Аркадий Кутилов: эх, Аркаша, нам ли горевать

              * * *

Эх, Аркаша, нам ли горевать.
в двух шагах от ядерного взрыва!..
Знай работу, «телек» и кровать,
да в субботу – пять бутылок пива.

Соблюдай умеренность в любви,
не умей свистать разбойным свистом
И во сне удачу не зови,
и не пей с лихим авантюристом.

Не теряй ни сон, ни аппетит,
пусть душа от горестей не хмурится…
И к тебе, конечно, прилетит
птица счастья – бройлерная курица.

Чем это интересно

Аркадия Кутилова (1940–1985) часто называют великим поэтом, иногда уточняют: великим омским. Статья в Википедии начинается с фразы: «Один из самобытнейших русских поэтов XX века. Несмотря на то, что его стихи в переводе на английский включены в академическую антологию "Русская поэзия XX столетия" (Лондон), его творчество по-прежнему малоизвестно российскому читателю».

Кутилова сравнивают с Диогеном: грек-аскет жил в бочке, Кутилов – на теплотрассе. Такое состояние позволяло ему, как Диогену, говорить на одном языке и с бомжом, и с представителем власти. «Император, отойдите, вы загораживаете солнце».

Кутилова сравнивают и с Франсуа Вийоном: их объединяет жажда свободы.

Аркадий Павлович Кутилов из тех людей, жизнь которых могла пойти по совсем иному пути, если бы не какие-то роковые обстоятельства.

Начинал Кутилов с лирических стихов о природе. Например, о тетеревах:

Патроны из пачки!
Тревожно и жарко!..
Два брата косачьих
сидят на боярке.

Молитву читаю
восходу, востоку:
«Заря золотая,
прости за жестокость!..»

Дыхание рвется,
немеет рука,
и ждут лишь приказа
два хищных курка.

...Как порохом пахнут
убитые братья!
А крылья распахнуты,
как для объятья...

(1960-е годы)

Геннадий Великосельский, друг поэта, пишет: «Да, на плечах у лирического героя его первых стихов – охотничья двустволка, да, налицо – захватывающая романтика охоты, но есть ли еще в русской поэзии охотничья тема (отнюдь не антиохотничья!), главным мотивом которой было бы – "не убий"? Справедливости ради следует сказать, что эта довольно обширная в его творчестве тема почти целиком рождена богатым воображением автора, наблюдательностью да рассказами односельчан – сам Кутилов охотником не был. Его старший брат Юрий вспоминал, что единственный охотничий опыт произошел где-то между детством и юностью Аркадия. Очевидно, понятия "романтика" и "смерть" плохо сочетались в сердце поэта, одушевлявшего даже молнии – и реки, трактора – и избушки, травы – и деревья».

В начале 60-х годов дела у Кутилова складываются неплохо: в Смоленске, где он проходил армейскую службу, поэт вступил в местное литературное объединение. Участвовал в семинаре молодых литераторов, получил высокую оценку своего творчества от Александра Твардовского. Кутилова печатали областные и армейские газеты, «талантливый солдатик» (по выражению Твардовского) даже стал автором гимна Смоленска (об этом факте упоминают многие авторы, но самого гимна никто не слышал).

Как пишет Великосельский, «вскоре происходит событие, наложившее отпечаток и на судьбу, и на всю оставшуюся жизнь поэта. Аркадий и еще пятеро солдат устраивают в расположении части выпивку. Пьют антифриз, в результате чего в живых остается лишь один Кутилов, которого демобилизуют из армии в тяжелом депрессивном состоянии.

Аркадий возвращается в родную деревню [на родину матери, в Омскую область. – Prosodia] совсем другим человеком, не узнаваемым даже близкими, до конца своих дней затаив в глубине души вину – за то, что остался в живых».

Сам Кутилов писал: «В подавленном состоянии, потеряв интерес ко всему, я жил в деревне, считая, что жизнь прошла мимо. Самое яркое событие того времени – это момент, когда я впервые серьезно оценил водку. Работал корреспондентом районной газеты, неумеренно пил, распутничал и даже не пытался исправить положение».

Из районной газеты «Вымпел» Кутилова в конце концов уволили за пьянство, и он переехал в Омск. В 1965 году его стихи впервые появились на страницах местной газеты «Молодой сибиряк».

