Глеб Горбовский пятидесятых – народный образ или «стихи из вытрезвителя»
Мало кто знает, что одним из первых поэтов, пробудивший в период «оттепели» народный интерес к стилизованной блатной песне, был ленинградский поэт Глеб Горбовский. Только потом появилась классика жанра от Юза Алешковского и Владимира Высоцкого. В октябре Горбовский отмечает день рождения.
Глеб Горбовский, автор десятков книг поэзии и прозы, лауреат множества литературных премий, родился в Ленинграде 4 октября 1931 года. Его образ сегодня с культурой городского романса ассоциируется только у знатоков.
Горбовский пережил войну, фашистскую оккупацию, провёл некоторое время в детской колонии, скрывался в деревне у своего отца, выходца из крестьянской старообрядческой семьи Якова Алексеевича Горбовского, репрессированного в 1937 году и проведшего 8 лет в Онеглаге на лесоповале.
Горбовский в глазах современников был одной из ключевых фигур ленинградской «подпольной» поэзии, его ранние стихи гремели не только в пределах города, но и по всей стране. Имело место даже некое соперничество или, лучше сказать, противостояние младшему собрату по Парнасу Иосифу Бродскому.
Но к моменту появления в литературном процессе Бродского творчество Горбовского уже прошло период народной славы. Написанные поэтом в год смерти Сталина «Фонарики ночные», без преувеличения, пела вся страна. Да и сейчас порой поют, не подозревая, что у этой, ставшей народной, песни есть автор. Первым, можно сказать, «официальным» исполнителем песни «Фонарики» считается актёр Сергей Гурзо. В начале 1961 году Гурзо сыграл заключённого «Крестов» в фильме «Две жизни». По сюжету картины конвой выводит заключённых из камер на прогулку, и один из них, спускаясь по лестнице, напевает два куплета «Фонариков».
Глеб Горбовский, наряду, скажем, с Владимиром Высоцким, который, кстати, исполнял эту песню, и Юзом Алешковским, вправе считаться одним из зачинателей жанра «интеллигентской блатной песни», стилизаций под «городской романс» и уркаганскую «блатную музыку». Исполнял «Фонарики» и Алексей Хвостенко, впоследствии – знаменитый Хвост. Приобрела, пожалуй, не меньшую популярность и «Песенка про постового», более известная как «У павильона «Пиво-Воды» в исполнении Михаила Шуфутинского.
Впрочем, в пятидесятые главные, самые острые и резкие стихи Горбовского преимущественно ходили в самиздате и появлялись за границей. Вот один из ярких примеров по тем временам чрезвычайно раскованных и опасных для советского обывателя стихов, явно не проходивших в печать:
А я живу в своём гробу,
табачный дым летит в трубу,
окурки по полу снуют,
соседи – счастие куют…
Мой гроб оклеен изнутри
газетой «Правда», – о, нора.
Держу всеобщее пари,
что смерть наступит до утра…
Бродский начала шестидесятых стихи Горбовского любил, у него есть и поэтическое «Посвящение Глебу Горбовскому». А Анна Ахматова, с которой в последние годы ее жизни Бродский близко общался, довольно быстро определилась по отношению к Горбовскому, окрестив их «стихами из вытрезвителя». Эту тему неожиданно развивает поэт, ближайший друг и биограф Бродского Лев Лосев: «С Лидой Гладкой (женой Горбовского) мы провели вместе год в Охе. Но к тому времени, когда я туда приехал, Глеб Горбовский оттуда уже уехал, произведя на сахалинцев сильное впечатление своим пьянством и скандалами. Несколько лет спустя, уже в Ленинграде, его буквально на моих глазах вылечили от алкоголизма, а заодно и от таланта. Дело было так. Я тогда работал в “Костре”. Заходит ко мне утром Глеб и говорит: “У меня рубль есть. Добавь – я схожу за портвейном”. Я добавил. Глеб побежал за угол в магазин. Я достал стаканы. Но увидел Глеба опять только через два месяца. “Вылеченный”, он пришёл в редакцию. Выглядел жутко – лицо, как варёная картошка. Голос тусклый. Доставал из кармана какие-то бумажки, говорил: “Вот мне подсказали заняться футбольной статистикой. Знаешь, сколько голов забили с углового за десять лет?” И добавлял тем же картофельным голосом: “Очень интересно”.
Правда, потом он стал опять попивать, оживился. Но не в стихах. Стихи последующих лет все вялые, средние. Всё-таки, чтобы стать Есениным, надо ещё и умереть молодым».
