Сергей Довлатов: учились стрелять на живых синеглазых мишенях
День рождения Сергея Довлатова Prosodia отмечает его стихотворением, написанным в годы службы в охране исправительных колоний в Коми АССР.
Асе
Мы учились стрелять на живых синеглазых мишенях
Как на питерских шлюхах учились когда-то любви
Николай Харабаров, черниговский вор и мошенник
При попытке к побегу был мною убит.
Я до гроба запомню сутулую черную спину
И над мушкой испуганный, скошенный глаз
Я вернусь дорогая, сапоги надоевшие скину,
Расстегну гимнастерку и спокойно скажу, наклонясь:
«Посмотри, как таинственно листьев круженье
Эту долгую зиму я не смог бы прожить не любя»
Мы учились стрелять на живых синеглазых мишенях
А потом, те кто были слабее, стреляли в себя.
1962
Чем это интересно
Иосиф Бродский писал о Довлатове: «Сережа был прежде всего замечательным стилистом. Рассказы его держатся более всего на ритме фразы; на каденции авторской речи. Они написаны как стихотворения: сюжет в них имеет значение второстепенное, он только повод для речи. Это скорее пение, чем повествование, и возможность собеседника для человека с таким голосом и слухом, возможность дуэта — большая редкость».
Особенно Бродский восхищался ранним рассказом Довлатова «Блюз для Натэллы».
«Я сжимаю в руке заржавевшее это перо. Мои пальцы дрожат, леденеют от страха. Ведь инструмент слишком груб. Где уж мне написать твой портрет! Твой портрет, Бокучава Натэлла!»
Свои первые рассказы вернувшийся из армии Довлатов показал, прежде всего, поэтам – Бродскому и Найману. Это 1965 год.
Однако был в жизни Сергея Донатовича период, когда он писал стихи, так сказать, в чистом виде.
Первые поэтические опыты Сергея относятся еще к школьным годам.
Так в ленинградской газете «Ленинские искры» за 1 декабря 1955 года было опубликовано стихотворение «Про кота».
Подарили нам кота
Ну, не кот, а красота!
Скоро мышкам будет
крышка.
Развелось их много
слишком.
Сергей Мечик, 206 школа.
Интерес к поэзии вернулся к Довлатову во время службы в армии (внутренние войсках, охрана исправительных колоний в Коми АССР).
Буквально через две недели после убытия на службу – 2 августа 1962 года - Довлатов сообщил отцу – Донату Мечику:
«Донат! Я тут написал штук 20 стихов. Посылаю тебе два из них. Жду отзыва. Потом пришлю еще. Стихи, к сожалению, опять специфические, профессиональные, но, я надеюсь, все будет понятно. Жду писем. Обнимаю. Еще раз всем привет.
С. Д.
Р. S. Оказывается, посылаю не два, а штук семь. Потом еще.
Сережа.»
Смена обстановки пошла Довлатову на пользу. Он почувствовал, что взгляд на зону с этой стороны колючей проволоки может стать его уникальным опытом. И темой для стихов и прозы. Мир глазами вохровца.
Впечатление от Колымы
Послушайте насчет Колымских мест
Послушайте насчет задворков мира
Ты не гляди, братишка, в этот лес,
Ты не беги, братишка, в этот лес,
Ты пожалей, братишка, конвоира.
Не знаю, что там вытертый талмуд
Толкует о чистилище и аде
Но я не сам пришел в твою тайгу
Да кто из нас другого виноватей.
Но, закури, вопрос предельно прост,
И самодельный месырь спрячь получше
СССР лежит на тыщи верст
СССР лежит на тыщи верст
По обе стороны от проволки колючей.
О! дай мне бог волненья рыбака
Глядящего на кончик поплавка.
Август 1962 года
Чем не эпиграф для довлатовской «Зоны»?
В числе семи посланных отцу стихотворений есть и «Мы учились стрелять». Оно посвящено Асе Пекуровской, первой жене Сергея.
Довлатов пишет отцу: «Все, что здесь написано, чистая правда, ко всему, что написано, причастны люди, окружающие меня, и я сам. Для нас — это наша работа. Я скажу не хвастая, что стихи очень нравятся моим товарищам».
На всякий случай публикатор писем, сводная сестра Довлатова Ксана Мечик-Бланк поясняет: «Конечно, С. Д. никого никогда не убивал. Не говоря уж о том, что, судя по времени написания стихотворения — меньше чем через полмесяца после призыва, — оказаться в подобной ситуации просто не мог (так же как побывать на Колыме, о которой уже сочинил песенки). Но его художественная впечатлительность провоцировала на воображение подобных эффектных сцен — особенно в послании к женщине. Позже, в «Заповеднике», он напишет об этом романтическом методе сочинительства с иронией: герой повести, не успев добраться до места назначения, уже слагает стихи: «Любимая, я в Пушкинских Горах...»
