Денис Колчин. Мужчина едет на войну

Чем это интересно

Война в поэтическом мире Дениса Колчина вырастает в почти мистический образ — мужчина не может на нее не поехать, он будет там, пока она идет, где бы она ни шла, он будет ее свидетелем и жертвой. И от ее образа он не избавится и тогда, когда вернется. Трагедию и героизм Колчин преображает каким-то органичным для него поэтизированным мальчишеством, которое появляется здесь в виде жестов, особенного юмора, «команчей». Колчин создает лирического героя, в чьем сознании смешаны предметная проза войны и поэзия, ее высокий и игровой мир. В какой-то мере это мальчишество, поэтизация — способ воспринимать заведомо травмирующую реальность. Да и сам типаж, который получается — не столько результат какого-то выбора, сколько судьба: «Есть такой святой — Денис Давыдов. / В честь него меня назвали». Именно эта судьба — герой этой подборки.

Тем, кому в словосочетании «военная поэзия» немедленно мерещится пропаганда, особенно стоит прочесть эти стихи. К слову, Денис Колчин — необычный военкор. Например, в зону СВО он ездил от независимого издания les.media — фрилансером.

Справка о Денисе Колчине

Денис Сергеевич Колчин родился в 1984 году в Свердловске. Закончил журфак УрГУ. Работал в различных уральских и федеральных СМИ. В качестве военного корреспондента работал в Крыму (2014), в Дагестане (2015 – 2019), в Карабахе (2020) и на Донбассе (2022). Публиковался в литературных журналах «Волга», «Знамя», «День и ночь», «Звезда», «Октябрь», «Новая Юность», «Сибирские огни», «Урал». Включен в «Антологию современной уральской поэзии». Автор двух книг стихов, недавняя - «Фронтир» (Екатеринбург, 2021). Автор нескольких книг о войне на Северном Кавказе, исламском подполье на Волге, Урале, Сибири. Живет в Екатеринбурге.

***

Есть такой святой — Денис Давыдов.

В честь него меня назвали.

Покровитель буйных индивидов,

идиотов. «Не было печали», -

думают про них, когда ребята

на дорогу за полночь выходят

место приземления снаряда

отыскать, поспорить о природе

зла, утяжелённого металлом,

выплатами, дивным соцпакетом.

Ежели о том страна мечтала,

стоит ли противиться поэтам

току инфицированной крови?

Вот бронежилет, видавший виды.

Вот летит подбитая "корова"*.

Нас благословил Денис Давыдов

выйти на дорогу в час печали,

в час начала светопреставленья.

Страх распоряжается в подвале.

Наверху, где смерть поет о славе,

жуткое искрит сердцебиенье.

*"Корова" — вертолет Ми-26.

***

Закончилась война, переболел

ковидом – не войною. За предел

одним глазком. На целый год рассказов.

Как бегали от смертоносных птиц,

как при обстрелах устремлялись ниц,

но поднимались на работу сразу.

Поэзия и проза репортаж

опередить пытались. Баш на баш

в итоге получалось. Три граната

лежали в каске. Каска – на столе.

Был съеден первый вечером во мгле.

Второй дозрел до треска, до инфаркта.

А третий стал закатом над рекой,

мерцаниями на передовой,

бордовою пробежкой по бумаге.

Когда бы ни гудела голова,

я вспоминаю вкус его едва,

колючий вкус гранатовой отваги.

И вскоре отпускает... В кровоток

струится долгожданный говорок.

***

Ни эллина, ни херувима.

Одни вайнахи и славяне.

Похоронили Аладдина,

участника соревнований

«Эй, догони меня, железо»,

и далее бегом по кругу,

такие же друзья прогресса,

как догоняющее…Звуку

железа лучше подчиниться.

Залечь, к примеру, на диване.

Как в зимнем небе тонет птица

следить, перебирая камни.

Вернее – камешки, осколки,

которые привёз когда-то,

которые в душе, на полке

лежат, не требуя возврата

на родину, где «Ураганы»

метелят просто по «квадратам».

А здесь циклон из Казахстана –

стекло кромсающая манна,

освобождённый мирный атом.

***

Мужчина едет на войну

на Северный или на Южный.

Совсем не чувствует вину,

давно и наглухо контужен.

Мужчина едет на войну,

но всё никак не доберётся.

То нездоровится ему,

то график отпусков собьётся,

отменят вдруг авиарейс,

на карантин запрут границу,

не согласуют выезд/въезд,

как будто собирался в Ниццу,

а не в Луганск или Донецк.

И он сидит, умалишённый,

и сам себя без хлеба ест,

теряется под капюшоном,

горит возле закрытых врат,

тускнеет, как твои наряды.

Снежинки сквозь него летят

на звук далёкой канонады.

***

Чугуния над терриконами
традиционные маршруты.
Чайкуˊ заваришь на балконе и
следишь, как пролетают фрукты.

Пылающий лимон, фугасные
папайя или маракуйя.
За ними наливные, красные
в кассетах яблоки, ликуя.

Туда-сюда свистят, бесплатные.
Лови, пока не разобрали.
Но не забудь примерить латные
перчатки, чтобы на детали

не разложило неудачника.
А что касается погибших, -
пейзан, муниципалов, дачников,
родителей с детьми застывших, -

они у бога на пособии.
Чугуния не устрашатся.
Они на многое способны
в своих невидимых палаццо.

Кипит вода, гремит окраина -
РСЗО не отдыхает.
Куда ни брось, везде - окалина.
И звёзды медные базлают.

***

           Я хотел посмотреть на танцы живых команчей...
                                                       Ольга Гуляева

А я видел настоящих команчей. Вчера, на Банном.
Они смеялись, указывая на туристов.
Ружья и томагавки лежали в пикапе, рядом.
Каждый из них, - томагавков, - бывал неистов.

Раньше этих ребят встречал. Например, на Донбассе.
Когда они возвращались туманным утром,
везли трофейные "Джавелины", боеприпасы,
и, главное, скальпы, много скальпов. Пятиминутный

ролик был на Ютубе, его потом удалили.
Другие команчи за ВСУ воевали.
Разумеется, тоже неимоверно жестили,
о чём повествуют выжившие скрижали -

люди, несущие на себе алфавит набега,
обтёсанные, шрамированные погорельцы.
Вот тебе альфа. А вот, милый мой, омега.
Томагавк томагавку брат. И не отвертеться.

В гостях на войне хорошо. Наберёшь орехов,
абрикосов, хурмы, бутылёк подарят.
Дома твоя писанина вроде бы и не к спеху.
Обернёшься, к башке томагавк подлетает.

***

Эта «вертушка» всегда со мной.

Она питается бирюзой

небесной. И где бы ни находился,

она при мне. Например, над пирсом

севастопольским при «покореньи Крыма».

Или на Кавказе, неугасима.

Пасётся, бирюзу нарезая,

от Буйнакска до Карачая.

А ещё недавно мы побывали

в Карабахе, на биеннале.

Она, проклятая, вытворяла.

А я в гостинке под одеялом

лежал в обнимку с бутылкой водки,

когда лупили прямой наводкой

по городу, внук поэзии русской.

Про таких говорят: «С нагрузкой».

Что есть нагрузка? Стихи, войнушка,

бессмертная, словно смерть, «вертушка».