Илья Эренбург: страшные очки Бабеля

Очки Бабеля

Средь ружей ругани и плеска сабель,
Под облаками вспоротых перин
Записывал в тетрадку юный Бабель
Агонии и страсти строгий чин,
И от сверла настойчивого глаза
Не скрылось то, что видеть не дано:
Ссыхались корни векового вяза,
Взрывалось изумленное зерно.
Его ругали – это был очкастый,
Что вместо девки на ночь брал тетрадь,
И петь не пел, а размышлял и часто
Не знал, что значит вовремя смолчать.
Кто скажет, сколько пятниц на неделе?
Все чешутся средь зуда той тоски.
Убрали Бабеля, чтоб не глядели
Разбитые, но страшные очки.

(1965)

Чем это интересно

Эренбург написал стихотворение в 1965 году, когда даже дата смерти Исаака Бабеля была неизвестна. Поэт так никогда и не узнал, что его друга расстреляли на следующий день после того, как он 27 января 1940 года во Франции отметил свой 49-й день рождения.

Стихотворение было опубликовано лишь в 1990-м – в 1965 году о публикации не могло быть и речи. В воспоминаниях о Бабеле (середина 60-х) Эренбург не пишет о репрессиях и пытках, которым был подвергнут писатель. Этот момент Эренбург деликатно обошел: «Бабеля арестовали весной 1939 года. Узнал я об этом с опозданием – был во Франции. <...> А я думал о том, что потерял человека, который помогал мне шагать не по майскому лугу, а по очень трудной дороге жизни».

Илье Григорьевичу было известно: перед расстрелом Бабель показал, что в 1933 году через Эренбурга он якобы установил шпионские связи с Андре Мальро, французским писателем, будущим министром культуры в правительстве де Голля. Согласно этой выдуманной версии, Бабель передавал Мальро сведения о состоянии воздушного флота. Уже после смерти Сталина Эренбург (депутат Верховного Совета СССР, лауреат премии «За укрепление мира между народами») беседовал со следователем на эту тему. В рассказе Эренбурга о знакомстве с Мальро следователь не увидел криминала, и 18 декабря 1954 года Бабель был реабилитирован.

Очевидно, Эренбург понимал, что просто так в передаче сведений о состоянии воздушного флота человек не признается. Неслучайно у Бабеля в финале стихотворения разбитые очки.

Эренбург вспоминал: «Майкл Голд [американский писатель. – С.М], который познакомился с Бабелем в Париже в 1935 году, писал: "Он не похож на литератора или на бывшего кавалериста, а скорее напоминает заведующего сельской школой"». Вероятно, главную роль в создании такого образа играли очки, которые в «Конармии» приняли угрожающие размеры («Шлют вас не спросясь, а тут режут за очки»; «Жалеете вы, очкастые, нашего брата, как кошка мышку»; «Аннулировал ты коня, четырехглазый»).

Очки в стихотворении Эренбурга – это такой прибор, с помощью которого интеллигентный мальчик из благополучной еврейской семьи замечает то, что другим видеть не дано. За эту зоркость Бабеля, мягко говоря, «ругали». Семён Будённый в своей статье «Бабизм Бабеля в "Красной нови"» (1924) назвал его «дегенератом от литературы»:

«Будучи от природы мелкотравчатым и идеологически чуждым нам, он не заметил её гигантского размаха борьбы. Гражданин Бабель рассказывает нам про Красную Армию бабьи сплетни, роется в бабьем барахле-белье, с ужасом по-бабьи рассказывает о том, что голодный красноармеец где-то взял буханку хлеба и курицу; выдумывает небылицы, обливает грязью лучших командиров-коммунистов, фантазирует и просто лжёт».

Климент Ворошилов назвал стиль «Конармии» «неприемлемым». Сталин считал, что Бабель писал о «вещах, которые не понимал».

Неизвестно, какими бы оргвыводами закончились для Бабеля все эти статьи, если бы не заступничество Горького.

После реабилитации писателя была создана Комиссия по литературному наследию Бабеля; в нее вошли шесть писателей (назначенный председателем Константин Федин, а также Леонид Леонов, Илья Эренбург, Лев Славин, Семен Гехт, Георгий Мунблит) и вдова Бабеля, Антонина Пирожкова. Федин и Леонов фактически отказались работать в Комиссии, и ее неформальным председателем стал Эренбург. Он же написал предисловие к первому посмертному изданию Бабеля (1956).

Известно, что Бабель собирал материал для романа о коллективизации на примере Украины. Однако опубликован был лишь один рассказ – «Гапа Гужва» (с подзаголовком «Первая глава из книги "Великая Криница"»). Бабель писал своей будущей жене Антонине Пирожковой: «…Повидал я в Гражданскую потасовку много унижений, топтаний и изничтожений человека как такового, но всё это было физическое унижение, топтание и изничтожение. Здесь же, под Киевом, добротного, мудрого и крепкого человека превращают в бездомную, шелудивую и паскудную собаку, которую все чураются, как чумную. Даже не собаку, а нечто не млекопитающееся…».

Рабочие материалы к роману были изъяты при аресте писателя. В предисловии к избранному Бабеля Эренбург написал, что найти материалы не удалось: «Рукописи неопубликованных произведений Бабеля исчезли. Записки С.Г. Гехта напомнили мне о замечательном рассказе Исаака Эммануиловича "У Троицы". Бабель мне его прочитал весной 1938 года; это история гибели многих иллюзий, история горькая и мудрая. Пропали рукописи рассказов, пропали и главы начатого романа. Тщетно искала их вдова Исаака Эммануиловича, Антонина Николаевна».

Убрали Бабеля, чтоб не глядели
Разбитые, но страшные очки.


P.S. Об Илье Эренбурге читайте в нашем материале Илья Эренбург. Из Парижа в Петроград