Вторая половина 1962 - начало 1963 годов стали для Довлатова «болдинской осенью»: «Раньше я тоже очень любил стихи и изредка писал, но только теперь я понимаю, насколько не о чем было мне писать. Теперь я не успеваю за материалом. И я понял, что стихи должны быть абсолютно простыми, иначе даже такие Гении, как Пастернак или Мандельштам, в конечном счете, остаются беспомощны и бесполезны, конечно, по сравнению с их даром и возможностями, а Слуцкий или Евтушенко становятся нужными и любимыми писателями, хотя Евтушенко рядом с Пастернаком, как Борис Брунов с Мейерхольдом.
Я пишу по 1-му стиху в два дня. Я понимаю, что это слишком много, но я довольно нагло решил смотреть вперед, и буду впоследствии (через 3 года) отбирать, переделывать и знакомить с теми, что получше, мирных штатских людей.
Но тем не менее я продолжаю мечтать о том, чтоб написать хорошую повесть, куда, впрочем, могут войти кое-какие стихи… Стихи очень спасают меня, Донат. Я не знаю, что бы я делал без них».
Стихи Довлатова охотно публиковали местные и армейские газеты, включая «Красную звезду». «Я получил почти одновременно 8 руб. из одной газетки и 5 р. 30 к. из другой. «Молодежь Севера» деньги зажала».
До весны 1963 года стихи – главная тема писем Довлатова отцу.
«Со стихами происходит такая вещь: я понял, что стихи сочиняются двумя способами. 1. Это когда поэтическая мысль идет вслед за словом, т. е. вслед за удачной рифмой, за звучной строкой, за ритмически удавшимся моментом. Такие стихи обычно беднее мыслью, но написаны художественней и производят лучшее впечатление. Основной тезис в защиту такого рода стихов, это — «каждая художественно изображенная вещь, предмет уже несет в себе поэтическую мысль», т. е., например, удачными словами описанный самовар может в стихе стать символом, скажем, мещанской жизни или создать изображение русской старины. Мне кажется, что большинство стихов пишутся так. У меня, во всяком случае».
Но уже марте 1963 года Сергей уведомил отца, что стихов уже давно не пишет.
«Дело в том, что с середины февраля я пишу повесть, которая называется «Завтра будет обычный день». Это детективная повесть. Не удивляйся. Там есть и стрельба, и погоня, и розыскные собаки, и тайга, и рестораны, и даже пожар… Там много написано про офицера, который всю жизнь проработал в исправительных колониях».
Стихи не вошли в известные нам повести и рассказы Довлатова. Было, правда, несколько исключений, например, уже упомянутый «Заповедник».
Любимая, я в Пушкинских Горах,
Здесь без тебя — уныние и скука,
Брожу по заповеднику, как сука.
И душу мне терзает жуткий страх.
Поэзия Сергея Донатовича не была издана при жизни автора. Более того, он просил отца не показывать его опыты ленинградским знакомым. Мол, приеду, доведу до ума и сам покажу. Не показал.
Не увидела свет и детская книжка Довлатова в стихах «Незнакомые друзья». Ее хотели издать в Таллинне на двух языках – русском и эстонском. Это начало 70-х, таллиннский период.
Стихов, по крайней мере, «серьезных» Довлатов больше не писал. Стихи шуточные остались в письмах к друзьям. Писательница, переводчица, журналистка Людмила Штерн (1935-2023) вспоминала: «Иногда от Сергея по почте приходили шутливые стишки a la Николай Олейников»
Кстати, Довлатова со стихами Олейникова в конце 60-х познакомила Штерн, он пришел от них в восторг.
Штерн приводит экспромт Довлатова, ответ олейниковскому «Жуку-антисемиту».
Все кругом евреи,
Все кругом жиды,
В Польше и Корее
Нет другой срелы.
И на племя это
Смотрит сверку вниз
Беллетрист Далметов –
Анисемитист.
А вот записка, сопровождающая рассказы Довлатова, переданные Вайлю и Генису.
Разгоняя остатки похмелья
Восходя на Голгофу труда,
Я рассказы с практической целью
Отсылаю сегодня туда
Где не пнут, не осудят уныло,
Все прочувствуют, как на духу,
Ибо ваши … рыла
Тоже, как говориться, в пуху!
Стихами Довлатов разговаривал и с дочкой Катей.
Это, видно, неспроста,
Что у кошки нег хвоста.
Видно, кошка забияка,
Постоянно лезет в драку.
.
