Александр Кочетков: с любимыми не расставайтесь!

Баллада о прокуренном вагоне

– Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, –
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана –
Прольется пламенной смолой.

– Пока жива, с тобой я буду –
Душа и кровь нераздвоимы, –
Пока жива, с тобой я буду –
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду –
Ты понесешь с собой, любимый, –
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.

– Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
– За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба – я и ты.

– Но если я безвестно кану –
Короткий свет луча дневного, –
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
– Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.

Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.

Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.

С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них, –
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!

(1932)

Чем это интересно

«Баллада о прокуренном вагоне» была написана Кочетковым в 1932 году. К тому моменту у 32-летнего выпускника филфака МГУ, ученика символистов Веры Меркурьевой и Вячеслава Иванова была одна «взрослая» поэтическая публикация (в альманахе «Золотая зурна» (Владикавказ, 1926)) и один сборник стихов для детей – «Мороз» (1927). Также на тот момент Кочетков был известен и как переводчик поэзии и прозы с венгерского и хиндустани.

Баллада Кочеткова делится на две части: первая часть – это разговор с любимой, с которой поэту пришлось расстаться. Он тяжело переживает разлуку: полуплачет, полуспит. Лирический герой предчувствует, что поездка ничем хорошим не кончится. Любимая его утешает, благодаря многочисленным повторам эти утешения напоминают заклинания. Увы!

Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.

Поезд сошел с рельс. Все погибли, включая героя. В жизнь двух человек вторглась «нечеловеческая сила» – случайность. В стихотворении это железнодорожная катастрофа. Видимо, встречи с «нечеловеческой силой» не избежать.

Стихотворению предшествовала реальная катастрофа. Жена поэта Нина Григорьевна Прозрителева вспоминала:

«Лето 1932 года мы проводили в Ставрополе у моего отца. Осенью Александр Сергеевич уезжал раньше, я должна была приехать в Москву позднее. Билет был уже куплен – Ставропольская ветка до станции Кавказской, там на прямой поезд Сочи – Москва. Расставаться было трудно, и мы оттягивали как могли. Накануне отъезда мы решили продать билет и хоть на три дня отсрочить отъезд. Эти же дни – подарок судьбы – переживать как сплошной праздник.

Кончилась отсрочка, ехать было необходимо. Опять куплен билет, и Александр Сергеевич уехал. Письмо от него со станции Кавказской иллюстрирует настроение, в каком он ехал.

В Москве, у друзей, которых он извещал о первом дне приезда, его появление было принято как чудо воскрешения, так как его считали погибшим в страшном крушении, которое произошло с сочинским поездом на станции Москва-товарная. Погибли знакомые, возвращавшиеся из сочинского санатория. Александр Сергеевич избежал гибели потому, что продал билет на этот поезд и задержался в Ставрополе.

В первом же письме, которое я получила от Александра Сергеевича из Москвы, было стихотворение "Вагон" ("Баллада о прокуренном вагоне")...»

Неизвестно, предпринимал ли Кочетков попытки опубликовать это стихотворение. Поэт Лев Озеров, главный пропагандист творчества Кочеткова, писал, что автор «был беспомощен в отношении устройства судьбы своих сочинений. Стеснялся относить их в редакцию. А если и относил, то стеснялся приходить за ответом. Боялся грубости и бестактности».

В известном смысле Кочетков был «неподцензурным» поэтом. Как и его учитель, Вера Меркурьева (впервые поэтическое наследие Меркурьевой увидело свет только в 2007 году). Но эта «неподцензурность» давала ему творческую свободу.

Литературовед Илья Кукулин считает, что стихотворение и не могло быть опубликовано в те годы – «из-за радикальной приватности и антиколлективизма, но в еще большей степени – из-за фонового ощущения непоправимой хрупкости мира и человеческих связей, зависящих от случайности. Эта хрупкость предстает у Кочеткова как общее свойство мироздания…»

Звездный час «Баллады...» пробил с началом Великой Отечественной, когда «непоправимая хрупкость мира» стала главным ощущением большинства жителей страны.

