Александр Правиков. Я сам себе культура и отмена

Чем это интересно

Прежде всего – сразу понятно, что это стихи, написанные после 24 февраля 2022 года. Кажется, что новая ситуация повлияла на поэтику Правикова, в подборке 2021 года было гораздо меньше рефлексии над человеческой природой, внимание лирического субъекта было в большей степени обращено не на себя самого, а вовне. А теперь фронт изменился, теперь не получается одновременно держать ум во аде и не отчаиваться. Вот это внутреннее напряжение очень ощутимо в этих подчеркнуто сдержанных стихах. Сосредоточенность на нем такова, что социальные амплуа и разного рода «мы» выглядят отчужденно. В этих стихах есть точный образ, передающий это отчуждение – существование лирического «я» как будто в брюхе динозавра, внутри человека социального. Подобного сюжета у Правикова ранее не было вообще. А теперь это «я» как будто пытается понять этого самого динозавра, примерить «мы». И очевидно, что это мучительный опыт.

Справка об Александре Правикове

Александр Анатольевич Правиков родился в 1974 году в Москве. Учился в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете и в Литературном институте им. А. М. Горького. Автор книги стихов «Внутри картины» (М., 2013). Работает в маркетинговом агентстве. Дважды входил в шорт-лист Волошинского конкурса. Публиковал стихи и рецензии в «Интерпоэзии», «Homo Legens», «Новой Юности», «Знамени», «НГ-Ex libris», в интернет-изданиях Topos.ru, «45 параллель» и др. Живет в городе Химки.


***
Сначала она ест глаза 
И заставляет плакать,
Потом заостряется, как заноза,
И проникает в мякоть.
 
Потом становится хронью,
Солью в супчике дней.
И сливается с кровью,
И растворяется в ней.
 
Это самое страшное - 
Когда уже не болит,
Когда уже не замечаешь ее
Ни на вкус, ни на вид.
 
Тут уж хоть плачь, хоть неси святых,
Хоть проскреби до дна.
Просто она уже стала ты,
Ты уже стал она.
 
Вот из чего, оказалось,
Сделаны мальчики и
Девочки, смелость, жалость
И даже часть любви. 

***
             Who by fire…
                  Leonard Cohen

Кто со злобой,
Кто в панике,
Кто - пытаясь осмыслить,
Кто - пытаясь отвлечься,

Кто со страхом,
Кто - с отчаяньем,
Кто в молчании,
Кто – убежденно,
И кто скажет им, как правильно…

Кто в наушниках,
Кто в наручниках,
Кто в крови чужой или своей,
Кто – убежав заранее,
А кто во внутренней эмиграции,
А кто – и их больше всего – как раньше. 

Кто говорит, что все правильно,
Кто говорит, что все наладится,
Кто готовится к Пасхе,
Кто пишет в подъездах,
А кто спасается глупостью,
И никто ничего никому не докажет.


***
Когда мы вспомним это время
И скажем – помните, в тот год
Переругались все со всеми
И ждали что вот-вот пройдет
Кошмар, а он все только длился
И наливался чернотой,
И кто-то плакал, кто-то злился, 
А кто-то горячо молился, 
Но позже сделалась пустой
Сама идея Богу – Богу! – 
Подсказывать, куда и что,
И каждый начал понемногу 
Осваиваться без пальто.
И мир сужался, как воронка,
Сжимался, как кулак ребенка,
Сжимался и не мог помочь.
И правда жирная, как пленка,
Преображала вечер в ночь.
Сначала было думать страшно,
Что будет дальше, а потом
Привычным и почти домашним
Стал новый страх. Так вот, о том,
Когда мы это время вспомним – 
В ином году, во всем ином,
Иные мы – тогда спокойно
Прокрутим старое кино…
Да, мы кипели в этом сале, 
Да, мы плевались и хлебали 
Компот из страха и вины.
Мозги держали пистолетом 
И ссали написать «войны»,
Но все-таки по горло в этом
Мы вышли с новой стороны.


***
Сирень и самокаты Красной Пресни.
Я в марте шел по набережной этой
И удивлялся, как она не треснет.
И, странно думать, пообвыкся к лету
 
Существовать, не думая про завтра.
Да можно, можно и стихи, и завтрак,
Когда ты едешь в брюхе динозавра,
Который давит мелких динозавров.
 
Мой динозавр необычайно прочен,
В нем сила дуба, элегантность гроба. 
Но я не он, я тот, кто им проглочен,
Поэтому не радуюсь особо,
 
А просто не участвую в параде.
Я сам себе культура и отмена.
Довольно просто ум держать во аде
И не отчаяться. Но не одновременно.

***
Держи свое спокойствие, держи,
Как бабочку в горстях.
Не спрашивай, по ком звенят стрижи,
скрежещут и свистят.
Горластая небесная шпана
Кроит и режет синь.
Ни верить, ни бояться не должна
И даже ни просить.
Как весело, наверно, быть стрижом 
(ишь разогнался, ишь…):
Не думаешь, а то ли ты стрижешь,
О том ли ты свистишь.
В глазах рябит настриженная высь.
Они взвились флажком,
Туда-сюда метнулись, унеслись.
Но все-таки, по ком?