Борис Головин. А у прошлых бед и невзгод не спрашивай сдачи

Prosodia впервые представляет новозеландского поэта Бориса Головина, избравшего в качестве адресатов своих стихотворений Пушкина, Блока, Северянина, Леонарда Коэна и многих других известных авторов.

фотография Борис Головин | Просодия

Чем это интересно



У многих стихотворений Головина есть эпиграфы. А там, где их нет, цитату можно увидеть и так. Например, в «Пробуждении от сна» угадывается «Сольвейг» Блока («Сольвейг! Ты прибежала на лыжах ко мне, / Улыбнулась пришедшей весне!»). Любопытно, что у этого стихотворения Блока тоже есть эпиграф: «Сольвейг прибегает на лыжах. Ибсен. «Пер Гюнт». Во втором стихотворении во фразе «Эти розы еще хороши» можно увидеть аллюзии и на Северянина, и, следовательно, на Тургенева и Мятлева.

«Арион» Головина – своего рода ремейк «Ариона» в исполнении Александра Сергеевича, но с другим финалом: «таинственный певец» уж не поёт прежних гимнов. Само название стихотворения подключает к разговору о скоротечности жизни и месте в этой жизни поэта еще и певца из древнегреческой Мефимны.

Как я понимаю, автору важно, чтобы в разговоре приняло участие как можно большее количество поэтов, теперь они его аудитория. Теперь они его главные собеседники, ведь прежних больше нет: из разбитого челна спасся лишь один лирический герой.

Головин и поэты прошлого ведут беседу:

– Сольвейг прибегала на лыжах ко мне.
– А ко мне не прибегала.
– Я выжил после кораблекрушения и снова пою.
– А у меня не получилось.


Справка об авторе


Борис Головин родился в 1955 году в Екатеринбурге. Учился в МГУ и Литературном институте им. Горького. В девяностые годы активно участвовал в литературном процессе, публиковался в толстых журналах. Стихи Головина есть в известной «Антологии русского верлибра» Карена Джангирова.

В начале века Головин эмигрировал в Новую Зеландию и получил там гражданство. В настоящее время проживает в Швейцарии. В 2019 году получил степень магистра музыки по классу музыкальной композиции (The University of Auckland, New Zealand).

К активному поэтическому творчеству вернулся в прошлом году после двадцатилетнего перерыва.



Пробуждение от сна

Прибегала на лыжах Сольвейг раз в сотню лет.
Молоко убегало всегда. Вместо райских яблок -
сковородка скворчащих котлет в общей кухне. И да -
без морей, - ах! - бежал на всех парусах кораблик.

Вещи кротко дарили свет, убывая в миф:
драгоценный прискорбный хлам, как на проданной даче.
Жизни новенькой лейтмотив засвистел по дворам,
а у прошлых бед и невзгод не спрашивай сдачи.

От червивой земли к вышним ангелам льнули сны –
в беспризорной щекотке роз, не чураясь крапивы.
И, не зная себе цены, с плоским глянцем поврозь,
были нежны авроры, а барышни все красивы.

Там поныне летят над бараками вдаль журавли.
Запыхавшись, подол задрала сладкой дурой Сольвейг.
Там от зол твою душу спасли, но пусты зеркала.
На столе чёрный хлеб со сто грамм и дымится рассольник.

Не ходи туда часто в своих перевиденных снах,
а заветную дверь притворив - стерегись от печали
ярким утром в кривых временах, где лазурный прилив,
где волна захлестнула судьбу на промокшем причале.

                                                                      2020. Auckland


Бокал с вином

Сад играет в зазорах балясин.
Взор цветов слишком наг для души.
Ты уже некрасив и прекрасен.
Эти розы ещё хороши.
Из полуденной лейки бездонной
шелестит, проливаясь, вода.
Тает вечер, восходит звезда
и трепещут бутоны.

Помнишь тесных тропинок извивы,
как в кино, с чехардою любви,
где пространство, украв перспективы,
всё дразнило блаженством? – Лови!
Не смотри на меня! – долго эхо
повторит, подурнеют слова;
лепестков облетевших молва –
даже в смерти утеха.

Ты входил в зеркала по привычке
человека, которого ждут,
имена вспоминая и клички
тех, кто раньше разгуливал тут;
и, свидетель разлук на вокзале,
крохобор неоконченных фраз,
видел, как отраженья сбегали,
на куски разбиваясь не раз.

