Иван Бунин: стихотворение с открытой датой

Ночная прогулка

Смотрит луна на поляны лесные
И на руины собора сквозные.
В мертвом аббатстве два желтых скелета
Бродят в недвижности лунного света:
Дама и рыцарь, склонившийся к даме
(Череп безносый и череп безглазый):
«Это сближает нас — то, что мы с вами
Оба скончались от Черной Заразы.
Я из десятого века, — решаюсь
Полюбопытствовать: вы из какого?»
И отвечает она, оскаляясь:
«Ах, как вы молоды! Я из шестого».

1947

Чем это интересно

В избранном Ивана Алексеевича Бунина «Ночная прогулка» — предпоследнее стихотворение, написанное при жизни. За ним — только «Ночь» («Ледяная ночь, мистраль…»), датированная 1952. Однако все в этом датировании не так-то просто.

В 1947 Бунин впервые испытал очень серьезные проблемы со здоровьем и благодаря помощи друзей оказался на несколько месяцев в Русском доме в Жуан-ле-Пен. Оказался в таком состоянии, что Георгий Иванов, тоже в тот момент находившийся там, думал, что для Бунина это последние дни. Но и красоты курорта, и горячо любимый Иваном Алексеевичем юг Франции, и разговоры о литературе, в том числе с Г. Ивановым, сделали свое дело: Бунин встал на ноги и взялся за творческую работу. Но писал в те годы он прежде всего прозу и уже несколько лет не писал стихи. Что же заставило обратиться к ним снова? Мысли о смерти, болезненный бред? Старинные обители, которые находились неподалеку? Или разговоры с Георгием Ивановым, с которым они раньше были лишь отдаленно знакомы, а сейчас проводили вместе целые вечера?.. Разговаривали о Лермонтове и Пушкине, о Революции и декадентах, совместно погружались в грезы о прошлом… По воспоминаниям Одоевцевой, «Георгий Иванов перебарщивал, когда говорил Ивану Алексеевичу, глядя ему в не по-стариковски ясные глаза, что его поэзию не воспринимает, что для него Бунин прежде всего чудесный прозаик... 

Однажды жена Бунина сказала ему:

— Вы бы хоть единственный раз похвалили стихи Яна (домашнее имя Ивана Алексеевича), он был бы счастлив. Ведь он считает себя прежде всего поэтом.

— Рад бы, — ответил он, — да грехи не пускают…»

Возможно, эти разговоры и воспоминания о себе как поэте заставили Бунина снова вернуться к стихам. Сохранился листок с набранной на нем Верой Муромцевой (женой Бунина) «Ночной прогулкой» и поставленным под ней 1947. Вера Муромцева перепечатывала все тексты мужа, разбирая между делом его не слишком прекрасный почерк. Сам же Бунин всегда писал от руки. «Он сказал мне, что никогда не пользуется пишущей машинкой, а всегда пишет от руки, пером, — вспоминал Катаев один из своих разговоров с Буниным. — И вам не советую... После того, как вещь готова в рукописи, можно перепечатать на машинке… Когда вы сочиняете непосредственно на пишущей машинке, то каждое выстуканное вами слово теряет индивидуальность, обезличивается, в то время как написанное вами собственноручно на бумаге, оно как бы является матерьяльным, зримым следом вашей мысли — ее рисунком, — оно еще не потеряло сокровенной связи с вашей душой…»

Но сегодня мы знаем, что несмотря на то, что сам автор поставил под «Ночной прогулкой» 1947, и во всех прижизненных изданиях и теперь указана эта дата, само стихотворение было написано на десять лет раньше. Такое случалось и с другими бунинскими стихами. Порой дату их создания и дату, поставленную под ними автором, разделяет несколько десятилетий. Зачем? У современного буниноведа Т. М. Двинятиной, научного сотрудника «Пушкинского дома», имевшей возможность работать архивом писателя, есть предположение, что перемещая даты, Иван Алексеевич сам создавал композицию избранного своих стихотворений. Она же придерживается мнение, что «Ночная прогулка» — последнее стихотворение Бунина, потому что финальная «Ночь», как выяснилось из архивов, была написана на месяц раньше. Мы позволим себе считать это мнение условным, т. к. даты написания очень многих бунинских стихов доподлинно неизвестны. 

