Лань Ма. Что за крепостью крепко спящего сердца
Лань Ма — важная фигура китайской современной поэзии, автор «Манифеста до-культуры», опубликованного в первом выпуске культового журнала «Анти-А». Позднее Лань Ма оставил поэзию ради религии. Иван Алексеев перевел для Prosodia фрагменты «Песни благословения бамбуковой рощи» — цикла, в котором много разговоров с Богом и живого ощущения непознаваемого.
Вера в невыразимое. От переводчика
Прежде на Prosodia уже публиковались подборки Ян Ли, Хэ Сяочжу и Цзиму Лангэ – все они принадлежат к одному кругу поэтов в провинции Сычуань и держатся друг друга с середины 80-х годов. Однако они вовсе не были главными идеологами журнала «Анти-А» (или «Фэйфэй»), с которым связана их ранняя слава. Ближе всех к истокам движения за обнуление культуры, идеи которого проводил «Анти-А», стоял разве что Ян Ли, но и он признавал, что основная заслуга здесь принадлежит старшим товарищам – Чжоу Лунью (1952-) и Лань Ма (1956-). В силу разных причин, творческая траектория первого давно ушла в сторону от коллектива прежних единомышленников, второй же сегодня и вовсе все дальше отмежевывается от поэтических практик. Изначально для полноты портрета движения мне хотелось рассмотреть их ранниe эксперименты с формой. Однако сборник, полученный от Лань Ма, и в частности – 40-частный цикл (поэма?) «Песнь благословления бамбуковой рощи», которым он открывается – заставили меня в корне пересмотреть концепцию рассказа, приблизив его содержание к проекту Prosodia «Поэзия как молитва».
Лань Ма (в переводе «синяя лошадь») – псевдоним Ван Шигана. Вместе с Чжоу Лунью оба автора выросли в Сичане – центральном населенном пункте Ляншань-Ийского автономного округа. В интервью поэт вспоминал о том, как в нем впервые проклюнулось чувство прекрасного: буквально в двухлетнем возрасте, присматривавшая за ним нянька взяла его и старшую сестру на рынок. Среди множества разложенных там безделушек, его взгляд привлек рубиновый блеск, как будто сообщавший нечто невыразимое о единстве всех вещей. Именно в этом чистом откровении, настигшем его раньше речи, Лань Ма после будет видеть исходную точку своего творчества. Первые стихотворные тексты он написал в школе, поощряемый учителями. Уже позднее, изучая в местном институте анатомию, он получил научное подтверждение своим ощущениям, узнав, что восприятие мира в значительной степени определяется биологическим строением органов зрения. Около десяти лет он потратил на вынашивание и обдумывание своих догадок, чтобы позднее зафиксировать их в «Манифесте до-культуры», опубликованном в первом выпуске журнала «Анти-А», а также ряде программных поэтических произведений.
В контексте эпохи большинство тогдашних поэтических опусов можно списать на беззастенчивые постмодернистские штудии, но если прислушаться к автору – все далеко не так однозначно. После нескольких бесед с Лань Ма мне стало очевидно, что сегодня он рассматривает все свои сравнительно немногочисленные сочинения лишь как различные грани одной стержневой идеи. Идеи, согласно которой, человека неизменно сопровождают две системы знания: выразимого (словесного, структурируемого, строгого…) и невыразимого (угадываемого). И пресловутая «до-культура» как раз призвана периодически расчищать этот фундамент человеческого существования, делать обзор стереоскопическим. Потому, отобранная самим поэтом для перевода вереница фрагментов справляется с трансляцией этого посыла ничуть не хуже (если не лучше), чем самый радикальный деконструктивистский подход.
Впервые прочитав «Песнь», я был искренне поражен. Безусловно, сказался и обман ожиданий – если я и ждал чего-то от основателя «Анти-А», то уж никак не молитвенных гимнов в формате записной книжки. При этом Лань Ма уверяет, что Библию (если точнее – Новый Завет) он читал исключительно поверхностно, а все написанное скорее есть следствие рефлексии над восточной традицией (например, чаньской практикой «передачи души посредством души») и популярными сегодня концепциями о едином метафизическом начале всех доктрин. По его словам, «адресат обращений» (фигура «Ты» в тексте) не сводится к понятию «Бога» внутри христианства и может быть интерпретировано даже как предельная реализация «я». Тем не менее, «Песнь» не противится стилю отечественной традиции перевода псалмов, со своими умозрительными представлениями о которой я и соотносил свой язык.
В 1997 году, почти сразу по завершению цикла, Лань Ма принял буддизм и сейчас лишь изредка обращается к поэзии. На мою назойливость он всегда отвечал учтивостью, а на дотошность вопросов – развернутым ответом.
