Богдан-Игорь Антоныч: «юноша с солнцем на плечах»

Чем это интересно

Богдана-Игоря Антоныча можно назвать поэтом границы: в его творчестве органично переплетаются имажинизм и сюрреализм, пасторальные пейзажи и урбанизм, сон и явь, гармония и мучительные поиски ответов.

В первом сборнике «Приветствие жизни» (1931) Антоныч только вырабатывает свой стиль. Он экспериментирует с формой стиха, и в этих экспериментах чувствуется влияние европейского модернизма. И тем не менее уже в ранних стихах Антоныча формируются мотивно-образные комплексы, которые будут развиваться в его следующих сборниках.

Ключевым в творчестве Антоныча стал второй сборник – «Три перстня» (1934), в котором он раскрывается как имажинист. На Украине не было оформившейся литературной группы, и литературовед Микола Неврлий отмечает, что у Антоныча был свой, «стихийный» имажинизм, который можно считать «каким-то подсознательным явлением». В отличие от русских имажинистов поэт не стремится вонзить «занозу образа» в сознание читателя – он использует образ в иных целях, например, для ярких, живых картин природы. Его пейзажная лирика тяготеет к пантеизму, натурфилософии и утверждает слияние природы и человека. Культ молодости придает стихам «Трех перстней» восторженную интонацию, которая подчеркивается их музыкальностью (музыкальность стиха – очень важный аспект творчества Антоныча). Главным жанром книги является элегия («Элегия певучей двери», «Элегия о перстне молодости»), которую поэт наполняет философскими размышлениями об истоках поэзии и сущности творчества.

В «Книге Льва» (1936) представлены прекрасные образцы философской лирики Антоныча – по выражению Неврлия, «лирики сердца». Поэт уже не ограничивается темой творчества – он жаждет познать законы мироустройства, основы бытия. Гармония, которой был проникнут сборник «Три перстня», не исчезает, но нередко в стихах появляются тревожные, «сумрачные» интонации (неслучайно образ ночи становится одним из ключевых). В сборнике можно проследить влияние романтизма, проявившееся, в частности, в концепции отношений человека и природы. Композиция книги выстроена по аналогии с композицией оперы: в ней три главы, между которыми помещены два «лирических интермеццо» (по этому же принципу выстроен следующий сборник Антоныча, «Зеленое Евангелие»). Жанр «лирического интермеццо» представляет собой небольшое стихотворение, в котором герой, как правило, рефлексирует над волнующими его философскими вопросами. Среди интермеццо встречаются также красочные пейзажные зарисовки. Один из примеров этого жанра – «Двойной концерт», представленный в нашей подборке. Вновь стоит отметить музыкальную линию поэзии Антоныча. В данном случае речь идет не только о музыкальности стиха, но и о биографическом контексте. Обращение к опере неслучайно: в 1935 году поэт пишет либретто для оперы «Довбуш».

Сборник «Ротации» был издан уже после смерти Антоныча – в 1938 году. Поэт природы, он становится и поэтом города, однако ряду критиков такая смена амплуа пришлась не по душе. По их мнению, Антонычу не удалось с достаточной полнотой исследовать и осмыслить пространство города, так как оно слишком чуждо ему. Эта чуждость действительно проявилась в урбанистических стихах Антоныча: тьма сгущается, лирический герой погружается в «адище города», где его душа наверняка «сгниет» («Концерт с Меркурия»). В городе герой находится в некоем пограничном состоянии – между сном и явью, между жизнью и смертью, и стихи приобретают сюрреалистический характер.

Справка об авторе

Богдан-Игорь Васильевич Антоныч родился 5 октября 1909 года в Новице (Австро-Венгрия) в семье священника. Его увлечение поэзией ярко проявилось еще в детстве: няня читала Богдану-Игорю стихи, которые он просил повторять, пока не выучит наизусть, а «иногда он даже сам говорил стихами» (Ольга Олейник, «Надгробие на могиле счастья»). В 1920 году поступил в гимназию имени Королевы Софии в Санке. Он стал одним из лучших учеников, однако современники отмечают, что Антоныч был крайне скромен и никогда не стремился показать свои таланты и знания. Он очень любил музыку, играл на скрипке, и эта музыкальность впоследствии ярко проявилась в его поэзии.

В 1928 году Антоныч поступает на философский факультет Львовского университета. В 1931 году выходит первый сборник поэта – «Приветствие жизни», в стихах которого критики усмотрели самобытность и индивидуальность творческого стиля автора. Антоныч сотрудничал со многими журналами, где печатались его стихи и рецензии. Кроме того, переводил стихи европейских поэтов (к примеру, Райнера Марии Рильке).

