Саша Черный. Арии для безголосых.

В 1905 году Мечтатель переехал в Санкт-Петербург. Первое же стихотворение под псевдонимом «Саша Чёрный» привело к закрытию журнала «Зритель». Это было 27 ноября 1905 года. Стихотворение называлось «Чепуха». Политическая сатира.

Витте родиной живет
И себя не любит.
Вся страна с надеждой ждет,
Кто ее погубит…

Сергей Витте – в то время председатель Совета министров.

Публика оценила сатирические способности Чёрного. Как писал Корней Чуковский, «получив свежий номер журнала, читатель, прежде всего, искал в нём стихи Саши Чёрного. Не было такой курсистки, такого студента, врача, адвоката, которые не знали бы их наизусть». 

После революции Саша Чёрный покинул просторы новой России – жил в Литве, Берлине и Риме, в 1924 году переехал в Париж. В 1925–1928 годы возглавлял отдел сатиры и юмора «Бумеранг» в парижском еженедельнике «Иллюстрированная Россия».

Саша Чёрный скончался от сердечного приступа 5 августа 1932 года. Рискуя жизнью, он помогал в тушении пожара на соседней ферме; придя домой, слёг и больше не поднялся.

В начале 1960-х годов стихи Саши Чёрного вновь стали очень популярны у советской интеллигенции: его однотомники были изданы в Большой (1960) и Малой (1962) сериях Библиотеки поэта. Вступительные статьи и подготовка текста – Корнея Чуковского.

На рубеже 70-80-х годов прошлого века вдруг выяснилось, что стихи Саши Чёрного хорошо ложатся на музыку и, главное, отвечают умонастроениям молодежи.

Самый большой вклад в популяризацию поэзии Чёрного внес Александр Градский. В 1980 году он записал вокальную сюиту «Сатиры», состоящую из 17 песен (композиций, как тогда предпочитали называть песни прогрессивные музыканты). Сюита вышла только в 1987 году: власти не могли решить, нужна ли советскому народу сатира начала ХХ века.  

1. Аркадий Северный. «Окраина Петербурга», 1977.

Время года неизвестно.
Мгла клубится пеленой.
С неба падает отвесно
Мелкий бисер водяной.

Фонари горят как бельма,
Липкий смрад навис кругом,
За рубашку ветер-шельма
Лезет острым холодком.

Пьяный чуйка обнял нежно
Мокрый столб – и голосит.
Бесконечно, безнадежно
Кислый дождик моросит…

Поливает стены, крыши,
Землю, дрожки, лошадей.
Из ночной пивной всё лише
Граммофон хрипит, злодей.

«Па-ца-луем дай забвенье!»
Прямо за сердце берет.
На панели тоже пенье:
Проститутку дворник бьет.

Брань и звуки заушений…
И на них из всех дверей
Побежали светотени
Жадных к зрелищу зверей.

Смех, советы, прибаутки,
Хлипкий плач, свистки и вой –
Мчится к бедной проститутке
Постовой городовой.

Увели… Темно и тихо.
Лишь в ночной пивной вдали
Граммофон выводит лихо:
«Муки сердца утоли!».

2. Группа «Браво». «Медицинский институт», 1983 год.

Таня Львова захотела
В медицинский институт
Дядя нанял ей студента,
Долговязого как прут.
Целый день в пустой гостиной
Он, крутя свой длинный ус,
Объяснял ей «имперфектум»
И причастия на «us».
Таня Львова как ребёнок
Важно морщила свой нос
И, выпячивая губы,
Отвечала на вопрос.
Но порой, борясь с дремотой,
Вдруг лукавый быстрый взгляд
Отвлекался от латыни
За окно в тенистый сад.
Там в саду так много яблок
На дорожках и в траве,
Так и двинула б студента
по латинской голове.

3.  «Сплин». «Под сурдинку», 1994 год (само название группы – «Сплин» – взято из этого стихотворения).

Хочу отдохнуть от сатиры…
У лиры моей
Есть тихо дрожащие, легкие звуки.
Усталые руки
На умные струны кладу,
Пою и в такт головою киваю…

Хочу быть незлобным ягненком,
Ребенком,
Которого взрослые люди дразнили и злили,
А жизнь за чьи-то чужие грехи
Лишила третьего блюда.

Васильевский остров прекрасен,
Как жаба в манжетах.
Отсюда, с балконца,
Омытый потоками солнца,
Он весел, и грязен, и ясен,
Как старый маркёр.

Над ним углубленная просинь
Зовет, и поет, и дрожит…
Задумчиво осень
Последние листья желтит,
Срывает,
Бросает под ноги людей на панель…
А в сердце не молкнет свирель:
Весна опять возвратится!

О зимняя спячка медведя,
Сосущего пальчики лап!
Твой девственный храп
Желанней лобзаний прекраснейшей леди.
Как молью изъеден я сплином…
Посыпьте меня нафталином,
Сложите в сундук и поставьте меня на чердак,
Пока не наступит весна.

4.  Александр Градский и группа «Скоморохи». «Молитва», 1987 год (из альбома «Сатиры» на стихи Саши Чёрного).

Благодарю тебя, создатель,
Что я в житейской кутерьме
Не депутат и не издатель
И не сижу еще в тюрьме.

Благодарю тебя, могучий,
Что мне не вырвали язык,
Что я, как нищий, верю в случай
И к всякой мерзости привык.

Благодарю тебя, единый,
Что в третью думу я не взят, –
От всей души с блаженной миной
Благодарю тебя стократ.

Благодарю тебя, мой боже,
Что смертный час, гроза глупцов,
Из разлагающеся кожи
Исторгнет дух в конце концов.

И вот тогда, молю беззвучно,
Дай мне исчезнуть в черной мгле, –
В раю мне будет очень скучно,
А ад я видел на земле.

5. Александр Новиков, Максим Покровский. «Тарарам» («Ария для безголосых»), 2013 год.

Голова моя – темный фонарь с перебитыми стеклами,
С четырех сторон открытый враждебным ветрам.
По ночам я шатаюсь с распутными пьяными Феклами,
По утрам я хожу к докторам.
Тарарам.

Я волдырь на сиденье прекрасной российской словесности,
Разрази меня гром на четыреста восемь частей!
Оголюсь и добьюсь скандалезно-всемирной известности,
И усядусь, как нищий-слепец, на распутье путей.

Я люблю апельсины и всё, что случайно рифмуется,
У меня темперамент макаки и нервы как сталь.
Пусть любой старомодник из зависти злится и дуется
И вопит: «Не поэзия – шваль!»

Врешь! Я прыщ на извечном сиденье поэзии,
Глянцевито-багровый, напевно-коралловый прыщ,
Прыщ с головкой белее несказанно-жженной магнезии
И галантно-развязно-манерно-изломанный хлыщ.

Ах, словесные, тонкие-звонкие фокусы-покусы!
Заклюю, забрыкаю, за локоть себя укушу.
Кто не понял – невежда. К нечистому! Накося выкуси.
Презираю толпу. Попишу? Попишу, попишу...

Попишу животом, и ноздрей, и ногами, и пяткам!
Двухкопеечным мыслям придам сумасшедший размах,
Зарифмую всё это для стиля яичными смятками
И пойду по панели, пойду на бесстыжих руках...