Мы учились стрелять на живых синеглазых мишенях
Как на питерских шлюхах учились когда-то любви
Николай Харабаров, черниговский вор и мошенник
При попытке к побегу был мною убит.
Я до гроба запомню сутулую черную спину
И над мушкой испуганный, скошенный глаз
Я вернусь дорогая, сапоги надоевшие скину,
Расстегну гимнастерку и спокойно скажу, наклонясь:
«Посмотри, как таинственно листьев круженье
Эту долгую зиму я не смог бы прожить не любя»
Мы учились стрелять на живых синеглазых мишенях
А потом, те кто были слабее, стреляли в себя.
1962
Чем это интересно
Иосиф Бродский писал о Довлатове: «Сережа был прежде всего замечательным стилистом. Рассказы его держатся более всего на ритме фразы; на каденции авторской речи. Они написаны как стихотворения: сюжет в них имеет значение второстепенное, он только повод для речи. Это скорее пение, чем повествование, и возможность собеседника для человека с таким голосом и слухом, возможность дуэта — большая редкость».
Особенно Бродский восхищался ранним рассказом Довлатова «Блюз для Натэллы».
«Я сжимаю в руке заржавевшее это перо. Мои пальцы дрожат, леденеют от страха. Ведь инструмент слишком груб. Где уж мне написать твой портрет! Твой портрет, Бокучава Натэлла!»
Свои первые рассказы вернувшийся из армии Довлатов показал, прежде всего, поэтам – Бродскому и Найману. Это 1965 год.
Однако был в жизни Сергея Донатовича период, когда он писал стихи, так сказать, в чистом виде.
Первые поэтические опыты Сергея относятся еще к школьным годам.
Так в ленинградской газете «Ленинские искры» за 1 декабря 1955 года было опубликовано стихотворение «Про кота».
Подарили нам кота
Ну, не кот, а красота!
Скоро мышкам будет
крышка.
Развелось их много
слишком.
Сергей Мечик, 206 школа.
Интерес к поэзии вернулся к Довлатову во время службы в армии (внутренние войсках, охрана исправительных колоний в Коми АССР).
Буквально через две недели после убытия на службу – 2 августа 1962 года - Довлатов сообщил отцу – Донату Мечику:
«Донат! Я тут написал штук 20 стихов. Посылаю тебе два из них. Жду отзыва. Потом пришлю еще. Стихи, к сожалению, опять специфические, профессиональные, но, я надеюсь, все будет понятно. Жду писем. Обнимаю. Еще раз всем привет.
С. Д.
Р. S. Оказывается, посылаю не два, а штук семь. Потом еще.
Сережа.»
Смена обстановки пошла Довлатову на пользу. Он почувствовал, что взгляд на зону с этой стороны колючей проволоки может стать его уникальным опытом. И темой для стихов и прозы. Мир глазами вохровца.
Впечатление от Колымы
Послушайте насчет Колымских мест
Послушайте насчет задворков мира
Ты не гляди, братишка, в этот лес,
Ты не беги, братишка, в этот лес,
Ты пожалей, братишка, конвоира.
Не знаю, что там вытертый талмуд
Толкует о чистилище и аде
Но я не сам пришел в твою тайгу
Да кто из нас другого виноватей.
Но, закури, вопрос предельно прост,
И самодельный месырь спрячь получше
СССР лежит на тыщи верст
СССР лежит на тыщи верст
По обе стороны от проволки колючей.
О! дай мне бог волненья рыбака
Глядящего на кончик поплавка.
Август 1962 года
Чем не эпиграф для довлатовской «Зоны»?
В числе семи посланных отцу стихотворений есть и «Мы учились стрелять». Оно посвящено Асе Пекуровской, первой жене Сергея.
Довлатов пишет отцу: «Все, что здесь написано, чистая правда, ко всему, что написано, причастны люди, окружающие меня, и я сам. Для нас — это наша работа. Я скажу не хвастая, что стихи очень нравятся моим товарищам».
На всякий случай публикатор писем, сводная сестра Довлатова Ксана Мечик-Бланк поясняет: «Конечно, С. Д. никого никогда не убивал. Не говоря уж о том, что, судя по времени написания стихотворения — меньше чем через полмесяца после призыва, — оказаться в подобной ситуации просто не мог (так же как побывать на Колыме, о которой уже сочинил песенки). Но его художественная впечатлительность провоцировала на воображение подобных эффектных сцен — особенно в послании к женщине. Позже, в «Заповеднике», он напишет об этом романтическом методе сочинительства с иронией: герой повести, не успев добраться до места назначения, уже слагает стихи: «Любимая, я в Пушкинских Горах...»