Слишком хрупок удел человечий
в изумлённых глазах бытия,
в нём, как все отслужившие вещи,
бьются насмерть мечты и друзья.
Время пить за паденье великих -
за суровую их тишину,
за покорность веков многоликих
эту грязную сдавших войну.

                    Hamilton, Waikato. 2014



* * *

One of the countrymen:
                                                                                     There is
            A welcome at the door to which no one comes?
The angel:
         I am the angel of reality,
         Seen for a moment standing in the door.

                                                                    Wallace Stevens


"Всё не то, - ты сказал, - всё не то, потому не то…"
Отступая, ты меркнешь, одетый в чужое пальто -

там, в пределах иных, где распутаны правда и ложь,
я боюсь, что и там ты себе оправданье найдёшь.

И теперь, между быть и не быть, где мерещишься ты,
в отраженье познавшей и срам, и печаль красоты,

я увижу твой облик в пространстве украденной жизни,
где тебя не сумеют обвить ни цветки и ни слизни,

потому что и нет тебя, с кем, расставаясь теперь,
перепутать себя, уходящего в смежную дверь.

Был обманчив томительный образ: то мрачен, то светел,
в этих складках чужого пальто не кривляется ветер -

там смеркается время, которое снится - роится
и лицо заставляет лицом, обманув эти лица.

Потому что не то, потому что не то и не то.
(Всё, что было - не то, всё что есть). Уходящий в пальто --

кто там: ты или я? - сиротливый свидетель потерь
и за призраком, будто швейцар, закрывающий дверь.

Так случается вдруг, что душа обволокнута сном
и, как омут полночный, стращает неведомым дном,

и вокруг темнота на всю долгую ноченьку - до
петухов и троллейбусов: ты надеваешь пальто,

и в потёмках нелепых вестей ты бредёшь на работу,
а капель на дворе всё пытает истошную ноту,

и преступная мысль порождается в чувствах твоих ?
словно вывих во времени, словно пальто на двоих.

Но потом всё проходит, и ты просыпаешься вроде,
и конечно, ты должен себя голосам и погоде,

а потом просыпаешься снова и наверняка,
будешь бриться, глазея на зеркало, на дурака,

и, привычно вздохнув, надевая в прихожей пальто,
ты подумаешь: это не то, потому что не то. Нет. Не то.

1990


Арион


Пылал открытый океан.
Весь день жара, и не клевало.
За горизонтом спал обман,
затянутый в ремень Урала.

Скала горячая меня
не понесла в ту даль сквозь дрёму.
Там, где был свет – уж нет огня.
И чёлн разбит, бежавший к дому.

Ах, хоть один бы удалец
вдруг вышел из пучины ярой
с бутылкой водки и гитарой…
Лишь я, таинственный певец,
гляжу в морской простор подолгу,
хоть гимнов прежних не пою
и ризу влажную мою
сменил на потную футболку.

               Auckland 2015



Куда вернулся этот снег


                                                В убранстве козырбацком,
                                                Со ямщиком-нахалом,
                                                На иноходце хватском,
                                                Под белым покрывалом –
                                                Бореева кума,
                                                Катит в санях Зима.

                                                                  Г.Р. Державин


В светлом завтра не рай - но стерильное снежное поле,
где нет места предметам, где покой спиртуозных пустот –
там всегда хорошо! там новейших времён Геродот
не посмеет напомнить о пролитых кровях (пусть, что ли,
              он в монахи уйдёт).
Но, как тушь по щеке (сколько ж водки ты выпила, дева?)
потекли тротуары солёные, тронулся люд,
то ль Европа на Азию чистое что-то надела,
то ли Азия прёт на Европу, как белый верблюд –
             время выкрикнуть слово и дело.

На Москве снег не помнит родства, подвизаясь тут между
небом сталинских башен и дырою в ботфорте бомжа.
Чистоплотный, воздушный, он всё же вернулся, дрожа –
шитый белыми нитками снег, убеливший надежду.
             Вдруг пропала межа
между прошлым и сущим, запутаны сны и границы –
это время, желая вздремнуть (прочь, языческий грек!)
наплывает, с церковкою древней, на спальню столицы.
Глянь в окно: в головах белый берег, в ногах – белый брег.
            Свет мечты и последней больницы.