Эти оценки, впрочем, не помешали Горбовскому стать лауреатом Государственной премии РСФСР им. Горького в 1984 году и Царскосельской художественной премии в 2016 году – он был признан и в советское, и в постсоветское время. Поэт умер совсем недавно – в феврале 2019 года.
и тёмной улицей опасно вам ходить, –
я из пивной иду,
я никого не жду,
я никого уже не в силах полюбить.
Мне лярва ноги целовала, как шальная,
одна вдова со мной пропила отчий дом.
А мой нахальный смех
всегда имел успех,
а моя юность пролетела кувырком!
Сижу на нарах, как король на именинах,
и пайку серого мечтаю получить.
Гляжу, как кот, в окно,
теперь мне всё равно!
Я раньше всех готов свой факел погасить.
Когда качаются фонарики ночные
и чёрный кот бежит по улице, как чёрт, –
я из пивной иду,
я никого не жду,
я навсегда побил свой жизненный рекорд!
ПЕСЕНКА ПРО ПОСТОВОГО
У помещенья «Пиво-Воды»
стоял непьяный постовой.
Он вышел родом из народа,
как говорится, парень свой.
Ему хотелось очень выпить,
ему хотелось закусить.
Хотелось встретить лейтенанта
и глаз падлюке погасить.
Однажды ночью он сменился,
принес бутылку коньяку.
И возносился, возносился –
до потемнения в мозгу.
Деревня древняя Ольховка
ему приснилась в эту ночь:
сметана, яйца и морковка,
и председателева дочь.
...Потом он выпил на дежурстве,
он лейтенанта оттолкнул!
И снилось пиво, снились воды, –
как в этих водах он тонул.
У помещенья «Пиво-Воды»
лежал довольный человек.
Он вышел родом из народа,
но вышел и... упал на снег.
НА ТАНЦАХ
Ты – танцуешь! А юбка летает...
Голова улеглась на погон.
И какая-то грусть нарастает
с четырёх неизвестных сторон...
Ударяет в литавры мужчина.
Дует женщина страшно в трубу.
Ты ещё у меня молодчина,
что не плачешь, кусая губу.
Офицерик твой, мышь полевая,
спинку серую выгнул дугой.
Ничего-то он, глупый, не знает,
даже то, что он вовсе – другой...
1956
Текст: Сергей Гузев
Горбовский пережил войну, фашистскую оккупацию, провёл некоторое время в детской колонии, скрывался в деревне у своего отца, выходца из крестьянской старообрядческой семьи Якова Алексеевича Горбовского, репрессированного в 1937 году и проведшего 8 лет в Онеглаге на лесоповале.
Горбовский в глазах современников был одной из ключевых фигур ленинградской «подпольной» поэзии, его ранние стихи гремели не только в пределах города, но и по всей стране. Имело место даже некое соперничество или, лучше сказать, противостояние младшему собрату по Парнасу Иосифу Бродскому.
Но к моменту появления в литературном процессе Бродского творчество Горбовского уже прошло период народной славы. Написанные поэтом в год смерти Сталина «Фонарики ночные», без преувеличения, пела вся страна. Да и сейчас порой поют, не подозревая, что у этой, ставшей народной, песни есть автор. Первым, можно сказать, «официальным» исполнителем песни «Фонарики» считается актёр Сергей Гурзо. В начале 1961 году Гурзо сыграл заключённого «Крестов» в фильме «Две жизни». По сюжету картины конвой выводит заключённых из камер на прогулку, и один из них, спускаясь по лестнице, напевает два куплета «Фонариков».
Глеб Горбовский, наряду, скажем, с Владимиром Высоцким, который, кстати, исполнял эту песню, и Юзом Алешковским, вправе считаться одним из зачинателей жанра «интеллигентской блатной песни», стилизаций под «городской романс» и уркаганскую «блатную музыку». Исполнял «Фонарики» и Алексей Хвостенко, впоследствии – знаменитый Хвост. Приобрела, пожалуй, не меньшую популярность и «Песенка про постового», более известная как «У павильона «Пиво-Воды» в исполнении Михаила Шуфутинского.
Впрочем, в пятидесятые главные, самые острые и резкие стихи Горбовского преимущественно ходили в самиздате и появлялись за границей. Вот один из ярких примеров по тем временам чрезвычайно раскованных и опасных для советского обывателя стихов, явно не проходивших в печать:
А я живу в своём гробу,
табачный дым летит в трубу,
окурки по полу снуют,
соседи – счастие куют…
Мой гроб оклеен изнутри
газетой «Правда», – о, нора.
