Арсений Несмелов: им снится ласковое тело

Самцы

Их душит зной и запах тьмы,
Им снится ласковое тело,
Оно цветет на ткани белой
За каменной стеной тюрьмы.

Рычат, кусая тюфяки,
Самцы, заросшие щетиной,
Их лиц исщербленная глина
Измята пальцами тоски.

Но по утрам движенья их
Тверды, стремительны и четки,
И манят старые решетки
Огнем квадратов голубых.

Весна безумие зажгла
В ленивом теле, в жире желтом,
И по ночам над ржавым болтом
Скрипит напильник и пила.

И со второго этажа
Прыжок рассчитанный не страшен.
Пускай теперь с площадок башен,
Крича, стреляют сторожа!

Опубликовано в 1921 году

Чем это интересно

В «Самцах» у Несмелова миром правят секс и насилие.

Стремление к свободе у мужчин – чисто животное, не ради, скажем, получения каких-то политических прав, а только ради обладания самкой. Тем более, когда за стенами тюрьмы (зоопарка) весна. Таков главный инстинкт и мира животных, и мира людей. И даже возможная гибель от пули сторожа не остановит самцов.

Даже водяные не смогу противостоять инстинктам.

На отмели, где в знойной лени
Томились женщины с утра,
Ложились, как хвосты тюленьи,
Волн вывернутые веера.

А у кибиток, голубые
Огни затеплив на челе,
Перекликались водяные,
Уладываясь на ночлег.

И, отряхая шерсть от пены -
Пофыркивала темнота, -
Они обнюхивали стены,
Где прикасалась нагота.

Их ноздри втягивали запах
Скамьи, сырого лишая.
На перепончатых их лапах
Белела рыбья чешуя.

И засыпали, с грудой схожи
Водою обтекавших глыб,
Но женщины им снились тоже
Похожими на белых рыб.

(1920)

Линия поведения лирических героев Несмелова – не результат духовных поисков, она впитана с молоком матери. Если сказано «жизнь за царя», то, будь добр, держи слово.

Таков мужской мир: мужчины убивают друг друга, борются за самок. В общем, постоянно находятся в состоянии стресса, покой им только снится.

Самки тоже в стрессе – ждут своих мужчин с поля битвы. Но могут и сами поучаствовать в процессе борьбы (неважно за что).

Несмелова если чем-то и не устраивает такое устройство мира, то в стихах 30-летнего поэта это почти никак не проявляется. Кто-то, может быть, уловит иронию в «Самцах». Но в основном Несмелов - наблюдатель.

Ведь я поэт, и глаз мой — лупа,
Я чуял мглу твоей тюрьмы.

(«Сестричка», 1921)

Эти строки вполне можно было бы написать на знамени акмеизма. Автор признается, что шестой сборник Гумилева «Костер» - для него Евангелие.

Я уйду: у меня на полке,
Как Евангелие — «Костёр».
Вечер длится, и рдеет книга.
Я – старательная пчела.
И огромная капля мига
Металлически тяжела.

<...>

Если сердце тоска затянет
Под ленивый наважий клёв –
Словно оклик вершины грянет
Грозным именем: Гумилёв!


Вероятно, концепция «мужского мира» казалась юному Арсению Ивановичу Митропольскому (настоящая фамилия Несмелова) романтической. Можно сказать, что это именно тот случай, когда идея была впитана с молоком матери.

Карьеру военного Арсений выбрал по примеру отца - Ивана Митропольского, секретаря Московского окружного военно-медицинского управления. Арсений учился во Втором Московском кадетском корпусе, из него перевёлся в Нижегородский Аракчеевский, который и окончил в 1908 году.

От отца – и увлечение литературой. Кстати, похожим путем пошел и младший брат поэта - Иван Иванович. Детский и военный писатель совмещал литературу с военной карьерой.

20 августа 1914 года Арсений Митропольский был мобилизован. Всю Первую мировую войну провёл на Австрийском фронте, получил четыре ордена. Демобилизован по ранению 1 апреля 1917 год в чине подпоручика..

В 1915 году в Москве Митропольский издал маленькую книжечку рассказов - “Военные странички: стихи и рассказы”. Достаточно необычные для того времени. Обычные – за войну до победного конца.

Там

Где гремели пушки
И рвались шрапнели –
Оставались дети.
…Прятались в подушки,
Забивались в щели…
Маленького Яна –
Голубые глазки –
Не забыла рота,
Раз от «чемодана»
Загорелась хата…
Звонко крикнул кто-то…
Нам не жаль солдата:
Павший с крошкой рядом,
Не глядел он в небо
Удивлённым взглядом –
Знал, что жизнь – копейка!..
Худенькая шейка,
Яростная рана…
Маленького Яна,
Голубые глазки –
Навсегда не стало…

«Чемодан» - это снаряды калибра от 152 мм. «Чемодан» - смерть для целой роты.

