Максим Горький: пусть сильнее грянет буря!

Песня о Буревестнике

Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный.

То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и — тучи слышат радость в смелом крике птицы.

В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике.

Чайки стонут перед бурей, — стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.

И гагары тоже стонут, — им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает.

Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах… Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!

Все мрачней и ниже тучи опускаются над морем, и поют, и рвутся волны к высоте навстречу грому.

Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, с ветром споря. Вот охватывает ветер стаи волн объятьем крепким и бросает их с размаху в дикой злобе на утесы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады.

Буревестник с криком реет, черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает.

Вот он носится, как демон, — гордый, черный демон бури, — и смеется, и рыдает… Он над тучами смеется, он от радости рыдает!

В гневе грома, — чуткий демон, — он давно усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, — нет, не скроют!

Ветер воет… Гром грохочет…

Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний!

— Буря! Скоро грянет буря!

Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы:
— Пусть сильнее грянет буря!..

Март 1901 г.

Чем это интересно

К 1901 году на счету 33-летнего литератора уже были романы «Фома Гордеев» и «Трое», сборник рассказов, была почти закончена первая пьеса «Мещане».

Был и ряд стихотворений - несколько тетрадок в духе Байрона. Была написана и опубликована «Песня о Соколе».

И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:«— О, если б в небо хоть раз подняться!.. Врага прижал бы я... к ранам груди и... захлебнулся б моей он кровью!.. О, счастье битвы!..

Была написана, но не опубликована «Легенда о Марко».

А вы на земле проживёте,
Как черви слепые живут:
Ни сказок о вас не расскажут,
Ни песен про вас не споют!

(из «Легенды о Марко», 1892, 1902)

Такой героический пафос в духе Ницше.

Горький часто включал стихи в свои рассказы (а потом и в пьесы). Так первоначально стихотворение в прозе «Песня о Буревестнике» была заключительной частью сатирического рассказа «Весенние мелодии».

Жаворонок, воробей, ворон, ворона, чижик обсуждают приход весны. Все они хотят перемен в природе, но «в пределах законности».

Пока они все это обсуждают, «в углу сада, на ветвях старой липы сидит стайка чижиков, и один из них вдохновенно поёт товарищам где-то слышанную им песню о Буревестнике».

Далее следует текст «Песни о Буревестнике».

«Весенние мелодии» были запрещены цензурой, но как-то так получилось, что на саму песню запрет не распространялся, и она была опубликована в марте 1901 года в журнале "Жизнь". Как самостоятельное произведение.

Считается, что "Буревестника" Горький написал в ответ на разгон студенческой демонстрации у Казанского собора в Санкт-Петербурге. «…В сердце у меня горят зори весенние и дышу я во всю грудь», — писал он весной 1901 года Леониду Андрееву.

«Означенное стихотворение произвело сильное впечатление в литературных кружках известного направления, причём самого Горького стали называть не только «буревестником», но и «буреглашатаем», так как он не только возвещает о грядущей буре, но зовёт бурю за собою», - так охарактеризовал цензор песню.

Связка «бунт-море-буря» - традиционны для русской поэзии.

«А он, мятежный, ищет бури», писал М.Лермонтов в 1832 году.

А вот Надсон:

Пусть смятенья и грома полны небеса,
Пусть над черною бездной морскою
Чайкой носится буря, и рвет паруса,
И вздымает волну за волною.
Не рыдай, как дитя, на своем корабле, —
Встанет утро — и стихнет волненье,
И помчит тебя снова к желанной земле
Вечно мощною силой теченья…

1883

В 1895 году в Казани вышел сборник «Стихотворения Марии Закревской». В сборнике есть стихотворение «Буревестник».

Окуталось небо глубокою мглою;
Удушливый воздух томит тишиной.
В зловещем покое, над бездной морскою,
Коварный вал дремлет под пеной седой.

Сгущаясь, все ниже спускаются тучи;
Все глубже становится сумрак кругом.
„Быть буре!“ сорвавшись откуда-то с кручи,
Кричит буревестник, махая крылом.

Кричит он и мечется в радости шумной,
Бросая бесстрашному вызов на бой,
И рвется в нем сердце в отваге безумной,
Горя нетерпеньем сразиться с грозой.

Есть в стихотворении Закревской и другие персонажи горьковского «Буревестника» - гагары и пингвин, ставший у поэта глупым.

В пылающем небе грохочут удары;
Дождь хлынул... Подальше забился пингвин;
Друг к другу в испуге прижались гагары.
Один буревестник ликует, один!

Стихи Закревской и Горького очень похожи, несомненно, Горький его знал.. Но у Марии стихотворение заканчивается вместе с бурей:

И яркий луч солнца сверкнул из-за тучи.
Умолк буревестник и — скрылся средь скал.

У Горького буря впереди.

О Закревской мало кто узнал, Горький стал звездой. Он уловил дух времени, стал «буревестником». Публика «известного направления» с восторгом приняла стихотворение: его переписывали от руки, песня была включена в сборники революционных стихов и песен, выходившие за границей. Это была слава!

Многие молодые люди находили в себе черты буревестников, судьбы пингвинов, чаек и гагар мало кого волновали.

25 февраля 1902 года Горького избрали академиком Императорской Академии наук по разряду изящной словесности. Избрание было аннулировано правительством. Николай II наложил резолюцию: «Более чем оригинально». В знак протеста Чехов и Короленко отказались от членства в Академии.

Но не все приняли «Песню о Буревестнике». К их числу относится и Антон Павлович, несмотря на все свои симпатии к Горькому. Чехова интересовали, прежде всего, испуганные чайки, пингвины и гагары. Видимо, и ему самому было «недоступно наслажденье битвой жизни».

Литератор Александр Николаевич Тихонов (1880- 1957) вспоминал: «Вечером (это июнь 1902 года – Prosodia) Чехов пригласил меня пить чай на террасу. Отказаться было невозможно. После первых неуверенных, нащупывающих собеседника фраз о том, какой налить чай - крепкий или слабый, с сахаром или с вареньем, речь зашла о Горьком. Тема была легкая. Я знал, что Чехов любит и ценит Горького, и со своей стороны не поскупился на похвалы автору «Буревестника». Вскоре я просто задыхался от междометий и восклицательных знаков.

- Извините... Я не понимаю... - оборвал меня Чехов с неприятной вежливостью человека, которому наступили на ногу. - Вот вам всем нравятся его «Буревестник» и «Песнь о Соколе»... Я знаю, вы мне скажете - политика! Но какая же это политика? «Вперед без страха и сомненья!» - это еще не политика. А куда вперед - неизвестно... Если ты зовешь вперед, надо указать цель, дорогу, средства. Одним «безумством храбрых» в политике никогда и ничего еще не делалось. Это не только легкомысленно, это - вредно. Особенно вот для таких петухов, как вы...»