Абай Кунанбаев: зеница ока

       * * *

Ты – зрачок глаз моих,
Пламень душ золотых.
Сердцу мук не избыть,
Столь глубок шрам от них.

И мудрец весь седой,
Покачав головой,
Скажет: «Нет, средь живых
Не встречал я такой!»

Весь в слезах я брожу
И тоской исхожу,
Жемчуг слов дорогих
Для тебя нахожу.

Не страшись, что в тиши
Говорю от души,
Иль самой невдомек!
Дивный день предреши.

(1891; пер. Марии Петровых)

Чем это интересно

Несмотря на свою хрестоматийность, в полном объеме текст известен далеко не всем, и особенно по-русски. В оригинале это целых 22 катрена, в каноническом русском переводе Марии Петровых их уже 19 (качество перевода тоже порой вызывает нарекания), а цитируются чаще всего только первые четыре. Такая редукция, впрочем, объясняется как раз тем, что составляет главную силу произведения, – музыкой. Абай был самый настоящий акын – он сочинял мелодии к своим стихам. Ясно, что песня из 22 куплетов слишком длинна, тем более что никакого внятного рефрена в ней нет, если не считать небольшой связки-распева. Вот поэтому исполняются обычно только первые четыре, с возвращением к самой первой в конце. Среди прочего это означает, что здесь мы просто обязаны в полном объеме привести текст русского перевода (цит. по книге: Абай. Стихи в переводах русских поэтов (К 150-летию со дня рождения. Алматы, 1995, с. 43 – 45):

Ты поймешь до конца,
Что палит нам сердца.
Взор твой скрыт, скромен вид,
Но горяч жар лица.

Холодна ты вполне
И к другим и ко мне.
Боль тая, слезы я
По твоей лью вине.

Косы тьмой, тьмой ночной
Над зарей, над рекой.
Лоб широк, взор глубок…
Ты лицо приоткрой!

Яркий рот – сладкий мед.
Блеск зубов – словно лед.
Потерял я покой,
Взгляд живой сердце жжет.

Гибок стан и высок.
Гнет его ветерок.
Ты бела, словно снег,
Ты нежна, как цветок.

Пусть дотла сердце сжег
Взор, что чист и глубок.
Страсти раб, я ослаб,
От любви занемог.

Ты грустна – даль темна.
Ты ясна – нам весна.
Смех твой – звон соловья,
Вся душа им полна.

То гневна, то нежна…
Не пьяни допьяна!
Что мне дом без тебя,
Мне и жизнь не нужна!

Как восход, как закат –
Зоревой твой наряд.
Лишь взгляну на тебя,
Жаждой весь я объят.

Лучше ты во сто крат
Всех похвал, что твердят.
Должных слов не найду,
Что восторг утолят.

Знает млад, знает стар:
Красота – божий дар.
Нам Пророк повелел
Быть в сетях милых чар.

Мне слова не даны,
Стоны мне суждены.
Сердцу ты, только ты,
Шлешь мечты, даришь сны.

Все, как я, влюблены,
Все, как я, не нужны.
Сердца стон так звенит,
Что слова не слышны.

Но к тебе нас манит
Пламя ласк и обид.
Нежный смех чуть сверкнет –
Страсть сильней закипит.

Кто не смел – не жигит,
Злая страсть нас томит.
Скоро ль день тот придет,
Что мой жар утолит?

Перевод Марии Петровых, как бы к нему ни относились с точки зрения его точности, в музыкальном отношении безупречен: в нем прекрасно передано своеобразие строфы, которую Абай впервые ввел в казахскую поэзию. Строфа написана двухстопным анапестом с мужскими рифмами (по схеме: а – а – б – а) и при всей сжатости размера усиливается еще и богатыми внутренними рифмами: «Ты грустна – даль темна. / Ты ясна – нам весна».

Сохранить музыку в переводе – все-таки самое главное, тем более когда речь идет о песне акына. Между прочим, сам Абай, переводя на казахский русских классиков, сумел превратить в песни даже переписку пушкинской Татьяны с Онегиным. Более того, эти песни ушли в народ, и даже бродячие исполнители чаще всего не знали, кто их истинный автор. Услышать такое для русского путешественника по казахской степи было настоящим потрясением. «Признаюсь, сразу я собственным ушам не поверил, – сообщает Дм. Львович в своих путевых очерках, изданных в 1914 году в Петрограде. – Вообразите только, старый киргиз [дореволюционное название казахов. – П.Р.] распевал, не более, не менее, письмо Татьяны Онегину…» Это был старый певец-улянчи, но пушкинский роман в переложении Абая был популярен и у молодых. Исследователь Г. Чумбалова пишет, что «на свадебных вечерах юноши и девушки устраивали между собой песенные состязания, используя для материал монологов Татьяны и Онегина».

