Алексей Дьячков. По расписанью метель и сугробы по карточкам

Чем это интересно

Поэзия Алексея Дьячкова очень предметна, даже прозаична — в том смысле, что повседневность здесь не порождает поэзии жизни, она в каком-то смысле экзистенциальный тупик. «Глубинка» Дьячкова - «дичает». Но на пути в глубину этого тупика всегда можно выйти в пространство культуры, искусства. Оно часто говорит тем же языком, но там рождается гармония, там происходит Рождество, дающее надежду. Пока «трещит саксофон», «не сходит улыбка с лица». И смысл поэтической традиции в этой поэзии тот же — в преодолении прозы, в переводе ее в то пространство, в котором есть надежда.  Отдельное удовольствие в подборке — рождественский экфразис в стихотворении «Зал 14», в котором мы входим в картину Рембранта и оказываемся как бы в своем собственном мире.

Справка об Алексее Дьячкове

Алексей Владимирович Дьячков родился в 1971 году в Новгороде. Закончил тульский политех, работает инженером-строителем в Туле. Публиковался в журналах «Новый мир», «Арион», «Волга», «Дружба народов», «Урал», «Крещатик» и других. Избранные книги стихов: «Райцентр» (М., 2010), «Государыня рыбка» (М., 2013), «Хлебная площадь» (М., 2021), «Дед и сад» (Ростов-на-Дону, 2024). Предыдущие публикации Алексея Дьячкова вышли в Prosodia в январе и декабре 2022 года. Живет в деревне Варфоломеево Тульской области.


Брат

Дома оставался из-за ябеды.
Приносил гуашь и пластилин.
Из коры и спичек к датам памятным
Разные поделки мастерил.

Попросить глазунью сделать некого,
Некому послушать пацана.
Чашку с полки, ложку, нож из верхнего
Ящика буфета доставал.

Развлекал огонь конфорки играми,
Цокали посуда и фарфор,
В чае сахар размешав с чаинками,
Чудо наблюдаю до сих пор.

Снова слово пропадает в шепоте,
Вязнут в снежной каше сапоги.
Снова смотрит человек из желудя
На пейзаж из ваты и фольги.


Зал 14

Бурые стропила, складки воздуха, гардины,
Мутное сияние и пар вокруг голов.
Зритель, наклонившийся к табличке у картины,
Разбирает: Рембрандт. Поклонение волхвов.

Можно к пятнам охры и краплака приглядеться,
Можно различить источник зарева один,
Запахи поджарки и копченостей из детства,
Фырканье и чавканье покорных животин.

Алый глади водной или розовый небесный,
Рядом гости топчатся, играет тенью кров.
Можно разглядеть в объятьях матери младенца,
Если отступить вглубь тьмы на несколько шагов.

Заросли царапин, ссадин лес лиловый, бурый,
Чудо ближе ближнего в густой тени дерев.
Замысел творенья выступает из сумбура,
И новорожденный затихает, разомлев.

Зябко в декабре, темнеет рано в воскресенье,
Царь во сне притих в своем убежище лесном.
Медленно звезда скользит над куполом музейным,
Озаряет лед на лужах огненным хвостом.


Без ответа

Дядя в наколках задумался, сидя на корточках,
  Фикса и дым папиросы на выцветшей карточке.
  Смерзлось белье, на снегу отпечаток от коврика.
  Сгнило и сморщилось яблочко на подоконнике.

Дома веселая крестная в вязанной кофточке
  Черпает ложкой салат из тарелки под лампочкой.
  Звякают рюмки, хрустят огурцы малосольные,
  Сыплются пыль патефонная, песни застольные.

Клен, замерзая, стучится в окно мое веточкой.
  Я засыпаю один под распахнутой форточкой.
  Снятся мне двор и сараи под снежными глыбами.
  Барсика кормит старуха остатками рыбными.

По расписанью метель и сугробы по карточкам,
  Ночью деревья, теснясь, сторожат мою вотчину.
  Тенью в прихожей бушлат от проема отклеился,
  Лапы наполнились бликами чая из термоса.

Грохот в подъезде, расходятся гости последние.
  Доля в наследии - кашель и песня о верности,
  Громкий огонь, поедающий спичку, и гарь его,
  Треск умирающих листьев и дым без дыхания.


Полка

Зачитался, как мальчик спасает товарища,
И почти что забыл о борще выкипающем.
В реку с розовой глины смеясь соскользнул.
Пионерскую зорьку включило течение,
Вой сирен обороны гражданской учения,
Лай собаки и бора соснового гул.
Ночью одновременно сработали датчики,
И с террасы на грядки посыпались дачники
Разбирать Волопаса, Медведиц, Тельца.
От скрипучего мостика лодка отчалила,
Пошуршала во тьму мимо замка датчанина,
Страха в зеркале, шрама, морщинок лица.