О себе Несмелов писал:

“Родился в Москве; в Москве и начал писать. Два раза уезжал из Москвы, и оба раза - воевать. Уехав в 1918-ом году в Омск, назад не вернулся, а вместе с армией Колчака оказался во Владивостоке… Поручик, с австро-германцами воевал в рядах 11-го Фанагорийского полка…»

Во Владивостоке Митропольскому, видимо, пришлось пересмотреть свои взгляды. Умерить юношеский максимализм. Весной 1920 года на свет появился поэт Арсений Несмелов – в честь боевого товарища, погибшего под Тюменью. Несмелов – «говорящая» фамилия.

Еще до прихода армии Дальневосточной республики (осень 1920-го) Митропольский с компанией друзей наткнулся на островке Коврижка в Амурском заливе на двоих красных партизан. И у тех, и у этих было оружие, но «злоба гражданской войны уже угасла в нас, хотя почти все мы еще недавно были офицерами».

Никто никого не убил.

Сильный зверь о любви рычал
Зубы скалившей сильной самке,
Нежным именем величал,
Брюхом полз, разрывая лямки.

А потом, ослабевший, лег,
Весь в истоме большого гула,
И волчиха в широкий лоб
Благодарно его лизнула.

Ибо знала, что не одна
Будет рыскать теперь по стужам:
Сделать зверя ей власть дана
Из лесного бродяги – мужем.

У Мандельштама «Мне на плечи кидается век-волкодав,/ Но не волк я по крови своей». У Несмелова эпоха – «сильная самка», сумевшая приручить волка.. Впрочем, волкодав тоже скоро появится на сцене.

В воспоминаниях «О себе и о Владивостоке» Несмелов написал, что успел поработать главным редактором японоязычной газеты «Владиво-Ниппо». Критиковали то красных, то белых – для «равноудаленности».

Целью газеты «было доказать, что без японских оккупационных войск Владивосток погиб бы. Боже мой, как нас “крыли” оставшиеся в городе красные газеты. Асеев, писавший стихотворные фельетоны в левой “Далекой окраине”, тоже не однажды пробовал кусаться. Мы отбивались не без успеха: я – стихотворными стрелами…»

Как ни странно, до 1929 года Несмелова публиковали и советские газеты. Арсений Иванович мог написать стихи о Ленине, о 1905 годе и о горе Фудзи.

Валерий Перелешин (1913 – 1992) вспоминал Несмелова в Харбине (туда Арсений бежал из Владивостока летом 1924 года): «Несмелов был настоящим поэтом, для которого вся жизнь была в стихах. Но не отказывался он ни от каких заработков. Писал в рифму о городских происшествиях, о драках между соседями, перебранках между соседками. Сочинял ради денег рекламные вирши для врачей... редактировал он и сборники чьих-то стишков из области «литературы ниже нуля» - ну, иной раз и стихов чуть получше.

Для харбинских «русских фашистов» Несмелов придумал поэта Николая Дозорова. Вот пример его творчества.

Ты не в изысканном наряде,
Тебе противна джасса дрожь.
На новогоднем маскараде
Ты эту ночь не проведешь.

Джасс – это джаз.

В общем, когда в 1945 году в Харбин пришла Советская армия, им было, что предъявить Несмелову, ему припомнили весь этот джаз.

Арестовали Арсения Ивановича 23 августа (по другим данным - 1 ноября 1945 года), по подозрению в контрреволюционной деятельности.

6 декабря 45 года Несмелов умер в госпитале для военнопленных в поселке Гродеково.

Вероятная причина смерти – гипертония.

Несмелов, предвидя такой финал, в 1942 году написал стихотворение «Моим судьям».

Часто снится: я в обширном зале…
Слыша поступь тяжкую свою,
Я пройду, куда мне указали,
Сяду на позорную скамью.

Сяду, встану — много раз поднимут
Господа в мундирах за столом.
Все они с меня покровы снимут,
Буду я стоять в стыде нагом.

Сколько раз они меня заставят
Жизнь мою трясти-перетряхать.
И уйдут. И одного оставят,
А потом, как червяка, раздавят
Тысячепудовым: расстрелять !

Заторопит конвоир: «Не мешкай!»
Кто-нибудь вдогонку крикнет: «Гад!»
С никому не нужною усмешкой
Подниму свой непокорный взгляд.



И без жалоб, судорог, молений,
Не взглянув на злые ваши лбы,
Я умру, прошедший все ступени,
Все обвалы наших поражений,
Но не убежавший от борьбы!