Но жизнь не наладилась: в 1967-м у Кутилова умерла мать, затем – брат. В 1968 году поэт стал бродягой. Его лечили в психбольнице, привлекали к ответственности за тунеядство и бродяжничество. Понятно, что ни о каких публикациях речи не шло.

Где бы и кто бы опубликовал, например, такое стихотворение:

Хоть в ларьках «рассыпухи» избыток,
хоть портвейн я по праздникам пью...
«Солнцедар» – мой любимый напиток, –
в этот раз я тебя воспою.

Всех мыслителей допинг коронный,
фиолетовый зверь «Солнцедар»...
Сам Ермак, «Солнцедаром» взбодренный,
колошматил непьющих татар.

Презираю и вермут, и брагу, –
что за хмель без кислотных примет?!
«Солнцедаром» плесни на собаку –
и собака облезет в момент!

Им приятно подпаивать милку,
он хорош для семейных атак...
Брось под танк «Солнцедара» бутылку
зарычит и скопытится танк!

Всолнцедарившись, вижу, как встарь я,
пляшет стол и хохочет диван...
Дашка, Дарья моя, Солнцедарья,
что ж ты рвешь на себе сарафан?!

«Солнцедар» – добровольная пытка,
детектив, нервотрепка, пожар...
Рупь с полтиной – бутылка напитка,
а какой сторублевый кошмар!

У Кутилова есть 12 заповедей, которые навсегда «оккупировали его душу». Это 1979 год. Вот некоторые из них.

1. Мои рисунки и стихи – это откровенная профанация искусства. Ещё Вольтер говорил: «Чтобы скомпрометировать нелюбимое дело, нужно довести его до абсурда». Я не люблю все виды искусственности, и как результат – мои дикие матерщинные произведения.
6. Моя Новая Система Воображения – это начало новой религии: без бога и других напыщенных авторитетов. Моё поведение в быту является отражением моей позиции в поэзии.
7. Я пацифист, и если рисую какого-то полковника, то не забываю вдёрнуть ему в нос кольцо (как у людоеда, который съел несчастного капитана Кука).
9. Моё желание – иметь карманную водородную бомбу (я дистрофик, а это невыгодно в том мире, где хозяйничают волосатый кулак и голубой штык).
11. Главное моё оружие – ирония. Пытаюсь овладеть ею в совершенстве и, возможно, на краю могилы буду таким желчным, что меня не возьмёт даже Смерть.
12. Жить без горя не могу!

Поэзия – не поза и не роль.
Коль жизнь под солнцем –
вечное сраженье, –
стихи – моя реакция на боль,
моя самозащита и отмщенье!

Стихотворение «Эх, Аркаша, нам ли горевать...» – взгляд на мир отвергнутого системой поэта. Он знает, как в эту систему можно вписаться, как быть для нее приемлемым. Стать тварью (дрожащей, пьющей, смотрящей телевизор), не склонной к бунту. И тогда ты получишь видимость награды – бройлерную курицу. Для Кутилова это невозможно.

Этим правилам можно противопоставить только иронию и бунт. Погибать, так с музыкой!

Как там пела Шульженко?

Эх, Андрюша, нам ли быть в печали?
Не прячь гармонь, играй на все лады.
Так играй, чтобы горы заплясали,
Чтоб зашумели зеленые сады!

Тем более что мы все в двух шагах от ядерного взрыва, а значит, гуляем! И можно все: этот мир обречен, в нем нет смысла. Кутилов писал: «Во мне осталось 15% совести»; «чтоб я не ходил по улице голый и слишком часто не плевал в колодец, из которого пью».

Автор книги «Неизвестный Кутилов» (Омск, 2005) М. Мудрик писал, что «хулиганство – и в поступках, и в словах – становилось ему подчас необходимым, чтобы ощущать себя (пусть порой таким непотребным образом) свободным человеком в несвободной стране».

Как пишет Великосельский, «летом 1985 года в одном из центральных скверов города Омска был обнаружен труп бродяги в грязной рваной одежде. Смерть наступила в результате невыясненных (да и особо не выясняемых) обстоятельств. Труп был опознан, но никем не востребован».

На сегодняшний день у Аркадия Кутилова издано порядка пятисот стихов из примерно шести тысяч написанных.