Борис Нарциссов: и я за вас впитал паучий ужас

Двойники

            Памяти Сергея Михайловича Третьякова
            и Бориса Анатольевича Нарциссова


Видали ль вы портретных двойников?
– Не идентичных близнецов обычных,
А совершенно посторонних, разных лет?
Я встретил раз таких, – и никакой ошибки:
Один – студент; мы вместе были в Тарту.
Другого – встретил на войне случайно.

Так говорится, что у идентичных
Судьба, болезни, смерть – все те же.
А как у этих, – у «вторых изданий»?
Я думаю, что там судьба сложнее.

Попробую в стихах здесь рассказать
Про собственных – увы! ушедших
Не двойников, а уж скорее тройку.

Конец двадцатых. Сонный Дерпт,
Академический эстонский Тарту.
А там поэты: Цех Поэтов,
И все в очках, и все – Борисы.
Один – весьма потом известный Вильде
(Расстрелян немцами в Париже);
И неизвестный Тагго-Новосадов
(Замучен после в ГПУ);
И ваш покорный – чудом уцелевший.
И ментор старший наш:
Борис Васильич Правдин,
Доцент, поэт, эстет и шахматист.
Писал стихи:
«Мой пояс стоит два таланта серебра.
Я дочь верховного иерофанта Аммона-Ра…»
Был в дружбе с Северянином, и Ларионов
Проездом у него гостил:
Потом оригинал «Мужчины
С усами» на стене висел.
Абстрактная картина – из цветных кусочков.
«Усы – вот тут!» – и Ларионов трубкой
В два маленьких кусочка ткнул,
А цвета – что-то вроде шоколада.

Так вот, в числе своих других знакомых
Борис Васильич Третьякова знал,
Точней: в гимназии учился с ним.
И все мне говорил он, что Сережу
Я точно повторял и голосом, и видом, –
Двойник, лет на пятнадцать запоздавший!
Сергей Михайлыч! Старший мой двойник!
– «Рычи, Китай!» – и прочая агитка…
Вы были на неправой стороне.
Вы послужили злу, а зло
Всё тем же платит – тоже злом.
Что думали вы в час последний,
Когда вели вас на расстрел?
Какие мыслеграммы слали?

А через много, много лет,
Уже совсем за океаном,
(Вторым по счету для меня),
Мне мастер шахмат Браиловский говорил:
– «Давненько с вами, Анатольич, не видались:
Вот с Гатчины в семнадцатом году!
А как же – вместе юнкерами были,
И вы не очень изменились!
Ведь вас зовут Борис Нарциссов?..»
Ну, да, зовут. Ну, да, и Анатольич.
Ну, да, и юнкером я был,
Но только в Таллинне, в казармах Тоньди
И этак лет пятнадцать позже.
Опять двойник: кузен двунадесятый.
Что стало с ним? Не вовремя надел
Он золото погон заветных:
Последние минуты пред атакой,
Иль самосуд, иль Бела Кун в Крыму…
Я думаю – недолго был я с двойниками,
Я, – как-то чудом уцелевший.

А как же с общею судьбою –
Как верят – идентичных близнецов?
Как будто тройники такие
Случайны и не связаны ничем…
А отчего во снах бывал я обреченным?
А отчего стихи мои такие?
– Не вы ли, двойники, мне вести слали
Своим томлением предсмертным?
И я за вас впитал паучий ужас
Прекрасной, но жестокой жизни?

Я пробовал шутить: не получалось.
«Ну вот, пишите о любви» –
Мне как-то барышня сказала.
Ответил ей неловко я:

«Любовь с поэзией в союзе
Мне, видимо, не суждена:
Моей приличествует музе
Кладбище, ужас и луна».

Спросить бы двойников: уж не они ли
Мне мыслеграммы шлют?..

Чем это интересно

Борис Анатольевич Нарциссов родился в Саратовской губернии в семье земского ветеринара. Его мать, Валентина Кирилловна Янсон была наполовину эстонкой, и в 1912 году Нарциссовы перебрались в Ямбург Петербургской губернии, поближе к родине матери. Затем, вместе с отступающей Северо-Западной армией генерала Юденича Нарциссовы бежали в Тарту.