Вторая половина 1962 - начало 1963 годов стали для Довлатова «болдинской осенью»: «Раньше я тоже очень любил стихи и изредка писал, но только теперь я понимаю, насколько не о чем было мне писать. Теперь я не успеваю за материалом. И я понял, что стихи должны быть абсолютно простыми, иначе даже такие Гении, как Пастернак или Мандельштам, в конечном счете, остаются беспомощны и бесполезны, конечно, по сравнению с их даром и возможностями, а Слуцкий или Евтушенко становятся нужными и любимыми писателями, хотя Евтушенко рядом с Пастернаком, как Борис Брунов с Мейерхольдом.
Я пишу по 1-му стиху в два дня. Я понимаю, что это слишком много, но я довольно нагло решил смотреть вперед, и буду впоследствии (через 3 года) отбирать, переделывать и знакомить с теми, что получше, мирных штатских людей.
Но тем не менее я продолжаю мечтать о том, чтоб написать хорошую повесть, куда, впрочем, могут войти кое-какие стихи… Стихи очень спасают меня, Донат. Я не знаю, что бы я делал без них».
Стихи Довлатова охотно публиковали местные и армейские газеты, включая «Красную звезду». «Я получил почти одновременно 8 руб. из одной газетки и 5 р. 30 к. из другой. «Молодежь Севера» деньги зажала».
До весны 1963 года стихи – главная тема писем Довлатова отцу.
«Со стихами происходит такая вещь: я понял, что стихи сочиняются двумя способами. 1. Это когда поэтическая мысль идет вслед за словом, т. е. вслед за удачной рифмой, за звучной строкой, за ритмически удавшимся моментом. Такие стихи обычно беднее мыслью, но написаны художественней и производят лучшее впечатление. Основной тезис в защиту такого рода стихов, это — «каждая художественно изображенная вещь, предмет уже несет в себе поэтическую мысль», т. е., например, удачными словами описанный самовар может в стихе стать символом, скажем, мещанской жизни или создать изображение русской старины. Мне кажется, что большинство стихов пишутся так. У меня, во всяком случае».
Но уже марте 1963 года Сергей уведомил отца, что стихов уже давно не пишет.
«Дело в том, что с середины февраля я пишу повесть, которая называется «Завтра будет обычный день». Это детективная повесть. Не удивляйся. Там есть и стрельба, и погоня, и розыскные собаки, и тайга, и рестораны, и даже пожар… Там много написано про офицера, который всю жизнь проработал в исправительных колониях».
Стихи не вошли в известные нам повести и рассказы Довлатова. Было, правда, несколько исключений, например, уже упомянутый «Заповедник».
Любимая, я в Пушкинских Горах,
Здесь без тебя — уныние и скука,
Брожу по заповеднику, как сука.
И душу мне терзает жуткий страх.
Поэзия Сергея Донатовича не была издана при жизни автора. Более того, он просил отца не показывать его опыты ленинградским знакомым. Мол, приеду, доведу до ума и сам покажу. Не показал.
Не увидела свет и детская книжка Довлатова в стихах «Незнакомые друзья». Ее хотели издать в Таллинне на двух языках – русском и эстонском. Это начало 70-х, таллиннский период.
Стихов, по крайней мере, «серьезных» Довлатов больше не писал. Стихи шуточные остались в письмах к друзьям. Писательница, переводчица, журналистка Людмила Штерн (1935-2023) вспоминала: «Иногда от Сергея по почте приходили шутливые стишки a la Николай Олейников»
Кстати, Довлатова со стихами Олейникова в конце 60-х познакомила Штерн, он пришел от них в восторг.
Штерн приводит экспромт Довлатова, ответ олейниковскому «Жуку-антисемиту».
Все кругом евреи,
Все кругом жиды,
В Польше и Корее
Нет другой срелы.
И на племя это
Смотрит сверку вниз
Беллетрист Далметов –
Анисемитист.
А вот записка, сопровождающая рассказы Довлатова, переданные Вайлю и Генису.
Разгоняя остатки похмелья
Восходя на Голгофу труда,
Я рассказы с практической целью
Отсылаю сегодня туда
Где не пнут, не осудят уныло,
Все прочувствуют, как на духу,
Ибо ваши … рыла
Тоже, как говориться, в пуху!
Стихами Довлатов разговаривал и с дочкой Катей.
Это, видно, неспроста,
Что у кошки нег хвоста.
Видно, кошка забияка,
Постоянно лезет в драку.
.
Читать по теме:
Рюрик Рок: я лишь отдохнуть хочу
День рождения главного «ничевока» Prosodia отмечает его стихотворением, демонстрирующим основные приемы возглавляемого им движения.
Иван Никитин: ухарь-купец, удалой молодец
Двести лет назад родился Иван Никитин. Prosodia вспоминает поэта его обличительным стихотворением, ставшим лихой народной песней.