Держу всеобщее пари,
что смерть наступит до утра…
Бродский начала шестидесятых стихи Горбовского любил, у него есть и поэтическое «Посвящение Глебу Горбовскому». А Анна Ахматова, с которой в последние годы ее жизни Бродский близко общался, довольно быстро определилась по отношению к Горбовскому, окрестив их «стихами из вытрезвителя». Эту тему неожиданно развивает поэт, ближайший друг и биограф Бродского Лев Лосев: «С Лидой Гладкой (женой Горбовского) мы провели вместе год в Охе. Но к тому времени, когда я туда приехал, Глеб Горбовский оттуда уже уехал, произведя на сахалинцев сильное впечатление своим пьянством и скандалами. Несколько лет спустя, уже в Ленинграде, его буквально на моих глазах вылечили от алкоголизма, а заодно и от таланта. Дело было так. Я тогда работал в “Костре”. Заходит ко мне утром Глеб и говорит: “У меня рубль есть. Добавь – я схожу за портвейном”. Я добавил. Глеб побежал за угол в магазин. Я достал стаканы. Но увидел Глеба опять только через два месяца. “Вылеченный”, он пришёл в редакцию. Выглядел жутко – лицо, как варёная картошка. Голос тусклый. Доставал из кармана какие-то бумажки, говорил: “Вот мне подсказали заняться футбольной статистикой. Знаешь, сколько голов забили с углового за десять лет?” И добавлял тем же картофельным голосом: “Очень интересно”.
Правда, потом он стал опять попивать, оживился. Но не в стихах. Стихи последующих лет все вялые, средние. Всё-таки, чтобы стать Есениным, надо ещё и умереть молодым».
Эти оценки, впрочем, не помешали Горбовскому стать лауреатом Государственной премии РСФСР им. Горького в 1984 году и Царскосельской художественной премии в 2016 году – он был признан и в советское, и в постсоветское время. Поэт умер совсем недавно – в феврале 2019 года.
Три избранных текста «блатной» классики Глеба Горбовского
СИЖУ НА НАРАХ…
Когда качаются фонарики ночныеи тёмной улицей опасно вам ходить, –
я из пивной иду,
я никого не жду,
я никого уже не в силах полюбить.
Мне лярва ноги целовала, как шальная,
одна вдова со мной пропила отчий дом.
А мой нахальный смех
всегда имел успех,
а моя юность пролетела кувырком!
Сижу на нарах, как король на именинах,
и пайку серого мечтаю получить.
Гляжу, как кот, в окно,
теперь мне всё равно!
Я раньше всех готов свой факел погасить.
Когда качаются фонарики ночные
и чёрный кот бежит по улице, как чёрт, –
я из пивной иду,
я никого не жду,
я навсегда побил свой жизненный рекорд!
ПЕСЕНКА ПРО ПОСТОВОГО
У помещенья «Пиво-Воды»
стоял непьяный постовой.
Он вышел родом из народа,
как говорится, парень свой.
Ему хотелось очень выпить,
ему хотелось закусить.
Хотелось встретить лейтенанта
и глаз падлюке погасить.
Однажды ночью он сменился,
принес бутылку коньяку.
И возносился, возносился –
до потемнения в мозгу.
Деревня древняя Ольховка
ему приснилась в эту ночь:
сметана, яйца и морковка,
и председателева дочь.
...Потом он выпил на дежурстве,
он лейтенанта оттолкнул!
И снилось пиво, снились воды, –
как в этих водах он тонул.
У помещенья «Пиво-Воды»
лежал довольный человек.
Он вышел родом из народа,
но вышел и... упал на снег.
НА ТАНЦАХ
Ты – танцуешь! А юбка летает...
Голова улеглась на погон.
И какая-то грусть нарастает
с четырёх неизвестных сторон...
Ударяет в литавры мужчина.
Дует женщина страшно в трубу.
Ты ещё у меня молодчина,
что не плачешь, кусая губу.
Офицерик твой, мышь полевая,
спинку серую выгнул дугой.
Ничего-то он, глупый, не знает,
даже то, что он вовсе – другой...
1956
Текст: Сергей Гузев
Читать по теме:
Как провожали Шукшина
50 лет назад ушел из жизни автор «Калины красной». Prosodia вспоминает, как современники отозвались на уход Василия Макаровича.
Дана Курская. Кто тaм ходит гулко перед дверью
В подборке Даны Курской, которую публикует Prosodia, можно увидеть, как поэтика психологической точности, искренности, проходя через катастрофические для психики испытания, перерождается в нечто иное — в поэтику страшной баллады.