Джек Керуак: в Хоккайдо у кошки нет удачи

Нортпортские хайку

Закрой глаза –
Хозяин стучится
В заднюю дверь.

Тихая Осенняя ночь,
а эти дураки
Затевают споры

Одинокие кирпичные стены в Детройте,
воскресный день,
тянет поссать

О, снова в Вермонт –
Амбаре осенней ночью

Пустяки!
Еще один день,
Еще что-то-или-другое!

Как бы то ни было, я бросаю
– теперь я наконец
Смогу вздохнуть –

Сколько им нужно кошек
поблизости
Для какой-нибудь оргии?

Сегодня я укорочу
свой хвост –
Я видел их в городе

В Хоккайдо у кошки
нет удачи

Все кошки в Киото
видят сквозь туман.

Птицы начинают петь,
Но он на кошачьих лугах
Я заберусь на дерево
И вырежу на нем Катапатафатайю

Если я выйду сейчас,
Мои каракули
Намокнут

Машина подъезжает, но
кошка знает,
Что это – не змея

В Лондоне кошки
могут спать
У двери мясника.

Надо было черкнуть
этот знак до того,
Как я заснул

Хайку мои глаза!
Моя мать зовет меня!

(1964, пер. Михаила Гунина)

Чем это интересно

На русском цикл был опубликован в «Антологии поэзии битников» (пер. с англ. / Сост. Галина Андреева. М.: Ультра. Культура, 2004. С. 356–359) и здесь приводится в орфографии, пунктуации и даже с опечатками этого издания. Так, похоже, что в хайку о Вермонте слово «амбаре» должно все-таки стоять в именительном падеже (по крайне мере, в оригинале есть только назывная конструкция: O for Vermont again – / The barn on an / Autumn night). Кроме нортпортского цикла в «Антологии...» также представлены «Западные хайку» и «Американские хайку» Керуака.

Названия говорящие, и в чем состоит американизация жанра, заметить нетрудно. Прежде всего, тут может быть и две, и четыре строки. Это значит, что автор, хоть и использует тире вместо невозможных по-английски разделительных слов (кирэдзи), самой трехчастной структуры не выдерживает. Не выдерживается и требуемое количество слогов (5–7–5 или хотя бы 17 в общей сумме). В лучшем случае в текстах присутствует сезонное слово (киго).

Керуак прекрасно понимал, что делает. Его американизированный подход заключался в следующем: «Главное – хайку должно быть очень простым и свободным от всей поэтической помпезности и рисовать небольшую картину, и быть таким же воздушным и изящным, как "Пастораль" Вивальди» (см. «Антологию...», с. 355). Интересно, что этот подход был сформулирован первоначально в прозе, в романе «Бродяги Дхармы». Он вышел в 1958-м, но описывает события 1955–1956 годов, когда Керуак был очень дружен с другим битником, поэтом Гэри Снайдером, в тексте выведенным под именем Джефи Райдера.

Друзья совершают восхождение на Маттерхорн-Пик (Калифорния) и при виде открывающихся с его склонов красот начинают импровизировать хайку, сплошь неканонические: «Разговорились о литературе – желтеют осины», «Валуны на краю обрыва – почему не срываются вниз?», «Озеро внизу… чернеют провалы колодцев» (Бродяги Дхармы. В кн.: Джек Керуак. Избранная проза. Том второй. Пер. Анны Герасимовой. Киев: AirLand, 1995. С. 55).

Джефи попутно излагает главные, по его мнению, отличительные особенности хайку. Такое стихотворение «должно быть простым, как овсянка, и давать яркую картинку реальных предметов...» Японские мастера служат образцом разве что в том смысле, что «они никогда не напивались в горах… просто бродили свежие, как дети, и записывали все, что видели, без всяких литературных оборотов и выкрутасов...»

Все это почти дословно совпадает со словами самого Керуака, разве что воздушности и изящества Вивальди не хватает. Хотя при чем тут итальянский маэстро, не очень понятно: автор гораздо больше был увлечен джазом и блюзом. Например, через год после выхода «Бродяг Дхармы» он выпустил пластинку Blues and Haikus, где читал стихи под аккомпанемент двух саксофонов.

Следует заметить, что Haikus – ошибка: недопустимая для названия жанра форма множественного числа. Следуя такой логике, по-русски эти поэтические произведения Керуака следовало бы называть «хайками» или «хокками». Писатель пошел еще дальше: для своих американских «хаек» он использовал еще и определение pops. Слово это очень многозначное, в нем слышится и попса, и поп-корн. Но, пожалуй, точнее всего в жанровом контексте перевод «хлопки»: как говорил Керуак, сама «американская речь подобна... отрывистым хлопкам» (см. «Антологию...», с. 355). Такими же хлопками взрываются в сознании и его стихи.

Цикл «Нортпортские хайку» 1964 года родился в городке Нортпорт, штат Нью-Йорк, где Керуак купил себе дом на деньги, заработанные после выхода его главного романа – «В дороге» (1957). Стихи были написаны во время вечеринки у нортпортского друга писателя, художника и фотографа Стэнли Твардовича. В примечаниях к «Антологии поэзии битников» о событии рассказывается как-то очень смутно, дескать, «большая удача, что эти замечательные хайку были записаны и сохранены». Но с чего бы им вообще пропадать? Большая часть ныне изданных хайку Керуака извлечены как раз из его записных книжек, прекрасно сохранившихся (всего в них насчитывается больше 1000 хайку). Или он тогда просто импровизировал стихи, а кто-то их добросовестно записал для истории?