Фолиант разложив, зачитался пророчеством,
И побрел мимо яблонь и груш садоводчества,
Мимолетной агонии лип и осин.
На фарфоровом блюдце растаял, как Лакомка,
И печально наполнился патокой вакуум,
Иступлено в подвале завыл керосин.
Летом снова напомнили сумерки серостью
О семье, безотцовщине, зоне оседлости.
Жизнь одна не вмещает барак, огород,
Отцветающий сад за убогими досками,
Рейс на великах по серпантину приморскому.
Засмотрелся и свой проскочил поворот.

Из брошюр и газет зачитался нарезками,
Ефросиньи Керсновской рисунками детскими,
Протоколами, данными страшных анкет.
Прячет водохранилище облака подлинник,
Ждет реабилитацию всплывший утопленник,
Как посмертную славу античный атлет.
Чебуреком вокзальным и с голубем трубочкой
Закусил горечь осени, бросил окурочек,
Через арку прошлепал, поплыл, воскружив.
До заката топтался под сливом и желобом,
Водосточную мудрость беззвучно нашептывал:
Еще жив, дорогой мой, еще еле жив.

Успевал медитировать, чиркая спичками,
Размышлять, выводя на бетон монолитчиков.
После вахты зачитывал сутры до дыр.
В сентябре в траву медленно падали яблоки.
Пробирала до сердца свистулька на ярмарке.
Над трубой громоздился сиреневый дым.
В полдень борщ закипал или радио пикало,
Наполнялись течением ида и пингала*,
И в цветочных узлах распускалась пыльца.
На волне сад шуршал, и родители ссорились.
Сквозь помехи трещал саксофон, сквозь бессонницу.
И никак не сходила улыбка с лица.

* ида и пингала — ключевые источники энергии в йоге.


Три звездочки

С закатом осенним дозорный сравнил на предплечье ожог,
Задумчиво по горизонту расставил костяшки маджонг.
Отпил полбутылки из горла к обрыву реки на ходу,
И дождик накликал. – Погода не радует в этом году.

Под ропот излучины гладко ложатся обрывки бесед.
Гудит, отсырев, плащ-палатка, распарившись, бьется брезент.
Лиловая светится суша, считалка звучит горячо.
Сюда, говорю тебе, слушай. Мы рыбку наловим ещё.

С утра под ветвями орешин разложим удилищ Багдад.
Надергаем карпа. Конечно, загад не бывает богат.
Поднимемся засветло, рано. Не спрашивай, после поймёшь.
Шуршит черным углем мембрана, звучит по заявкам бубнеж.

Катают далекие грозы по зарослям выжженным гонг.
Сверчок упивается морзе, капелью сверкает Гонконг.
Как редкая рыбка улова, потухшего пламени дым,
Случайное выплывет слово, блеснув плавником золотым.

Смолкают радисты в окопе, Цикута и Болиголов,
Последнее зёрнышко кофе в коробочке перемолов.
Синеет свеча Иван-чая, осоки сияют лучи.
И донник в траве истончаясь, становится неразличим.


Время

Устал от слов. Устала, как собака.
Нет времени. Нет денег на жилье.
Молчим, пьем молоко из тетрапака,
Как будто мы для Бергмана живем.

От солнца на клеенке, блюдце, слойке
Не успеваем таять мы с тобой.
Один из нас стеклом сверкает в мойке,
Сутулится, горит, шумит водой.

Слетают дети с горки на картонке.
Сквозь наледь парка церковь не видна... –
В лиловом свете газовой колонки
Другой застыл у мерзлого окна.

Февраль, воспоминание всего лишь.
Уходят незаметно боль и грусть,
Пока ко мне ты со спины подходишь,
И долго ждешь, когда я обернусь.


Вашана*

Заблудился в трёх соснах, но к сумеркам вышел на трассу,
Опустился под липой, спиной прислонившись к стволу.
С точки зрения дерева, я от корней оторвался,
Надломился, и видимо скоро совсем пропаду.

Отдышавшись, не сразу заметил, что сил не осталось,
Что куда-то пропали азарт, суетливость и пыл.
А когда меня в сумерках в траву свалила усталость,
Я заснул детским сном и, как в люльке, качнувшись, поплыл.

Фильм о счастье, билет на который не купишь за деньги,
Пароход дым пускает, и брызги летят с колеса.
На борту пионеры и мамкин сынок в тюбетейке,
Козырьком из ладони спасает от солнца глаза.

То упругая леска корягу на дне зацепила,
То из банки консервной рыбак распустил червячков.
То могучего корпуса вдруг ослепили белила
Со штрихами и каплями букв Академик Дьячков.

Под защитой отряд, наблюдатель приметлив и зорок,
Приглушил в кронах сумрачных света игру Властелин.
За рыбацкие снасти приняв паутину спросонок,
Я травою шуршу и, кряхтя, поднимаюсь с земли.

Серебрится пустынная трасса, дичает глубинка.
Я тебя вспоминаю, в ладонь отсыпая драже,
Потому что смешно, потому что кислит витаминка,
Потому что закончился фильм, и легко на душе.

* река в Тульской области, приток Оки.