Андриан Сажин. Розы сорваны, но не сломлены

Prosodia впервые публикует поэта из Санкт-Петербурга Андриана Сажина. То, что он делает, можно назвать поэзией беззащитности – уязвимости, предстающей как красота.

фотография Андриан Сажин | Просодия

Чем это интересно


Андриан Сажин нигде не издавался, но его стиль кажется выношенным в бесконечных медитациях, откровенных фантазиях, которые отталкиваются от любого материала – и становятся самодостаточными. Здесь есть только настоящий момент наплывающей фантазии, она отнимает так много сил, что жизнь и прочие большие вещи как бы всегда остаются «в разработке», а вся так называемая реальность помещается в название «Адлер в октябре» и ему подобные. Это очень хрупкая и уязвимая поэтика, потому что из нее, с одной стороны, не изгнан в качестве устаревшего субъект, а с другой стороны, воспевается беззащитность как источник прекрасного даже в самых неподходящих обстоятельствах. Наверное, можно было бы сказать, что это поэзия беззащитности – состояния, в котором очень сложно удерживаться и сохранять себя.

Справка об авторе


Андриан Сажин родился в Ленинграде в 1986 году. Закончил Финансово-экономический университет в 2008 году. Больше десяти лет работал экономистом, в последние годы посвятил себя писательству. Нигде не печатался и не издавался. Живет в Санкт-Петербурге.


Африка

Когда ты закрываешься в ванной
Меня заживо раздирают львы
Но в окне не лимонное саванны марево
А бетонный оскал темноты

Когда ты запираешься в ванной
И подолгу льется вода
Надо мной не джунглей брызги водопадные
А февральская мерзлота

Когда ты играешь на клавиатуре краников
Звуки прыгают саврасками в африканских прериях
И сгорать мне у ада в предбаннике
Огненными всполохами от твоих задверных движений

Когда ты запираешься в ванной
И сквозь щель звучат трубы душа симфонией
Когда вместо меня напором хлористым
Ласкает влажность ткани твои ирисовые
Мне зачем-то представляются заморские кипарисы лучистые
Мне – одинокому трупу в подсвеченной телевизором комнате


Адлер в октябре

И венецианское вино
Скрипит флаг кэфэцэ
Южные звезды светят светом октябрьских фонарей
Но где-то там – как будто нигде
Море не пахнет морем
Набережная играет в набережную
В ведре
Розы в отместку рвут пустоту с черной волной, рассыпая запрятанное крикливое одиночество
Надменно щерятся багровой красотой
Сорваны, но не сломлены
Выворачивают напоказ свою избранность среди смердящей дикости и пьяных самокатчиков
И тянутся к небу длинным прекрасным стеблем на зависть сочинских подрядчиков и заказчиков
Шелестят плитки набережной и снуют стаи собак
Розы им говорят
С высока
Мы срезаны для вас, но здесь не должны быть вы
И все эти пьяные гнойные рты отдыхающих
Вы улетите вьюгой похожей на самолет, и все встанет на свои места
Плитка к плитке
К дерьму – дерьмо
Горная река снесет все ваши мосты ноябрем
И мы умрем
Гордо


Базилик на балконе

Базилик на балконе
Хотя отец называл наш балкон лоджией
Я не знаю, что это такое
Мне надо бы полить базилик

Включил техно не тихо не громко
Сегодня небо не скучное – тучное
Моя жизнь так – в разработке, в теории
Близится август

А июль я забуду благополучно
И буду вдыхать приближение осени
Мне надо бы что-то, куда-то примкнуться, господи
Я сяду на вел и поеду навстречу тебе несуществующей

Ты – это свобода
И у тебя широкие бедра, я это точно знаю
Ты пахнешь в Питере маем, но выглядишь осенью
Такой же иногда пригревающей
Музыки клик не тих и не громок
Как мой путь к тебе, каждый божий день переиначивающий
И обессиливающе долог.

Базилик на балконе вырос в дерево
Не помню, когда его поливал
Дождь, стена
Мне надо бы во что-то поверить
Ну хоть что-то
Может, в тебя несуществующую?
Может, в твои базиличного цвета глаза?


Силовые машины

Солнце садилось за силовыми машинами
Над Смольным пружинила лунная нить
Воздух пах липкими нимфами
А мне хотелось хотеть жить

Сначала я думал
Что хочу полюбить металлический кран
Чтобы он стал мне верным молчаливым другом
И ржавой сталью рдеющих глаз
Из глубоких глазниц
Мы смотрели бы вместе на дам
На проходящих мимо девиц
Долго вдыхая уставший воздух упругий

Каждый молча бы мечтал о своем
В мажоре или миноре
Ловя мерцание Лахты иглы чрез
Жаркий июльский туман
Линия заката на домах словно
Робкий путь к счастью сквозь высокие горы
Хей, кран!
Как тебе ее глаза?
Я видел в них небеса, ей богу.

Потом я думал,
Что хотел бы работать в порту
И ждать весну в тесной курилке.
Да, я хотел бы курить
         Любить
И думать о нас с тобой и о прошлом,
Дымя дымом к потолку твою убежавшую навсегда наготу
Чтобы мечтать дождаться весну и
Курить на воле,
Но это не сложно.
Вроде


В поезде в два ночи, когда все спят

Когда беззащитны – прекрасны
Когда снимаешь большие ботинки – обнажаешь душу
Когда меряешь расстояние фонарным мельканием и пялишься на увязавшуюся за поездом луну
Не скрыть в два ночи наготу
Когда метель качает одинокую лампу
Бац и все исчезает
Кроме красоты каждого
Скорее летит в зимней темноте поезд к тебе


Мне не нужно море, мне нужен морской город

Морской берег – пустырь, где был я рожден
В другой жизни – да, но так хотелось быть поближе
Пустырь заканчивался заборчиком шумной волны
Город, проникай в меня, и я сам буду проникать глубже
Горы в потускневших окнах такие родные
И ты скажешь, в тебе есть что-то, что я боюсь понять
И я останусь один
Свободный человек в начале долгого пути


Prosodia.ru — некоммерческий просветительский проект. Если вам нравится то, что мы делаем, поддержите нас пожертвованием. Все собранные средства идут на создание интересного и актуального контента о поэзии.

Поддержите нас

Читать по теме:

#Современная поэзия #Китайская поэзия #Переводы
Лань Ма. Что за крепостью крепко спящего сердца

Лань Ма — важная фигура китайской современной поэзии, автор «Манифеста до-культуры», опубликованного в первом выпуске культового журнала «Анти-А». Иван Алексеев перевел для Prosodia фрагменты «Песни благословения бамбуковой рощи» — цикла, в котором много разговоров с Богом и живого ощущения непознаваемого.

#Новые стихи #Современная поэзия #Новые имена
Виктор Цененко. Понял ли ты своё сердце?

Поэт из Ростова-на-Дону Виктор Цененко создает балладный мир, лишенный ярких признаков современности, и самая главная тайна в нем — человеческое сердце. Это первая публикация поэта в литературном издании.