорогую парчу, одарен небывалыми украшениями; он обласкан каскадом сладких речей; у него в услужении сотни и тысячи символов, знаков, имен; в его распоряжении смертоноснейшие из орудий и коварнейшие из убийц. Голод в людях – воистину наидревнейший и наиподлиннейший.

Голод в людях неистребим. Потому его власть абсолютна: в его силах сотрясать земли, переставлять горы, заслонять небо, он все умерщвляет и все сотворяет.

Голод во мне – от прожорливости; даже обложи меня пищей, в этом веке мне не укрыться от голода – нет ни того места, ни того времени.

Голод, священный голод – диагноз был вынесен: это отнюдь не болезнь!...

Город

После нескольких тысяч лет гона, я наконец добрался до окраин города. Однако, чтобы по-настоящему заступить на его территорию, возможно, потребуется провести еще столько же времени в бешенной гонке.

Я стою у окраин, не созданных мной и не принадлежащих никому из предков, вода во рву не колеблется – нет волн, что бы встречали меня. Плотина набухла как язва, все ближе – то тут, то там – слышится шум, сопровождающий осыпи.

По сторонам канала давно уже расселилось зверье самых различных мастей, а также те, что считают себя над ним хозяевами – от тесноты жизни здесь не продохнуть. Большинство прибыло сюда в толкотне вовсе не из городов, и только немногие оказались тут, потому что прежний город пришелся им не по нраву. Но кажется лишь я один стремился в город, выведенный воронами из первобытных лесов, чтобы пройти многие версты, прежде чем оказаться здесь.

Оставляя родные края, выбрав самое уязвимое место, я поджег дряхлый лес, так чтобы широкополосный пожар напутствовал мне.

Но моим ожиданиям не суждено было сбыться – наоборот, теперь столь желанная цель будто бы отодвинулась еще дальше. И все-таки я разглядел мутные росинки слез на ресницах города, выцепил взглядом сопки могил на его груди, увидел, что его волосы пышнее и гуще лесов моей родины, а его руки – вздымаются и раздвигают пелену облаков.

Город – это чудище из преданий? Молва о городских тварях не знает конца – получается, город – это Рай эпоса? Правда, духи и божества поели у людей все злаки; город – это метаморфоза грибницы, расползшейся вдоль земли? Словно мое кровное тело увешано спелыми гроздьями плоти; город – это уцелевшее во снах поле старинных сражений? Говорят, битвы, вершащиеся в сновидениях, превосходят свирепостью, происходящие наяву; палаты радости в городе предложены равно и зверям, и людям? От веселья городские стены покрываются трещинами; город – это всего лишь перевалочный пункт на тракте истории человечества. Отпечатки следов распускаются и увядают цветами; вооружившись колчаном сомнений я все еще сторожу этот мерцающий город.

Я не хотел бы сделаться еще одним рвом вокруг города, лучше я стал бы пеной на гребне волны – как в реках, как в море.

Предисловие и перевод с китайского Ивана Алексеева

Данные произведения являются собственностью своего правообладателя и представлены здесь исключительно в ознакомительных целях. Если правообладатель не согласен с публикацией, она будет удалена по первому требованию. / This works belongs to its legal owner and presented here for informational purposes only. If the owner does not agree with the publication, it will be removed upon request.