«Песнь благословения бамбуковой рощи»
·10·
Господи, весной горы с полями полнятся истинами
пестроцветными, ласковыми
о, этим временем вдоволь я пью мудрость твою неизбывную
многую ликами – свободную от повторений
каждый шаг приносит мне неисчислимые истины
каждый вдох вновь наполняет мудростью
веком сморгну, и сколько я должен буду оставить, столько же – встречу
взаправду же – нет, я ни с чем не прощаюсь, а лишь
непрерывно, со всем пребываю я, ибо
Господи, сам я и есть одна из твоих несчетных истин, которой
дано быть в движении, и дано быть несходной с другими
но с ними же прижимаясь бок о бок; –
среди них – сносящие поступь мою, меня сквозь себя проводящие
и те в горсти моей, к груди прижатые
но есть также и истины, что в даль отброшены
иные ж за пологом ночи зорко следят, как все будет, тишью незвучной
Господи, что этот мир сам по себе
как не собрание несметных истин
в душе мы, душой – прозреваем его изобилие
и их прямоту, их меры и ритмы
все они с первого взгляда открыты
негде колебаться – черное с белым
истины что имеют прозвания «птиц» – совершенны
истины что имеют прозвания волн – совершенны
истины что имеют прозвания гор – совершенны не менее
ведь те истины что представляются «пухом», «глазами»
«крыльями», «кровью»
и «органами»…
все они вместе сплетенные зовутся «костями, плотью и жизненной силой»
а все нареченные некими «реками, устьями, рвами, ручьями»
и «морями» различными, а также «озерами»
с началом «воды» сшиты бесшовно
леса же и склоны, и скалы, и ковры цветов…
все эти истины – часть лишь «земли»
может ли нечто «быть» и вне истины, даже ветра
в каждом наплыве их – своя истина
ибо все они – самое точное, самое чистое, самое легкое, самое ясное
и самое, самое неохватное среди всех изречений
и ты всегда сможешь узнать его, хотя никогда – истощить
…… ……
мы живем среди истин, от них в отчуждении
нет нашей жизни никакого места
и Вселенная – что, как не круговорот рождения истин
– этого не взять накоплением знаний и дисциплиной рассудка
философии, счету и логике – нет здесь надежды
14 ноября 1996
·11·
Господи, в сердце синего – синий
в сердце красного – красный
вода в сердце воды, в сердце облака – облако
в сердце людском – человек
в сердце дерева – это же дерево
в сердце пламени – пламя
в сердце камня – камень
птица в сердце птицы
но что в сердце Твоем?
Господи, лук в сердце лука изогнутого
стрела в сердце летящей стрелы
копыто в сердце копыта коня
в сердце лепестка лепесток
но в сердце моего сердца – что может быть?
дикие травы клонит порыв
это сердце травы приложилось к сердцу ветров
край лепестка слезится росой
так сердце цветка слагается с сердцем воды
и больше еще – тех раскрытых очей
изгибов дорог, дорожной пыли
…сердца всех вещей проявлены ясно
ибо свет в сердце света, а тьма в сердце тьмы
но что в сердце горячем и бьющемся?
в сердце белой стены – белизна
в сердце зелени трав – зелень
в сердце синих гор – синева
сердце бьющего родника так и бьется
но что за крепостью крепко спящего сердца?
о, я знаю, все вещи мудры. Господи,
ты весь животворная мудрость
ты весь на свету, в твоих таинствах тайны нет и на полкапли
все, все что в миру течет и является
одно сердце зорко, одно сердце знает, может и затворить, и приоткрыть их
и пройти их насквозь, и позволить им пронизать
сочетаться, соединиться, скреститься
стать в стороне сердца, с его полнотой
и с «единым», что ближе «нолю», чем сам «ноль»
так и кто же здесь кто?
