Стефан Малларме: в поисках нового решения

День рождения знаменитого французского символиста Prosodia отмечает поэмой «Бросок игральных костей никогда не отменит случая», ставшей важным событием в европейской поэзии.

Медведев Сергей

фотография Стефана Маллармэ  | Просодия

Бросок игральных костей никогда не отменит случая


1. Авторская рукописная версия

Бросок-оигинал.jpg

2. Первое типографское издание

бросок костей.jpg

3. Образец русской версии в переводе М. Фрейдкина (полностью здесь)

Бросок-рус.jpg
4. Перевод Владимира Кормана, без соблюдения графики.

Бросок костей никогда не исключает случайности.
Всегда, любой бросок в обычной вечной обстановке.
(Из опыта морских крушений).

БЫВАЕТ, что над вспененною бездной, взъярившись и креня поверхность моря,
раскинувшись, возникнут крылья бури и движутся, срезая гребни волн; разбрасывают
пляшущие брызги. Они из глубины вытаскивают тени и прячут в паруса из рваных
облаков, соразмеряя их разбег с волнением пучины. А корпус судна движется, качаясь, и валится на разные борта.

На вахте КОРМЧИЙ.
Он с годами забыл, как прежде вёл расчёты. Он размышляет. Он давно привык держать в руках штурвал, когда безумие творится под ногами и вплоть до горизонта.
Штурвал передаёт рукам угрозу, он ощущает гибельную силу ветра, он требует принять надёжное Решенье: найти ЧИСЛО – одно из всех – которое не может быть иным. Нужна отвага, чтоб без колебаний, сражаясь с бурей, совершить манёвр и гордо повести корабль, хоть даже в лапы смерти: осмелиться, хотя исход неведом, иль лучше не вступать в безумную игру. Одна волна уж кормчего накрыла. Вода течёт с лица, как борода. Он не укрыт. Врождённый древний ужас мешает оторвать от колеса охваченные судорогой руки. И голова уж бесполезна. Не ведает кому что завещать.
И в памяти возник пришедший ниоткуда, как демоном внушённый двусмысленный провал.
И это всё толкает старика, не споря, полагаться на вероятность. То с детских лет ему привычный способ решать вопросы: взлелеянный, возлюбленный, обласканный, испытанный годами и возвратившийся к нему, омытый волнами – бросок костей.

И он случайности НЕ ИСКЛЮЧАЕТ.
Возможно, в нем освобождение от скучной участи сгнивать в гробу между досок. Итог не редкий в играх моря с предками и в битвах предков с морем –
без всяких шансов Обрученья. Та иллюзорная фата была б пустой навязчивой идеей;
таким фантомом, что качнёшь – и улетает, как пустое безрассудство.

КАК БУДТО
это был задуманный намёк на то, что существует напряженье и разрешится в
дерзостных насмешках, не то здесь тайна, что раскроется внезапно в едином вихре и при воплях ужаса и смеха. И будет судно кружить вокруг пучины, не погружаясь и не сбегая, и жребий будет брошен, рождая некий новый символ.

КАК БУДТО
заблудившаяся птица вдруг разлучилась с чёрным колпаком ночного неба и более не в силах возвратиться на звёздный бархат, откуда слышится лишь мрачный хохот. И
белизна её жалка в сравненье с небом. Она немножечко похожа на горестного князя морской скалы. Ему подобно выглядит решительным героем, но с ограниченным рассудком, что искупает то яркой пылкостью, то зрелой скупостью в сужденьях.
Внушительный и благородно-яркий плюмаж, венчающий чело отважной цапли, сверкает будто сень над гибкой щуплой статью морской сирены. Она нетерпеливо ушла из пены с последним смехом и,

КАК БУДТО
её мутит и голова кружится. Она стучит раздвоенным концом хвоста по скальному
воображаемому замку, что тут же испарился, исчез в тумане, достиг предела, за
которым бесконечность.