Лев Озеров вспоминал: «Зимой 1942 года в Ташкент приехал участник обороны Севастополя писатель Леонид Соловьев, автор прекрасной книги о Ходже Насреддине "Возмутитель спокойствия". В ту пору в Ташкенте Яковом Протазановым снимался фильм "Насреддин в Бухаре" – по сценарию Соловьева и Витковича. Виткович привел Соловьева к жившему тогда в Ташкенте Кочеткову. Тогда-то Соловьев и услышал из уст автора "Балладу о прокуренном вагоне". Она ему очень понравилась. Более того, он фанатически полюбил это стихотворение и текст его увез с собой. Казалось оно только что написанным. Так его воспринимали все окружающие (а Соловьев – в ту пору корреспондент "Красного флота" – читал стихотворение всем встречным-поперечным). И оно не только увлекало слушателей – оно стало для них необходимостью. Его переписывали и посылали в письмах как весть, утешение, мольбу. В списках, различнейших вариантах (вплоть до изуродованных), оно ходило по фронтам часто без имени автора, как народное».

Илья Кукулин предполагает, что «Баллада...» могла вдохновить Константина Симонова на собственное «заклинание» – стихотворение «Жди меня».

«Между стихотворениями есть существенное типологическое сходство, которое остается значимым и в том случае, если Симонов не знал о кочетковской балладе.... Переклички в структуре этих стихотворений во многом обусловлены общей идейно-концептуальной основой, а именно, представлением о том, что такое любовь и какова ее социальная миссия… В основе обоих стихотворений – религиозное переживание. Однако его объектом становится не трансцендентная сущность, а земная любовь между мужчиной и женщиной, которая понимается и изображается как наивысшая ценность и как сила, которая одна только может спасти человека от смерти». По мнению исследователя, стихи Кочеткова и Симонова открыли в русской поэзии квазижанр заговора на спасение жизни через любовь.

Впервые «Баллада...» была опубликована в 1966 году (сборник «День поэзии» под редакцией Льва Озерова). Строкой из «Баллады...» – «С любимыми не расставайтесь» – названа пьеса Александра Володина (1972), по которой был снят одноименный фильм (1979). После выхода фильма Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» (1975) «Баллада...» стала известна широким массам. В результате исследования, проведенного в 2015 году журналом «Русский репортёр», стихотворение заняло 51-е место в сотне самых популярных в России.

В 1985 году, через 32 года после смерти Кочеткова, вышла книга его стихотворений и поэм – «С любимыми не расставайтесь». Читатели смогли познакомиться и с другими стихами поэта. Оказалось, что тема хрупкости бытия и неизбежности разлуки – одна из магистральных в творчестве Кочеткова.


Памяти моего кота

В приветливом роду кошачьем
Ты был к злодеям сопричтен.
И жил, и умер ты иначе,
Чем божий требует закон.

Мы жили вместе. В розном теле,
Но в глухоте одной тюрьмы.
Мы оба плакать не хотели,
Мурлыкать не умели мы.

Одна сжигала нас тревога.
Бежали в немоте своей,
Поэт – от ближнего и бога,
А кот – от кошек и людей.

И, в мире не найдя опоры,
Ты пожелал молиться мне,
Как я молился той, которой
Не постигал в земном огне.

Нас разлучили. Злой обиде
Был каждый розно обречен.
И ты людей возненавидел,
Как я божественный закон.

И, выброшен рукою грубой
В безлюдье, в холод, в пустоту,
Ты влез туда, где стынут трубы,
Где звезды страшные цветут...

И там, забившись под стропила,
Ты ждал – часы, года, века, –
Чтоб обняла, чтоб приютила
Тебя хозяйская рука.

И, непокорным телом зверя
Сгорая в медленном бреду,
Ты до конца не мог поверить,
Что я не вспомню, не приду...

Я не пришел. Но верь мне, милый:
Такой же смертью я умру.
Я тоже спрячусь под стропила,
Забьюсь в чердачную дыру.

Узнаю ужас долгой дрожи
И ожиданья горький бред.
И смертный час мой будет тоже
Ничьей любовью не согрет.