14 ноября 1996
·12·
Господи, дай мне завтрашним днем петь Тебе
ибо сегодня ночь уже чересчур глубока
так безмятежно стало душе моей
погружаюсь в Тобою указанный звездный каскад
смысл счастья отныне не смысл, но мои кровь и дыхание
в запахах, мной различаемых, больше, чем «благовония»
я наделен не только лишь «сном», но и чем-то превосходящим
слово «дом» для меня не жилище уже, но подлинно дом
здесь и сейчас песне твоей я внимаю
мои ноги омыты, глаза протерты, слух же мой чист
мне нужно выждать до завтра, тогда я восстану и пропою тебе
но здесь и сейчас ощущаю – должен под голос твой в сон уходить
прошу, подари мне мелодию о тростнике
и за нею – о ряске плавучей
а следом – мотив о луне
поведай истории облаков, истории пиков, историю неба
завтра я должен вернуться себе силы, подобные
новой прозрачной заре: дымке рассветной устлавшей наделы
я желаю исполниться сил на смирение
поутру – виться свободно как дым
я хочу быть каплей росы, собирать в себе сферой свет и рассеивать в стороны
чуть рассветет, на верхушках травинок – всем открывать
открывать чего проще не может быть и полнее: глубь умещенного света
чтобы из недолговечного мира Тебе сообщить этой живой силы сияние
стану петь Тебе завтрашним днем каждой каплей росы
15 ноября 1996
·13·
Господи, Ты во мне, а я в Тебе
все во мне – Ты, но в Тебе я всего лишь одно из прибежищ
но благо – во всех Твоих обителях вдоволь
природы, радости, счастья и красоты
не прошу и свободы, хватит с меня если сыном возьмешь к себе
и воспитаешь, иных же деревьями сделаешь
и дашь им взрасти, а других из расселин обратишь в реки
и позволишь течь, и всех нас устроишь так дабы сходились наши угодья
и всем было бы ясно, и всем было бы пасмурно
и в тенях был бы свет, и на свету были бы тени
все мы, мы все – храм Твой, и наш
тогда дуновения гнали ко мне облака
однако же счастью я только учился
тогда дожди пролились на широкую землю
упали на зонт мой, когда обучался я плачу
тогда я узрел как брызнули струи из камня
засияли искры во счастье людское, но мне, где мне было знать, что это – покой
будучи молодым, смотрел я как заметали ветра опавшие листья
но внутри – воистину у Тебя я учился, запоминал каждый взмах в танце
научался сладости, научался ей орошать восторг
все чтобы юность стала легка и чтобы легче
поверх светлого фона – ложилась юная тень
проступал измененный слезами безбрежный пейзаж
и чтобы я впервые покинул детский свой облик
в роще сосновой, расстался с ее чистым дыханием
заодно оставив родной свой язык, чтобы после –
уже взаправду – вернуться в объятья родной стороны
мои пути лишь часть путей Твоих
я часть Тебя
все что могу я – могу от Тебя, на Тебя опираюсь
моя поступь тверда, а значит Тебе угодна дорога
следом – радуга в небе, тоже Твое воплощение
и в потоке воды также Твой лик
среди них хожу и я, несу свою долю
ничтожный, забавный, но все же будто бы происходящий от таинств Твоих
где бы ни ступал по земле
– я был растроган
в пору юности тело мое и недвижимое – было в движении
так глубоко внутри я молился
прежде стоял на вершине холма я – в сумерках и на ветру, взором вдаль устремляясь
тогда и случилось, что я прозрел
посреди пруда тихой воды растет древо и кажется пламенем
но оно не горит, это дерево груши, лишь листья его раскраснелись от инея
кроваво-красное древо – древо как пламень
его тень прибилась к нему, словно еще одно дерево подле, но от небес и от земель иных
– так и детство мое, душа малолетняя, Рай мой
в тот год, я был со стадом коров – понимаю,
я и они – всего лишь Твои отражения
все мы крупицы пейзажа: сорок буйволов малых, больших, я, снегопад
снежный покров, ветер и горы, а еще их – волов – ясные очи
всему у тебя мы учились и снежными днями – хвалу возносили Тебе
а после я повзрослел
любовь моя пребывала, и я умолк
замолчал широко
замолчал призывающе
замолчал так что небеса потемнели
но я все продолжал
падать в молчание
до его сердцевины
и дальше вглубь где нет середины
где лишь немота обступает молчание
но никак не обступит
– тогда любовь хлынула, вширь – снова и снова
и так до песчинок на млечном пути, до бисера звезд
на лугу долго тело мое содрогалось, очнувшись
раскрывши глаза – я гляделся в любовь
пока тело с душою кутала ночь
тогда Ты весь был во мне, как весь я в Тебе
16 ноября 1996
·14·
Господи, мне было дано видеть солнце Твое, но есть и те кто лишен его
не счесть сколько раз говорил я об этом, но все они притворились глухими
все они смотрят – глаза их открыты, но не зрят они солнца, Твоего солнца
что же смотрят они тогда целыми днями?
Ты – Ты дал мне увидеть однажды и с тех пор видеть всегда
солнце, но что же оно из себя?
Господи, солнце Твое, что же оно?
отчего я, однажды увидев, вижу всегда
ведь и даже в ночи, даже уйдя жить в пещеры
всегда и везде – было б только стремление – снова глаза видят солнце Твое
о, солнце, солнце, солнце, солнце и солнце Твое
как оно стало источником силы во чреве моем?
Господи, чудеса Твои всюду – все они как одно
зенит Твой, в зените солнце Твое
травы Твои колеблет полупрозрачная длань
Твой я: в зените Твоего мира – капля росы
16 ноября 1996
Читать по теме:
Как провожали Шукшина
50 лет назад ушел из жизни автор «Калины красной». Prosodia вспоминает, как современники отозвались на уход Василия Макаровича.
Дана Курская. Кто тaм ходит гулко перед дверью
В подборке Даны Курской, которую публикует Prosodia, можно увидеть, как поэтика психологической точности, искренности, проходя через катастрофические для психики испытания, перерождается в нечто иное — в поэтику страшной баллады.