И ЭТО БЫЛО
пришедшее от звёзд –

И ЭТО БЫЛО
то самое, не важно, будь хоть больше или меньше, но именно такое

РЕШЕНИЕ – ЧИСЛО, НО СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ОНО?
Возможно, это только предсмертный ералаш галлюцинаций?

ИМЕЕТ ЛИ ОНО НАЧАЛО И КОНЕЦ,
рождаясь с отрицаньем и исчезая с появленьем в разреженном пространственном эфире?

КАК ИСЧИСЛЯЕТСЯ,
имея лишь одно единое значенье, одну лишь сумму?

НЕ ЗНАМЕНУЕТ ЛИ ОНО СЛУЧАЙНОСТЬ?
Посмотришь на паденье птицы, в душе рождается тревога ожиданья
что вот уже сейчас её схоронит пена, откуда та взмывала до небес в безумии и ярости, а падает теперь в бессилии при полном безразличии пучины.

НИЧТО, СПЛОШНАЯ ПУСТОТА.
Нет памятного сочетанья обстоятельств, и никаких событий, имеющих значенье для людей

НЕ СОСТОЯЛОСЬ.
Обычное движенье в никуда.

НА САМОМ ДЕЛЕ
слышишь внизу какой-то плеск с журчаньем, как будто развернулась вширь и убыстряется опасная и вредная работа, которая чуть было не довела корабль до катастрофы, здесь, в этих водах, где пропадает всякая реальность. –

ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ,
ВОЗМОЖНО, лишь только высоты – там, в небесах виднеется мерцанье, далекое настолько, что, видимо, – на взгляд оттуда – любой сигнал с Земли неинтересен. С учётом градиента, по картам астрономов, то северных Семь Звёзд.

СОЗВЕЗДИЕ – холодное забвение, небытие. Давно остывшее, но видное ещё доселе
на тверди неба, занявшее уже вакантное пространство. Оно устремлено к неведомому результату и бодрствует ещё, передвигаясь, смотря и сомневаясь, сверкая, размышляя, – вплоть до своей конечной остановки в какой-то точке прошлого,
конечной и священной точке, которая его должна короновать.

Любая Мысль – бросок костей.

Итог броска костей всегда случаен.

(1897)


Чем это интересно


Стефан Малларме был не первым, кто решил «разнообразить» стихи необычной графикой. Древнегреческий поэт Симмий еще в III веке до нашей эры написал стихотворения «Секира», «Крылья» и «Яйцо». Внешний вид стихотворений Симмия напоминал описываемые предметы.

Экспериментами в этом направлении занимались и в России, например, Державин. Но фигурные стихи воспринимались как курьез – вплоть до конца XIX века. Стефан Малларме сделал эксперимент нормой.

Вот что он написал в предисловии к поэме:

«"Пробелы" (а они действительно играют здесь весьма важную роль) поражают лишь сначала. Этого требовала версификация: поэзию должна окружать тишина, и поэтому какой-либо лирический отрывок или небольшое стихотворение, располагаясь в центре страницы, занимает, как правило, ее треть; я не нарушил этого соотношения, а лишь рассредоточил строки. Что же касается собственно литературных преимуществ, если можно так выразиться, заключенных в графическом отображении расстояний между словами или группами слов, в сознании отделенных друг от друга, то они (расстояния), как мне представляется, ускоряют или замедляют ритм произведения, делают его более отчетливым и образуют целокупное видение страницы, ибо последняя предстает как самостоятельная единица текста, подобно тому как в других случаях таковой служит стих или совершенная строка. Заметим, что такой метод, позволяющий воспроизвести самый рисунок мысли с ее сокращениями, удлинениями ускользаниями образует что-то вроде партитуры для тех, кто пожелает читать эту поэму вслух. Различные типографские шрифты, выделяющие основной, вторящий и побочный мотивы, регулируют декламацию: устремленность строк вверх или вниз подсказывает соответствующее повышение или понижение интонации Поэтический жанр, который мог бы постепенно возникнуть, был бы ближе к симфонии, оставив классический стих для одноголосного пения – я с неизменным уважением отношусь к этому стиху и считаю, что его область – это страсти и мечты, тогда как в этом новом жанре (как и в настоящем случае) речь шла бы преимущественно о предметах умозрительных и чисто интеллектуальных, которые в такой же степени принадлежат Поэзии – этому единому источнику».