Абай положил на музыку и другие свои переводы русских классических стихов, в том числе перевод басни Ивана Крылова «Вороненок». Тем не менее исключительно поэтом-песенником Кунанбаева считать нельзя. Главным произведением Абая стали «Слова назидания» – 45 притч, называемых иногда прозаической поэмой. На русский их переводил Виктор Шкловский. Анар Лизари перевел некоторые эти «слова» нерифмованным разностопным амфибрахием и записал в столбик, а не в строчку, превратив стихопрозу в самые настоящие стихи.

Эстетический манифест Абая – это тоже все-таки стихи, а не песня.

Поэзия – властитель языка,
Из камня чудо высекает гений.
Теплеет сердце, если речь легка,
И слух ласкает красота сравнений.

(пер. Веры Звягинцевой)

Стихотворение написано в 1887 году, ровно за сто лет до «Нобелевской лекции» Иосифа Бродского, и сегодня русским читателем как-то невольно воспринимается именно в контексте этой лекции, где сказано четко: «Поэт… есть средство существования языка… он – тот, кем язык жив…». У Абая дальше о другом – о певцах-невеждах, работающих за подачки и тем самым позорящих высокое искусство поэзии, но тем знаменательнее первая строчка. В буквальном переводе с казахского она звучит так: «Стихи – падишах слова». Именно стихи – не поэт. Тот – всего лишь средство языка. Но разве это не значит, что он – главный среди поданных падишаха?

Справка об авторе

Ибрагим Кунанбаев родился 10 августа (по новому стилю) 1845 года в урочище Жидебай в Семипалатинском регионе Казахстана. Прозвище Абай («внимательный», «осторожный») дала внуку его любимая бабушка Зере. Отец Абая, бий Кунанбай, был потомственным правителем рода Тобыкты, а также правил некоторыми другими родами. Известными биями были также дед и прадед поэта.

Начальное образование Абай получил в аульной мусульманской школе (он посещал ее с 10 до 12 лет), затем обучался в Семипалатинском медресе и одновременно в течение трех месяцев посещал русскую школу. К 15 годам его университеты закончились. К 20-ти Абай сделался опытным оратором-шешеном и помогал своему отцу управлять родом и укреплять его власть и влияние в степи, а к 30-ти и сам стал известен по всей этой степи, завоевав уважение народа и старейшин. При этом Абай активно занимался самообразованием, читал на арабском и персидском языках, изучал научные и богословские труды, восточную поэзию.

Стихи Абай начал сочинять еще подростком и в 14 лет даже приобрел некоторую известность среди сверстников как автор шутливых стихотворений, участвовал в поэтических состязаниях-айтысах. Однако потом он оставил это занятие как несерьезное и непрестижное: акыны жили на случайные заработки и подачки от богатых людей. Сказывалось и происхождение: знатные и богатые люди одним из признаков чистоты своего рода считали отсутствие в них баксы, то есть шаманов, колдунов и акынов.

В 1880-е годы Абай познакомился с русскими ссыльными Е. Михаэлисом и С. Гроссом. Они открыли для Кунанбаева русскую классическую литературу, прежде всего Пушкина и Лермонтова. Это стало переломным моментом: Абай осознал себя поэтом и с тех пор, отойдя от дел, целиком посвятив себя творчеству. Кроме стихов и «Слов назидания» он написал такие крупные лироэпические произведения, как поэмы «Мазгуд» и «Искандер».

В 1904 году умер любимый сын Абая Магауия (Магиш). Это была уже вторая для отца потеря: в 1895 от костного туберкулеза скончался сын Абдирахман, блестящий выпускник Михайловского артиллерийского училища в Санкт-Петербурге. Абай не перенес этого нового удара, отдалился от всех, почти перестал разговаривать с людьми и ушел из жизни ровно на 40-й день после смерти Магиша.