Листочек с «Ночной прогулкой» оказался в парижских тетрадях Ивана Алексеевича 1943 г. Там под стихотворением есть пометка: «Засыпая в ночь с 4 на 5.XI.38. Думал про аббатство Тороне, где был в 1926 г. летом». 

В «Ночной прогулке» Бунин описывает два флиртующих друг с другом скелета: «…Я из десятого века, — решаюсь / Полюбопытствовать: вы из какого?» / И отвечает она, оскаляясь: / «Ах, как вы молоды! Я из шестого»» — такому сюжету мог бы позавидовать Э. По, но у он бы получился угрожающим, а у Бунина — легко и даже с сатирой. Кладбищенская история кажется необычной для поэзии Ивана Алексеевича, но если мы вспомним его прозу и частые обвинения его в том, что он изображает не проблемы современности «не героев и подвиги, а — смерть, любовь и красоту» (П. Якубович), то в этом стихотворении все на своем месте. Впрочем, есть у Бунина и стихотворение «Призраки» (1905), в котором присутствуют близкие по настроению строки: «Нет, мертвые не умерли для нас! / Есть старое шотландское преданье, / Что тени их, незримые для глаз, / В полночный час к нам   ходят на свиданье…»

«Заметь, что меня влекли все Некрополи, кладбища мира! Это надо заметить и распутать!»… Это влечение ко всем Некрополям мира — от «жажды жить не только своим настоящим, но и тысячами чужих жизней, — говорил Бунин, — современным мне и прошлым, всей историей всего человечества…» — вспоминала возлюбленная писателя Галина Кузнецова, появившаяся в его жизни как раз в те дни, когда он вместе со своей женой гостил у писателя Б. Зайцева и несколько раз посещал аббатство Тороне, летом 1926. Об этом аббатстве в дальнейшем вспоминали и Вера Муромцева, и сам Бунин, и Б. Зайцев: обитель произвела на них всех сильное впечатление, и воспоминание об этих днях было потом для них важным. «Голые каменные стены храма, сумрачная трапезная для монахов, портики во дворе на приземистых колоннах, нехитрый колодезь — и ни души! Даже привратника нет. Входи с дороги, кто хочет. Правда, и украсть нечего: сплошной камень, да так уж прочно приторочен, что веками стоит», — так писал об аббатстве Б. Зайцев.

В момент написания «Ночной прогулки» романтических отношений между Буниным и Кузнецовой не было уже давно, она и Вера Муромцева (женщины к тому времени подружились) вместе проживали в Париже, а Бунин на время поселился один в Босолее (южный курорт Франции), поэтому стихотворение всего лишь ночная фантазия и рассуждения об иллюзорности бытия. Рассуждение о возрасте в разговоре скелетов, скорее всего, трансформация его собственных когда-то переживаний относительно возраста Г. Кузнецовой, которая была младше писателя на 30 лет.

Бунин как в прозе, так и в стихах, всегда рисует зрительную картинку, без лишних метафор и стилистических украшательств, всегда коротко и с применением «чеховской детали». Автор «Вишневого сада» и будущий нобелевский лауреат дружили. И старший — Чехов — учил младшего — Бунина, — как надо писать. Вот и здесь в первом же четверостишии: «Смотрит луна на поляны лесные / И на руины собора сквозные. / В мертвом аббатстве два желтых скелета / Бродят в недвижности лунного света», — сразу представляются и пейзаж, и место действия, и время, и главные герои. 

Катаев вспоминал, что когда-то Бунин говорил ему: «...Все можно изобразить словами, но все же есть предел, который не может преодолеть даже самый великий поэт». И вот это нечто, что невозможно «изобразить словами», что называют в пьесах Чехова «вторым, но решающим планом», высвечивается в этих стихах.