В 1931 году Борис с отличием окончил естественно-математический факультет Тартуского университета по специальности химия, работал офицером-химиком в лаборатории химической защиты военного министерства Эстонии.

Нарциссову повезло: в 1940 году, когда Эстония вошла в состав СССР, Борис не был подвергнут репрессиям, как многие другие бело-эмигранты., более того, его назначили лектором химической защиты в военно-техническом училище.

В 1943 году Нарциссов попал в плен к немцам (он воевал в составе Эстонского национального корпуса Красной армии), но как эстонский гражданин был отправлен на родину, где был назначен химиком на сланцеперерабатывающий завод.

В 1943 году Борис Анатольевич ушел вместе с отступающими немецкими войсками.

Всю жизнь до пенсии Нарциссов проработал по специальности: в Германии, Австралии, США (с 1953 года). На пенсию в 1972 году он ушел с должности химика в Библиотеке конгресса в Вашингтоне.

В Америке Нарциссов впервые начал активно печататься: писал стихи и прозу. критические заметки (в основном для «Нового русского слова»). Можно сказать, жизнь удалась. По крайней мере, он умер естественной смертью.

Героям «Двойников» Нарциссова повезло меньше.

Двое из них – знакомые Бориса по Юрьевскому цеху поэтов (1928 год).

Поэт Борис Вильде, выпускник физико-математического факультета Тартуского университета, один из основателей и редактор французской газеты Résistance («Сопротивление») был расстрелян нацистами в 1942 году.

Именем Вильде названа одна из улиц Парижа. На здании этнографического музея, где он работал, установлена мемориальная доска со словами Шарля де Голля: «Вильде, выдающийся пионер науки, с 1940 года целиком посвятил себя делу подпольного сопротивления. Будучи арестован гестапо и приговорен к смертной казни, явил своим поведением во время суда и под пулями палачей высший пример храбрости и самоотречения».

Философ Борис Христианович Тагго-Новосадов к началу Второй мировой имел в активе две поэтические книжки. После прихода советской армии в Эстонию был арестован органами НКВД , в апреле 1945 года получил десять лет лишения свободы по ст. 58, несколько месяцев спустя умер в тюремной больнице в Ленинграде от туберкулеза.

Еще один двойник Нарциссова – драматург и поэт-футурист Сергей Михайлович Третьяков. В 1937 году он был расстрелян в Москве. В 1926 году Третьяков написал пропагандистскую пьесу «Рычи, Китай».

Нарциссов пишет:

А отчего стихи мои такие?
– Не вы ли, двойники, мне вести слали
Своим томлением предсмертным?
И я за вас впитал паучий ужас
Прекрасной, но жестокой жизни?
Я пробовал шутить: не получалось.
«Ну вот, пишите о любви» –
Мне как-то барышня сказала.
Ответил ей неловко я:
«Любовь с поэзией в союзе
Мне, видимо, не суждена:
Моей приличествует музе
Кладбище, ужас и луна».
Спросить бы двойников: уж не они ли
Мне мыслеграммы шлют?..

О любви Нарциссов не писал. Его герои живут в распадающемся и трагическом мире, и это его естественное состояние. С энтропией бороться невозможно.

Я не знаю теперь — был то сон или нет, –
Но виденье осталось желанным:
Мне открылся безрадостный, пепельный свет.
Мир спокойный, безмолвный и странный.

Над сыпучим и острым, холодным песком
Колыхались иссохшие травы,
И никто на песке этом, красном, сухом.
Кроме ветра, следа не оставил.

Фосфорились, из сумерек белой дугой
К берегам набегая, буруны.
И на небе зеленом, одна за другой,
Восходили огромные луны.

И я понял тогда, что совсем одинок
Я на этой далекой планете.
И я видел кругом лишь кровавый песок
Да травы неживые соцветья.