Андрей Корчевский. Способ удерживаться в воздухе

Чем это интересно

Андрей Корчевский, рассказывая о взятом напрокат велосипеде, представил свою биографию. Теперь при поступлении на работу Корчевский может не писать «родился, учился, уехал…», а просто привести это стихотворение. Неустойчивый велосипед стал у него символом устойчивости. Но чтобы удержаться на этом средстве передвижения, надо крутить педали.

Справка об авторе

Андрей Корчевский родился в 1966 году в Казахстане, с 2009 года живет в Денвере, Колорадо. По профессии токсиколог, доктор наук. Автор нескольких поэтических книг. В переводах Корчевского выходили «Гамлет» и «Ромео и Джульетта» в версиях «Первого кварто» (обе книги в издательстве «Текст», в 2016 и 2020 гг.), «Двойное вероломство» Шекспира и Флетчера под редакцией Теобальда (в издательстве «Центр книги Рудомино», 2016). Автор первых русских переводов шекспировского апокрифа «Арден из Фавершама» (журнал «Иностранная литература», 2018), «Хроники Перкина Уорбека» Джона Форда (опубликован на портале «Современники Шекспира», 2020). Также опубликованы переводы Корчевского из Джона Донна, Дилана Томаса, Эдит Ситвелл и других авторов.

Велосипед

Я стал мечтать о велосипеде,
когда подрастали старшие дети,
точней, когда средний из них,
Михаил,
собрался осваивать
это неустойчивое средство передвижения.

Я, как выпускник физмата,
был призван продемонстрировать
сомнительный способ удерживаться в воздухе
при помощи вращающихся педалей.
Неожиданно у меня получилось,
и мы с Михаилом стали понемногу конкурировать
за пользование его подростковым «Орленком».

Вот уж действительно,
откуда что берется.
Возможно, меня соблазняло
это смешанное чувство
скольжения или даже полета,
некоторая иллюзия приподнятости
над окружающими прохожими,
а также удивление самим собой,
что я способен,
несмотря на врожденную неуклюжесть,
все же балансировать
на этих двух почти что цирковых колесах.

И я стал мечтать о велосипеде.
Но завести велосипед –
это почти как собаку.
Дело даже не в занимаемом месте
(с учетом наших весьма скромных
жилых площадей).
Просто иметь велосипед –
значило, что на нем нужно будет ездить.
А вот когда и где –
это было задачей,
почти что неразрешимой.
Не по ночам же разъезжать
по магистралям бывшей столицы!
Между тем, старшим детям теперь нужны были
другие механические игрушки,
с большим количеством вращающихся элементов.
А учить младшего было еще рано.

И вот внезапно я оказался
со своим взятым напрокат велосипедом
на пологой проселочной дороге,
проходящей между высоких холмов,
осененной руинами
княжеских замков неведомо какой эпохи,
посреди просыпающегося
весеннего леса,
с водопадами, ручейками и речушками
по двум сторонам пути,
без единой живой души вокруг,
если не считать глубокомысленных коров,
нескольких неизвестно откуда взявшихся лам,
пасущихся в ограде,
да форели, совершающей свои пируэты
над водой, прозрачной до призрачности.

Но чтобы мне оказаться здесь,
я должен был измениться весь.
Скинуть, как кожу, судьбу свою.
В аду скрываться, гореть в раю.
И все, и всех, кто был дорог мне,
оставить в горькой другой стране.
Где, что пожнешь, то не свяжешь в сноп.
Где мама спит и не видит снов.
Где мгла клубится по дворам
и Тит глядит на разъятый Храм.

Вопрос не в том,
чтобы, как говорится,
быть осторожным со своими желаниями,
поскольку они могут исполниться.
Но просто время
направлено отнюдь не вперед,
а скорее вверх,
и на него нанизаны происходящие с нами событья.
И, при надлежащем уменье,
этот лес и эти склоны
можно было разглядеть за силуэтами
того самого двора,
где мы впервые упражнялись с сыном
в премудростях велосипедной науки.

А если сейчас отклеить
краешек картинки,
все это нереальное лесное одиночество,
то возможно увидеть
и другие очертанья, окрестности и ландшафты,
но вероятнее всего – просто белый лист.