Глеб Горбовский: человек за моею спиною

Капитуляция

Человек за моею спиною.
Он идёт уже долго за мною.
Я меняю маршруты, плутаю,
в магазины и в бани влетаю;
серой мышью ныряю в метро я,
а за мной уже топают трое.
Покупаю в киоске газету,
не курю, а жую сигарету,
из Вчера выбегаю в Сегодня,
а за мной – уже целая сотня.
Я стараюсь от них отвертеться.
Я решаю на пляже раздеться.
Накрываюсь газетой... И что же?
Их такое количество – боже! –
что, сутуля покорные плечи,
я тихонько иду им навстречу.

1965

Чем это интересно

Стихотворение «Капитуляция» 34-летнего ленинградца Глеба Горбовского вошло в его четвертую книгу стихов «Тишина». Считается, что именно после этой книги поэт стал по-настоящему знаменит.

Стихотворение можно рассматривать и как политическое (о тотальной слежке за поэтом), и как алкогольный трип. Видимо, цензура учла нетрезвый образ жизни автора, и отнесла стихотворение ко второй категории. «Капитуляцию» цензоры пощадили, но выбросили три других стихотворения: «Распята сухая дорога» («Неправильно, косо, убого придуманы избы в селе» - «фейк» о деревенской жизни). «Неправильно» была описана деревенская жизнь и в стихотворении «Торчат сараи по обочинам».

На окнах — ставенки трухлявые,
сердечком — глупенький узор...
Какая грязь большая хлябает —
на твой, на мой — на наш позор!

Третье изъятое из сборника стихотворение «Жена» рассказывало о любви женщины к дезертиру.

Но и без этих стихотворений книга выглядела несоветской. А граница между несоветским и антисоветским почти неуловима.

Каждое стихотворение «Тишины» - это картинка из жизни или, по выражению Булата Окуджавы, «с души наброски». (Булат Шалвович подарил Горбовскому стихотворение: «Зачем торопится в леса поэт Горбовский?/Чтоб делать там с души своей наброски».)

Наброски - это размышления поэта о мужской и женской натуре:

Прощается женщина с мужем.
Идет, как по небу, по лужам.
Трепещет пальто ее - тряпка,
и скверно ей, верно, и зябко.
Мужчина ж в пучине вагона
нарезал колбас и бекона,
налил половину стакана
и выпил с лицом истукана.
А женщина тащится к дому --
к немому, глухому, пустому...
А муж ее, скомкав салфетку,
спокойно глядит на соседку.

1968

Это мог быть набросок - в ритме твиста - о том, что высшие силы, управляющие происходящим, могут принимать образ рыжего сурового паренька.

Наш самолетик еле дышит,
такой старательный зверек.
То круг таинственный опишет,
то перейдет на кувырок.
А мы сидим в его утробе:
и мы, и ящики — одно.
Возьмет, козявка, и угробит,
как на войне или в кино.
...А у пилота волос рыжий,
такой суровый паренек.
Надел наушники и слышит,
а что он слышит — невдомек.
Под нами гор струятся грядки.
И, как ни странно, — все в порядке.

1968

В те годы Горбовский следовал заветам одного из своих учителей – поэта Давида Дара (Глеб посещал литературное объединение  Дара в ДК профтехобразования). Если Хармс считал, что «стихи надо писать так, что если бросить стихотворение в окно, то стекло разобьётся», то Дар полагал, что стихотворение должно быть «как кулаком по морде». «Кулаками» могли стать неожиданные сравнения, хулиганские метафоры, тотальная ирония.

Я от скуки — могу убить!
Я от скуки — податливей суки,
бомбу в руки —
буду бомбить!
Лом попался —
рельсу выбью,
поезд с мясом
пущу
с моста!
Я от скуки
кровь твою выпью,
девочка,
розовая красота!

(1957)

Но главный «кулак» Горбовского – писать о современниках идеологически неправильно, не так как принято. Как будто не существует никакой советской власти.

Сам Горбовский (член Союза писателей с 1963 года) в одном из интервью говорил:  «Мне всегда казалось, что я равнодушен к политике, но при этом меня не покидало ощущение, что политическая власть неравнодушна ко мне. Наверное, дело в том, что многое из написанного в 50-60-е годы, не будучи опубликованным, ходило по рукам, печаталось в самиздате».

Были популярными и песни Горбовского. Например, «Фонарики». Песня с очень сомнительным содержанием:

Мне лярва ноги целовала, как шальная,
одна вдова со мной пропила отчий дом.
А мой нахальный смех
всегда имел успех,
а моя юность пролетела кувырком!

Вызывал подозрение властей и круг общения Горбовского - Олег Григорьев, Андрей Битов, Виктор Соснора, Евгений Рейн, Виктор Голявкин, Константин Кузминский, Олег Тарутин, Алексей Хвостенко, Михаил Кулаков, Николай Рубцов и Иосиф Бродский, Сергей Довлатов. Ленинградская богема. Пьющая. Склонная к инакомыслию.

«Мои стихи не были диссидентскими: слишком густ был патриотический замес в моем сознании, слишком сильна любовь к обретенной после разлучницы-войны Родине. Но они были необычны - по-своему окаянны, своенравны - и уже потому не укладывались в прокрустово ложе официальной поэзии, раздражали отцов и блюстителей лжеидеологии той поры… Что же касается "Тишины", то, кроме разве что стихов "Человек за моею спиною" - намека на существовавшую слежку за поэтом, - книжка была достаточно индифферентна к гримасам режима. Другое дело - ее общее настроение, атмосфера... "Тишина" - это реквием хрущевской оттепели, похоронный перезвон по лихим шестидесятым. Тишина - это состояние, в которое погружалось общество. Но тут уж дело в подтексте, который возникает иногда и не по воле автора».

В общем, в ЦК КПСС поступил «сигнал»: «Лениздат» выпустил идейно вредную книгу. Критики сразу разглядели в «Тишине» «озлобленность лирического героя на весь белый свет», «предельно циничный нигилизм». «Тишина», напечатанная тиражом 50 тысяч экземпляров, была объявлена антисоветской, изъята из продажи. Сотню экземпляров сохранил редактор, значительную часть тиража успели продать.

Горбовский так вспоминал те годы: «Слыл заправским диссидентом от поэзии. И, конечно же, выпивохой. Особенно налегал после того, как мою четвертую книжечку "Тишина " пустили под нож частично, а меня самого обвинили в "идеологическом шпионаже". Затем, когда в третий раз женился, остепенился и не пил спиртного девятнадцать лет и восемь месяцев. На удивление врагам и на радость близким. С приходом перестройки — опять запил. Вот вроде и все "автобио»».

После «Тишины» Горбовский выпустил еще порядка 40 книг стихов и прозы для взрослых и детей (надо признать, не столь ярких как «Тишина», более «советских»). В 1984 году Горбовский получил Государственную премию РСФСР имени М. Горького, потом еще с десяток премий помельче. На его слова написано около 300 песен.

Глеб Горбовский умер 26 февраля 2019 в возрасте 87 лет. Неплохо для алкоголика.