За второй сборник, «Три перстня» (1934) Антоныч получает премию Товарищества писателей и журналистов. За год до смерти поэта выходит «Книга Льва» (1936), которая также была удостоена премии, на этот раз – Украинского Католического Союза. Вместе с композитором Антоном Рудницким задумывает оперу «Довбуш», к которой успел написать либретто (причем в нескольких вариантах).

В 1937 году Антоныч перенес операцию по удалению аппендикса, а вскоре после этого заболел воспалением легких. Из-за столь сильной нагрузки сердце не выдержало – Богдан-Игорь Антоныч умер на 28-м году жизни, 6 июля 1937 года. Сборники «Зеленое Евангелие» и «Ротации» были изданы уже после смерти поэта.

На русский язык стихи перевела Катерина Белаш

СТИХОТВОРЕНИЕ О СТИХАХ

Чело к ладоням преклони,

чело к ладоням преклони.

В кувшинах строф слова цветущие душисты,

сквозь стекла грусти в очи месяца глядишь ты.

Туман прижмется к ночи злой,

туман, измазанный золой.

Расплывшись на воде

серпами,

неспешно месяц лег.

На ветви замысла раскрылись листья синих слов,

закроешь очи тишью, как руками, и затем

услышишь слог,

услышишь стих.

Не тот из книжек, что купается в духах,

иной,

лишь черенками мыслей

начертанный у сердца на листах.

(из сборника «Приветствие жизни», 1931)

ОКТОСТИХ

День расплющил веки и открыл солнца сонное око.

Руки на ветер душистый кладём и вдыхаем глубоко.

Наши ладони опустим в кристальную, чистую, зимнюю воду.

С поля взлетит ветерок легко и развеет туман над бродом.

Как птицы, разогнаны тучи и крыльями машут над лесом.

Простую и тихую радость прядём мы сердцами из солнечных лесок.

Без боли вернем былую печаль воде, лесам и полю,

И понесём синий неба зонт в раздолье над собою.

(из сборника «Приветствие жизни», 1931)

НАД КНИГОЙ СТИХОВ

Люблю я снова к ветхому вернуться табурету,

Где книжек несколько лежит, завернутых в газету.

Когда с небес выныривают ночи, дни встречая,

Слова вишневые воспоминанием всплывают.

Слова, что пахнут рожью, сеном, солнечными днями,

Разбужены землею и навеяны ветрами.

Слова, что грезились в бессонной, бесконечной ночи,

Когда стрела наитья, в сердце впившись, яды точит.

Стихают речи, разлетаются на части стены.

Дрожу над книгою под вечностью холодной тени.

(из сборника «Три перстня», 1934)

МОЕЙ ПЕСНЕ

Мир закружился, зеленый, весенний.

Ясень поет, подпевает душа.

Веретеном песнь кружит вдохновенным,

Веретеном серебрятся слова.

Ясень, сияя под солнцем, хмелеет,

Перстень поэта на сердце надет.

Ну же, пьяней, и лети, и кружися,

Песня моих двадцати и трех лет!

(из сборника «Три перстня», 1934)

ДВОЙНОЙ КОНЦЕРТ

Коробка радио, соцветья.

Льет музыка сквозь черный ларчик,

И свет цветочных душ лучистый

Повсюду ясность разливает.

И малый звуков флот, и лодка

Мелодий на волнах эфира,

Цветочным светом вечер полон,

Дом превращает в чар-пещеру.

Цветенье это под концертом,

Как будто за красу расплата,

Ждет гроб подворья – царство смрада,

Цветы и звуки в нем погибнут.

Смотри, цветы увяли в яме!

О, сможешь ли ты, мастер света,

Свое искусство пересилить?

Не только их краса карает.

(из сборника «Книга Льва», 1936)

КОНЦЕРТ С МЕРКУРИЯ

Как веко ларчик, ночь прикрыла город-муравейник,

в долинах забытья миндаль сна горького растет.

На головы мещан слетают звезды, словно листья,

и в спазмах боли и богатства омут душ уснул.

Бурьяны крыш, напевы трав и крепкий куст – антенны.

В ночи сплетаются любовники, как жаркий хмель.

И раки красных ламп ползут по мебели и стенам,

хладеет плоть во сне, душа гниет, сребрится цвель.

Подруга рыжая в постели и звезда в портфеле,

перины старость, влажность розы, червяки из книг.

Радиостанции бессменный диктор опускает

на ночи граммофон пластинку желтую луны.

(20 мая 1935, из сборника «Ротации»)