Сергей Золотарёв. О себе человек задумывается как о смерти

Чем это интересно

Сергея Золотарёва можно сравнить с иллюзионистом в поэзии. Он берет образ и проделывает с ним фокус его перерождения через многослойную метафору в нечто совершенно иное прямо на наших глазах – а зритель вроде и смотрит во все глаза, но не может понять, в каком месте совершилось неожиданное и непредсказуемое превращение. Но иллюзионист – это фокусник, а Золотарёв не может скрыть своего пристрастия к таким сюрреалистическим или метафизическим превращениям образа – именно оно для него событийно, выражает нечто непостижимое, а значит, самое главное о мире. Метафора всегда в существенной степени – попытка пересоздания мира в новых координатах. Именно это ощущение и остается даже после самых скромных по замыслу этюдов Золотарёва. 

Справка об авторе

Сергей Феликсович Золотарёв родился в 1973 году. Окончил Государственную академию управления им. С. Орджоникидзе. Автор поэтических сборников «Яйцо» (М., 2000), «Книга жалоб и предложений» (М., 2015), «Линзы Шостаковича» (М., 2020). Публиковался в журналах «Арион», «Дружба народов», «Новая юность», Prosodia и др. Лауреат премии журнала «Новый мир» (2015). Живет в г. Жуковский.

* * *

в хрущёвке где выщерблен каждый атом 
мы видим как пыль возвращает цвет
тем семидесятым
которых нет

реальность поклеена как обои
на сваренный из пустоты крахмал
и вот уже кажется нам с тобою
что кто только площадь не занимал

вот эта пропитка съедобным клеем
имеет причиною дефицит
внимания то есть о чем жалеем
когда прижимаем того кто спит

и если прочитаны стариками
все стены как взятые из газет
то тайной тропинкою тараканьей
становится отраженный свет

* * *

в ре-минорном первом его концерте
есть такое место где о себе
человек задумывается как о смерти
об ужасной роли в чужой судьбе

там где падают листьев сухие ноты
не достигнув клавиш сырой земли
постепенно входит догадка кто ты
и куда пути твои завели

и с рожденья несущий другим погибель
даже тем кто так и не был рожден
на мгновенье видит как сам Ван Клиберн
его тему играет выше на тон

* * *

просыпаться во тьме
как бы чуть не в своем
а в соседнем уме
засыпая вдвоем

видеть как в полынье
перепонками глаз
ты толкаешь ко мне
что осталось от нас

кубик Рубика рук
собирая в печать
я люблю этот трюк
саморазоблачать

пальцы в пальцы вплести
и мгновенно сложить
теремок из шести
плоскостей где нам жить

вяжем пол потолок
и четыре стены 
на руках – как залог
бесконечной длины

для подвижных сторон
света в плане частей
света важен синхрон
световых скоростей

и моторика рук
и истерика смех
словно ноги без брюк
как сигнал без помех

и уже ободок
видя радужки глаз 
думать вырубить ток
или выключить газ

* * *

снег прижимается к траве
он хочет маленький остаться
как дань весенней синеве
как топливо метеостанций

он шепчет ей – они одно
и в предлежаньи неразлучны
трава же – мертвая давно 
и твердо знает что так лучше

признай, снежок, что мы – ничто
и лишь пытаемся на рамных
переднеприводных плато
судить о плоскости на равных

мои сухие семена
твои вспухающие чресла
не разрешимы коль одна
из постоянных неизвестна

ты кто? живой – и бог с тобой
а я мертва и неделима
на даль и воздух голубой
на соль и яблоко налива

когда твой череп приберет
Герасимов в большие руки
предполагая наперед
черты открытой им науки

лежи и будь как Пушкин тих
как Мандельштам сухой и Гоголь
изголодавшийся – у них
одно лицо – и слава богу

ты снег ты твердо разделен
на восьмигранные пластинки
а вот вода – твой страшный сон –
всего лишь следует инстинкту

того что мертвая живей
живой воды вода поскольку
имеет силу всех кровей
а не одну восьмую дольку

мы все здесь делаем одно
иносказательное дело
как у живых заведено –
отряхиваем дерн от тела

* * *

кошка пьет с моего лица
воду мелкую как пыльца
говорили с лица не пить
оказалось – скрывали нить
за которую потяни
и такие пойдут огни

кошка пьет меня как Иссык 
и шершавый ее язык
возвращает ее питью
жизни вкус между двадцатью
и пятьюдесятью – года
испаряются как вода