Благодаря Малларме визуальное оформление текста получило новое значение: статус «поэтического» оказался поставленным в зависимость от визуализации.

В ХХ веке многие исследователи пытались расшифровать поэму. Тем более что сам Малларме говорил: «В поэзии должна быть всегда загадка, в этом цель литературы; нет никакой другой, как намекать на предмет».

«Намеки» Малларме расшифровывают вот уже больше ста лет. В том числе и приведенную выше поэму. Существуют психоаналитическая, биографическая, эзотерическая расшифровки.

Раз в поэме говорится о некоем ЧИСЛЕ («одном из всех – которое не может быть иным») – его можно вычислить. В 1980 году число вычисляла французская поэтесса, лингвист Митсу Ронат. Не вычислила.

Философ Квентин Мейясу в книге «Числа и сирены» (2011) утверждает, что «формальная конструкция стихотворения регулируется физическим отношением книги к числу 12, в то время как содержание стихотворения строится в соответствии с метрическими ограничениями, связанными с числом 7».

В общем, число это – 707, что, по подсчетам Мейясу, является количеством слов в версии текста 1898 года. Полученный код становится ключом к пониманию поэзии и религии современности. Книга ученого переведена на русский язык, так что можно лично ознакомиться с логикой Мейясу.


Справка об авторе


Стефан Малларме родился 18 марта 1842 года в Париже. Первая подборка его стихов появилась в «Современном Парнасе» (1866). «Современный Парнас» дошёл до провинциального Турнона, где Малларме работал преподавателем английского, и попал в руки лицеистов. Появление учителя в классе было встречено хохотом.

Критики не замечали странного поэта: Анатоль Франс, например, отказался публиковать Малларме в своем журнале, мол, непонятно. Лев Толстой так отрецензировал его творчество: «Я читал несколько стихотворений Малларме. Все они так же лишены всякого смысла».

Слава и внимание критики пришли после выхода в свет сборника литературных портретов Поля Верлена «Проклятые поэты». Стихотворение Малларме упоминалось и в романе Шарля Гюисманса «Наоборот»: главный герой отмечал утонченность его поэзии.

Молодые поэты-символисты признали Малларме своим мэтром. А после смерти Поля Верлена в 1896 году он был провозглашен «королем поэтов».

Практически до последних дней жизни основным источником доходов Малларме было преподавание английского языка. В отставку он вышел только в 1895 году, за три года до смерти.

Стефан Малларме скончался 9 сентября 1898 года, оставив после себя всего 65 стихотворений.

Prosodia.ru — некоммерческий просветительский проект. Если вам нравится то, что мы делаем, поддержите нас пожертвованием. Все собранные средства идут на создание интересного и актуального контента о поэзии.

Поддержите нас

Читать по теме:

#Стихотворение дня #Русский поэтический канон #Советские поэты
Венедикт Март: захлопни книгу Марта и откинь!

27 марта исполняется 128 лет со дня рождения Венедикта Марта. Современники называли его «правнуком Вийона» и сравнивали с «проклятыми поэтами». Prosodia обращается к стихотворению «К тебе и от него», в котором поэт-визионер предостерегает «случайных» читателей от знакомства со своими стихами.

#Эссе
Мария Петровых: не даром ты сгорела

26 марта 1908 года родилась Мария Петровых – одна из самых тонких и самобытных поэтесс ХХ века, блестящая переводчица и литературный редактор. При жизни она находилась в стороне от литературного процесса и не была избалована читательским вниманием. К счастью, в настоящее время ситуация меняется. Prosodia вспоминает Марию Петровых стихотворением «Подумай, разве в этом дело…», в котором она размышляет о своей «невольной силе».