Что ж, всё будет, ну да, хорошо! – это значит всего лишь,
что всё будет как прежде. Но сегодня особый денёк:
в первый снег, скажем так, по-любому ты не одинок,
ты сегодня себе даже мысли блажные позволишь -
           не вались только с ног.
В снежный день на Москве самый главный начальник – гаишник,
и не в небе авария: перебуровив ряды,
две машины всё утро (и в каждой, по виду, опричник)
выясняют кто круче, отбросив причину беды –
           мерседесу подмяли наличник.

Легче помнить о будущем. Кончились летние гонки.
Механизм прозрачных часов возмутился, как встарь -
наполняется ватой бетонный неряшливый ларь.
Время вспять провернулось, но сломанный зуб шестерёнки
         знает свой календарь.
Если вспомнить про всё, то с ума вдруг сойдут эти люди
и деревья в посконных рубахах, и кошка, и тот
карлик-бомж, раскопавший бутылку в помоечной груде.
Чем он схож с Геродотом? Да тем, чтоб без нужды бредёт
        от болячки к любимой простуде.



Ночное зеркало


                      You know how nights like this begin
                      The kind of knot your heart gets in.
                                                     Leonard Cohen

О мрак! – это чёрное зеркало
земных сумасшедших квартир:
всё то, что, сверкнув, исковеркало
дневное громоздкое зеркало,
вернулось в бездонный свой мир.

Глядись же в себя ненавидяще,
отчаяньем правды греша,
прозрачное тайное чудище –
о жизни какой-то о будущей
мечтающая душа.

Смотрись, и себя же показывай,
но только забрезжит чуть-чуть
сквозь шторы луч солнца топазовый,
что в зеркале том – не рассказывай,
и лучше сама позабудь.



* * *

“В полночных думах избеги томленья,
губителен мечтания недуг…”
Сегодня тщетны клятвы и моленья,
надтреснут и зеркален стрелок звук.

“Мечтания о будущем преступны“, –
вдруг чудится мне шёпот из угла,
но пусто в комнате: мой облик смутный
раздвоен сном оконного стекла.

Что должен превозмочь в судьбе я ныне,
как расквитаться с чёрствостью ночей?
Обкраденные мысли по пустыне
бредут и тьму толкают, плача в ней.

От жалоб их слезливых нет отбою -
ведь с ними заодно осенний дождь.
И тот же голос шепчет мне: "С тобою
случится то, чего никак не ждёшь".

Как до утра дожить в ночи бездомной,
когда сломался воздух? Для чего,
свет не включая, в жизни неуёмной
мне пить кривого мрака неродство?



* * *
                                                              K&M

Так пусть же за вечностью прячется это -
что были мы дети невечной страны
и нам по наследству досталась мета:
стыда и кротости многая лета
на самом краю непотребной вины.

Страна разоряла родные гнёзда,
мы были птенцами дурного сна:
в прореху судьбы - от галдящих берёз до
неба, в котором озябли звёзды -
волшебная просквозила весна.

Нам память спасла любимые лица,
омыв их печалью и ветром с дождём:
они нас учили не плакать, не злиться,
они появлялись ночами присниться -
и снилось нам небо, как снится дом.

Семижды семидесяти сумасшествий
размотан катившийся в пропасть клубок,
и к сроку пришлись шумнокрылые вести:
там птицы земли в череде путешествий -
тревожен их путь и далёк.

И что за счастье, что это было,
что небо для всех и судьба одна –
когда всё казалось, что душу знобило,
в то время как просто любила она.

Prosodia.ru — некоммерческий просветительский проект. Если вам нравится то, что мы делаем, поддержите нас пожертвованием. Все собранные средства идут на создание интересного и актуального контента о поэзии.

Поддержите нас

Читать по теме:

#Лучшее #Русский поэтический канон
Александр Иванников. Блажен, кто рано обнищал

День рождения ростовского поэта Александра Иванникова (1955–2013) Prosodia отмечает подборкой его стихотворений, иллюстрирующих один из главных приемов поэта – переакцентуацию старых клише.

#Новые стихи #Современная поэзия
Владимир Берязев. Восторг погруженья в зияющий зев

Prosodia публикует новые стихи новосибирского поэта Владимира Берязева — в них всякий раз заново разыгрываются отношения человека со всем миропорядком сразу.