На сайте публичной библиотеки Нортпорта есть полный список поэтических сборников Керуака, и каждая позиция сопровождается небольшим описанием. С Нортпортским циклом вышла вот какая история. На вечеринке в доме у Твардовича Керуака попросили написать хайку о кошке. Вместо этого он раздал гостям по листку бумаги и попросил их самих сочинить стихи по заданной теме. Чем все в точности закончилось, неизвестно, но утром хозяин обнаружил разбросанные по полу листки с хайку и рисунками. Твардович прилежно собрал эти материалы и спустя годы передал для публикации за авторством Керуака: сначала они появились в журнале Street в 1975 году, потом вышли отдельной книжкой в 1989-м.

В самом ли деле это чужие стихи? Вопрос сложный. Вроде бы нет: налицо фирменная американизация жанра, которой всегда добивался Керуак, но вместе с тем тут можно подозревать и элементарную поэтическую безграмотность гостей, не ведающих, сколько там в хайку должно быть слогов и строчек. Узнаваемы отдельные биографические детали. Например, упоминается Детройт, а это родной город Твардовича. Упоминается также Вермонт – а это Новая Англия, родина уже самого Керуака. Он, правда, родился в Лоуэлле, штат Массачусетс, но в Нортпорт переехал, потому что здешние холмы напомнили ему о пейзажах Новой Англии, квинтэссенция которых – все-таки Вермонт. Кроме того, в финале возникает мама, которая куда-то зовет героя. Куда? Видимо, домой.

В Нортпорте Керуак почти ничего не писал, все больше ходил по барам и по вечеринкам. Если не считать путешествий по Америке, Керуак до конца своих дней жил с мамой (несмотря на три своих брака). Так что реакция на ее зов понятна: «Хайку мои глаза!» Тут можно допустить даже, что она сама явилась на вечеринку спасать сына от пьянства, которое, увы, в конце концов и сведет его в могилу. Ну и что? С той же легкостью можно допустить и то, что все эти биографические подробности были хорошо известны и гостям: городок-то маленький, все друг друга знают.

В общем, ситуация складывается двусмысленная, словно бы текст сам себя написал неким загадочным образом. Кроме вопросов авторства дело осложняется еще и тем, что «Нортпортскими хайку» называется не только цикл и книга 1989 года, но также целый раздел в Book of Haikus (New York: Penguin Poets, 2003), охватывающий период с 1960 по 1966 годы. Всего в книге четыре раздела, каждый из которых соответствует определенному времени года и периоду творчества писателя. «Нортпортские хайку» – финал, зима. Что же получается? Автор ясен не вполне, контекст – плывет, потому что от анекдота мы переходим к драме, от вечеринки в доме у друга, где-то в американском пригороде – к контексту всей жизни поэта. Но таких жизней почти у любого человека всегда несколько, и у каждой – целая толпа авторов, как бы нам ни хотелось настоять на своем.

Что же делать? Видимо, ничего. Согласиться, что в тихую осеннюю ночь только дураки могут о чем-то спорить. Закрыть глаза и прислушаться – настоящий хозяин сам постучится в дверь.

Справка об авторе

Джек Керуак (Жак-Луи Лебри де Керуак) родился 12 марта 1922 года в Лоуэлле, штат Массачусетс, в семье франко-канадского происхождения. Окончил французскую католическую начальную школу, всерьез читать и писать по-английски начал только в старших классах. В средней школе увлекся игрой в футбол и достиг здесь таких успехов, что получил стипендию для продолжения учебы в Колумбийском университете в Нью-Йорке. Он поступил туда в 1940 году, но уже через год, после травмы и ссоры с тренером, вернулся в Лоуэлл. Некоторое время Керуак работал спортивным журналистом, потом бросил это занятие, переехал в Бостон и записался матросом в торговый флот, а затем перешел в военный.

В 1944 году Керуак оставляет службу и поселяется в Нью-Йорке, пытается возобновить занятия в университете, входит в круг литераторов, которые потом и сформируют движением битников: Аллен Гинзберг, Уильям Берроуз, Люсьен Карр, Нил Кэссиди. Термин beat generation впервые употребит как раз Керуак в беседе с писателем Джоном Келланом Холмсом. Тогда же, в 1944-м, он в первый раз женится (брак продлился всего несколько месяцев) и пишет свой первый, еще вполне традиционный роман «Городок и город» (опубликован в 1950-м).

В 1949 году начинаются путешествия Керуака на машине по всей Америке, которые лягут в основу его самого известного романа «В дороге». В 1950-м писатель женится во второй раз – это брак продержится чуть больше года. К 1952 году относятся первые серьезные поэтические опыты – они будут опубликованы только в 2006 году (Book of Sketches, 1952-57. New York: Penguin Poets, 2006). Вообще 1950-е – время наивысшего творческого расцвета писателя, когда были написаны его самые значительные романы.

Слава не принесла ему покоя и счастья. Обостряются проблемы с алкоголем. Керуак пробует порвать с пагубной привычкой. По приглашению поэта-битника и книгоиздателя Лоуренса Ферлингетти он приезжает в Биг-Сур, и некоторое время они живут на лоне природы. Так рождается роман «Биг-Сур», где проза местами перерастает в поэзию: часть романа под названием «Море» представляет собой полную звукоподражаний поэму, написанную на одном дыхании, под одновременным воздействием марихуаны, амфетаминов и алкоголя.

В 1960-е слава Керуака пошла на спад; он избегал встреч с прессой, жил с мамой и третьей женой во Флориде, где и скончался от последствий цирроза печени 20 октября 1969 года.