Евгений Кропивницкий: съел собаку я, поправился

Средство против туберкулеза

 

Лают псы и заливаются

В подворотнях по дворам.

И соседи тоже лаются.

Хари выставив из рам.

 

Над бараками, над длинными

Нежно светится луна.

Переулками пустынными

Баба крадется одна.

 

Смрадом тянет от помойницы.

Что чернеет под луной,

А в барачной тесной горнице

Кровью кашляет больной.

 

Входит баба: – Вот, поджарила

Скушай миленький, мясца.

Уж, я жарила да парила

Для здоровья молодца!

 

– Мать, собаку есть не нравится,

Но беда – туберкулез.

Неужели не поправиться –

И подохну я, как пес?

 

Съел собаку и поправился –

И прошел туберкулез,

И как сукин кот прославился –

И довольный произнес:

 

– Съел собаку я, поправился –

И прошел туберкулез,

Вкус собаки мне понравился,

Гав-гав-гав, я стал, как пес!

 

Но соседи не пугаются:

– Лаять можем мы не так!

Гав-гав-гав, так разве лаются?

Мать твою! – вот это так!

 

(конец 1940-х)

 

Чем это интересно

 

«Когда поэт начинает читать свои стихи – слушатели ожидают, что он прочитает им про себя. Каково же их недоумение, когда вместо того, чтобы услышать от автора обычное про него самого, они вдруг слышат стихи про них самих. Они начинают ерзать на стульях, лица их становится недоумевающими, мрачными, и они сразу же решат что "это не поэзия". В стихах которые им читают они узнают самих себя  и то грубоватое мещанство мирян, которое всюду и везде. Женщины и девушки, которые порой ночуют в чужих мужских постелях, вспоминают разные случаи, мужчины, любители выпить и покрыть матом, тоже узнают себя. Эта правда жизни смущает особенно те, кто привык считать себя знатоком поэзии. Они смущены, и в головах их родится протест. Это не поэзия говорят они, здесь нет ничего поэтичного. И одни из этих ценителей поэзии говорят: поэзия не должна быть грубой, в ней уместны розы, грёзы и слёзы, а не то, что вы пишете. А другие так говорят: поэзия должна быть патриотичной и поэтичной – надо изображать белые берёзы, ширину страны, в которой живёшь, и любовь к Родине и борьбу за лучшее будущее. И хором говорят так: что вы нам под нос суете бандитизм, воровство, жульничество, женский разврат и мужской мат, показывайте санитарок с овощами, пьяниц с водкой и селедкой и прочее, прочее. Нет. Нет! Поэзия должна быть возвышенная, героическая, зовущая и пропагандирующая светлое будущее. Но автор не хочет возражать на это. Просто ему чужда поза, выдумка и фальшь. Плоть и кровь бытия интересует автора стихов. Вас он показывает вам, миряне, по мере сил и способностей».

 

Эти строки принадлежат Кропивницкому. 1975 год. Что-то вроде манифеста.

 

Я – поэт окраины

И мещанских домиков.

Сколько, сколько тайного

В этом малом томике:

Тусклые окошечки

С красными геранями,

Дремлют «мурки»-кошечки,

Тани ходят с Ванями.

 

В «Средстве против туберкулеза» нет лирического «я» – есть только пристальный взгляд автора на происходящие  вокруг него события (Кропивницкий жил в бараке недалеко от подмосковной станции Лианозово), есть гротеск, примитив, нарратив, ирония.

 

Понятно, что слушателей, которым бросал вызов Кропивницкий, в реальности не существовало: стихов его не печатали (поэт к этому и не стремился), его аудиторией были родственники и знакомые: Генрих Сапгир, зять Оскар Рабин, Игорь Холин, Ян Сатуновский, Всеволод Некрасов, Николай Вечтомов, Лидия Мастеркова, Владимир Немухин, а также сын поэта Лев Кропивницкий. В конце 60-х в ряды слушателей влился молодой поэт из Харькова Эдуард Лимонов.

 

На самом деле Евгений Кропивницкий бросал вызов соцреализму и всей «разрешенной» советской поэзии. До него никто не догадался опоэтизировать поедание собаки ради излечения от туберкулеза. Барачная жизнь не попадала в поле зрения русской поэзии.

 

У забора проститутка,

Девка белобрысая.

В доме 9 – ели утку

И капусту кислую.

Засыпала на постели

Пара новобрачная.

В 112-ой артели

Жизнь была невзрачная.

Шел трамвай. Киоск косился.

Болт торчал подвешенный.

Самолет, гудя, носился

В небе, точно бешеный.

(1944)

 

 

Соцреализм этого вызова в общем-то не заметил, но на барачную компанию обратили внимание читатели из КГБ (они и придумали название – «Лианозовская школа»). В 1963 году Евгения Кропивницкого исключили из Московского отделения Союза художников – за создание Лианозовской группы, а также за формализм в творчестве. По «литературной линии» Кропивницкого наказать было невозможно: членом СП он не был и стать им не стремился. 

 

Справка об авторе

Евгений Леонидович Кропивницкий родился 25 июля 1893 года в Москве в семье железнодорожного чиновника. В 1911 году окончил Императорское Строгановское художественное училище и получил звание «ученый-рисовальщик». В 1915–1918 годах учился в Московском городском народном университете имени А.Л. Шанявского  на факультете истории.

С юности сочинял музыку и стихи. Сохранились отпечатанные ноты романса «Снова весна», текст и музыку к которому написал Кропивницкий.

Стесненные бытовые условия не позволяли Кропивницкому держать дома фортепиано, и занятия музыкой он прекратил. Как вспоминал Лев Копивницкий, отец не смог сохранить и свои огромные кубистические и экспрессионистские холсты. «Зато сохранилось более тысяч стихов, не занимавших много места. Правда, поэт, всегда требовательный к себе, многое, считая неудачным, уничтожил. Боюсь, что это составляет около двух третей написанного».

 

Всю жизнь Евгений Кропивницкий проработал учителем рисования, преподавал в народных студиях, кружках. Первая его книга «Печально улыбнуться…» вышла в 1977 году в Париже, за два года до смерти. 

О поэтах Лианозовской школы читайте в материалах Prosodia:

Игорь Холин: открытый космос

Недетские стихи Сапгира