Дмитрий Минаев: от дворовых нет поклона

          * * *

Холод, грязные селенья,
Лужи и туман,
Крепостное разрушенье,
Говор поселян.

От дворовых нет поклона,
Шапки набекрень,
И работника Семена
Плутовство и лень.

На полях чужие гуси,
Дерзость гусенят, –
Посрамленье, гибель Руси,
И разврат, разврат!..

(1863)

Чем это интересно

В стихотворении Дмитрия Ивановича Минаева (1835 – 1889) пародируется известное стихотворение Афанасия Фета «Шепот, робкое дыханье...»

Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья.

Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..

Стихотворение 30-летний унтер-офицер Афанасий Фет написал в 1850 году. Безглагольная безыдейная эротическая история не прошла незамеченной: стихотворение дало повод для восторгов и для недоумения. По замечанию Михаила Гаспарова, читателей стихотворение раздражало «разорванностью образов». Лев Толстой говорил: «Но прочтите эти стихи любому мужику, он будет недоумевать, не только в чем их красота, но и в чем их смысл. Это – вещь для небольшого кружка лакомок в искусстве».

Достоевский назвал стихотворение несвоевременным, мол, Россия гибнет, а Фет пишет о каком-то «шепоте», и если бы дело было в Португалии времен Лиссабонского землетрясения, то поэта всенародно казнили на площади – стихотворение показалось бы «слишком оскорбительным и небратским поступком поэта, воспевающего такие забавные вещи в такую минуту их жизни».

Николай Чернышевский считал стихотворение «идиотским»: «Все они такого содержания, что их могла бы написать лошадь, если б выучилась писать стихи, – всегда речь идет лишь о впечатлениях и желаниях, существующих и у лошадей, как у человека. Я знавал Фета. Он положительный идиот: идиот, каких мало на свете. Но с поэтическим талантом. И ту пьеску без глаголов он написал как вещь серьезную. Пока помнили Фета, все знали эту дивную пьесу, и когда кто начинал декламировать ее, все, хоть и знали ее наизусть сами, принимались хохотать до боли в боках: так умна она, что эффект ее вечно оставался, будто новость, поразительный» (1878). Впрочем, Чернышевский не предполагал, что Фет когда-нибудь прочтет его письмо, адресованное сыновьям.

Для Фета же «безыдейность» была художественной позицией: «Художнику дорога только одна сторона предметов: их красота, точно так же, как математику дороги их очертания или численность» (1859).

Как бы там ни было, в сознании современников стихотворение считалось самым «фетовским». Его пародировали. Одним из первых был Николай Добролюбов, сохранивший фетовскую «безглагольность» и усиливший эротическую составляющую:

Жар и холод нетерпенья…
Сброшенный покров…
Звук от быстрого паденья
На пол башмачков…

Но что заставило демократа Дмитрия Минаева вспомнить стихотворение Фета спустя 13 лет после его написания? Причины были. Во-первых, в 1863 году вышел фетовский двухтомник, стихи поэта были на слуху. Во-вторых, в 1858 году Фет ушел в отставку, а в 1860-м (за год до отмены крепостного права) купил имение в Мценском уезде Орловской губернии и занялся сельским хозяйством. Свой опыт деревенской жизни поэт изложил в «Заметках о вольнонаемном труде» (1862) и очерках «Из деревни» (1863).

Сочинения Фета сегодня вполне могли бы быть положены в основу сериала (может быть, даже комедийного) о сорокалетнем «новом русском», бывшем военном, купившем участок в сельской местности и решившем создать передовое фермерское хозяйство. При полном отсутствии квалифицированных кадров и дикости нравов. И еще надо учесть, что в России – переломный момент, отмена крепостного права.

Фет писал: «Я ничего не сочинял, а старался добросовестно передать лично пережитое, указать на те, часто непобедимые препятствия, с которыми приходится бороться при осуществлении самого скромного земледельческого идеала».

Деревенскую жизнь Фет описывает в мельчайших подробностях.

«Однажды утром, выйдя в молодой сад, где садовник хлопотал около прививков, я увидел на прилегающей к саду пшеничной зелени шесть гусей с целою вереницей гусенят, весело пощипывавших пшеницу и направлявших шествие от Крестов к нам. Надобно было всячески избавиться от подобных посетителей, и садовник, по указанию моему, направил их в водосточную канаву, руслом которой все стадо в самое короткое время добралось до пруда в саду. Кликнув мальчика, я поручил ему не выпускать гусей на берег, а садовника послал на Кресты сказать хозяевам гусей, чтоб они немедленно явились за своею собственностию. Отдать гусей даром было невозможно. К чему же была бы вся эта ловля? Надо было взять штраф».

Вот эти гусенята и перешли в минаевскую пародию, точнее, в цикл пародий на Фета под общим названием «Лирические песни с гражданским отливом».

В обличительную пародию попал и работник Семен. «Семен Скочкин – тип говоруна добродетельно-сиротливого. Это весьма распространенный тип русского мужика, и надо отдать ему должную справедливость – самый несносный. добродетельно-сиротливый говорун сумеет проникнуть к вам в кабинет, в гостиную, в спальню и даже залезть своим кисло-сладеньким голоском под череп».

А еще Фету не понравились русские песни: «Много переслушал я русских песен, но никогда не слыхал ничего сколько-нибудь похожего на музыку».

В общем, в Фете было что обличать. Современники поэта не разглядели в нем «прогрессивного представителя нарождающейся российской буржуазии». Современникам он казался крепостником и человеконенавистником. М.Е. Салтыков-Щедрин писал о Фете: «На досуге он отчасти пишет романсы, отчасти человеконенавистничает, сперва напишет романс, потом почеловеконенавистничает, потом опять напишет романс и опять почеловеконенавистничает».

С буржуазным эстетом мало кто хотел дружить. Можно сказать, что Афанасий Фет опередил свою эпоху. В русло русской поэзии его лирику ввели другие буржуазные эстеты – символисты.

О Дмитрии Минаеве читайте также в материале Prosodia: Король рифмы