Василий Тредиаковский: есть Российска муза, всем и млада и нова

17 августа 1768 года по новому стилю ушел из жизни Василий Кириллович Тредиаковский. Prosodia вспоминает одного из основателей силлабо-тоники в России его одой президенту Академии наук Иоганну Корфу. Считается, что это первое русское стихотворение, в котором силлабические стихи зазвучали тонически.

Медведев Сергей

портрет Василий Тредиаковский | Просодия

Зде сия, достойный муж, что ти поздравляет,
Вящия и день от дня чести толь желает
(Честь, велика ни могла б коль та быть собою,
Будет, дастся как тебе, вящая тобою),
Есть Российска муза, всем и млада и нова;
А по долгу ти служить с прочими готова.
Многи тя сестры её славят Аполлона,
Уха но не отврати и от Росска звона.
Слово красно произнесть та хоть не исправна;
Малых по отцам детей и нема речь нравна.
Все желания свои просто ти износит,
Те сердечны приими, се нижайша просит.
Счастлива и весела мудру ти служити:
Ибо может чрез тебя та достойна быти,
Славны воспевать дела, чрез стихи избранны,
Толь великия в женах монархини Анны.

1734 год.

Чем это интересно


О чем стихотворение, сразу не поймешь. Понятно, что Тредиаковский поздравляет нового президента Академии Иоганна Корфу с назначением, заверяет, что отечественная муза (молодая и новая) будет служить ему, во славу его самого и «монархини Анны».

Что означают фразы типа «малых по отцам детей и нема речь нравна», можно только догадываться. Догадаться можно, но, спрашивается, зачем Тредиаковский пишет так странно. И это вопрос не только от потомков, забывших язык дедов (мало ли, может быть, так было принято). У современников к Тредиаковскому тоже были вопросы. Его «темные» стихи стали объектом насмешек и пародий, а сам Василий Кириллович заслужил репутацию плохого поэта.

Туман в стихах объясняется тем, что русский язык, по мнению Тредиаковского, в противоположность французскому, допускает всевозможные перестановки порядка слов. Раз допускается, почему бы этим не воспользоваться.

Советский литературовед Сергей Бонди (1891-1983) писал: «И Тредиаковский пользуется этим правом так, как никто в русской литературе не пользовался. Он помещает союзы и, или после присоединяемого ими слова: тот пришед в дом, кушать и садится (вместо и кушать садится);Презираю вашу битву – лестных и сетей ловитву (вместо И лестных сетей ловитву); В ночь или бывает рыб ловец (вместо Или в ночь бывает и т.д.). Он отставляет предлог от относящегося к нему слова: Вне рассудок правоты (вместо рассудок вне правоты); он разделяет определения от определяемых, скопляя в одной части предложения существительные, а в другой их определения: Дух в смятении мой зельном (вместо Мой дух в смятении зельном) и т.д. Во всех этих и многочисленных подобных случаях, как мы видим, перестановка слов не призвана служить задачам выразительности, выделения отдельных слов – просто, считая порядок слов в русском языке свободным, Тредиаковский широко пользуется этой «вольностью» для удобства составления стиха»..

Кроме инверсий Тредиаковский любил заменить союз и союзами а, но.

Он мог вставить в середину фразы восклицание «о!» - надо же как-то ее удлинить, ведь силлабическое стихосложение подразумевает равное между собой по числу слогов в ритмической единице. В случае оды Иоганну Корфу имеем 13 слогов.

Сочинение стихов было для Тредиаковского своего рода конструированием. И если для конструкции требовалось совместить в одном стихотворении «словенский» (церковнославянский) язык и просторечие, он, не задумываясь, совмещал. Главное, чтобы слогов было 11 или 13.

В советское время Тредиаковского назвали бы формалистом.

Однако ода Иоганну Корфу – особенная. В отличие от других известных к тому времени од, здесь впервые в русской поэзии появляется тоника. Ода написана хореем, то есть двусложным размером, в котором ударение приходится на первый слог в стопе. Чтобы найти хорей в этом тексте, надо учесть, что Тредиаковский смещал ударения в словах. Так делали в латинской поэзии.

Кстати, мужские рифмы для Тредиаковского не существовали, только женские. Стопы - только двусложные, при этом хорей лучше ямба. И только парная рифмовка!

В 1735 году Василий Кириллович опубликовал «Краткий и новый способ сложения стихов Российских», где изложил свои взгляды на отечественную поэзию. Он предлагал соответствовать естественному строю русского языка. «Поэзия нашего простого народа довела» Тредиаковского до мысли, что русскому языку свойственно силлабо-тоническое стихосложение.

К трактату прилагался сборник эталонных стихотворений (рондо, эпиграмма, сонет, элегия и т. д). Все они были написаны новыми тоническими стихами, среди которых преобладал 7-стопный хорей.

Важный момент: как объект реформы Тредиаковский рассматривал только длинный стих — силлабический 11- и 13-сложник. Коротких стихов Тредиаковский не трогал, мол, их и так легко читать, и в реформе они не нуждаются.

К началу 1750-х идеи Тредиаковского победили в России: писать силлабикой в образованной среде уже казалось неприличным. По его «Краткому и новому способу» учились писать стихи и Ломоносов, и Сумароков, его будущие конкуренты и насмешники.

Середина 1730-х – лучшее время в жизни Тредиаковского.

В 1730 году 27-летний сын астраханского священника вернулся из длительной заграничной командировки (Гаага, Париж, Гамбург).

Тредиаковский прослушал курсы по математическим и философским наукам в Парижском университете и курс богословия в Сорбонне (курсы тогда были доступны всем желающим). За границей Тредиаковский изучил французский язык, познакомился с русскими дипломатами, завел полезные знакомства.

В декабре 1730 года в переводе Тредиаковского вышел роман француза Таллемана «Езда в остров любви», аллегорическая энциклопедия любви. Роман сразу стал литературным событием. В 1730-е годы это была единственная печатная книга такого рода и одновременно — единственный светский роман русской литературы того времени.

О романе Тредиаковский писал: «Неславенским языком перевел, но почти самым простым Руским словом, то есть каковым мы меж собой говорим. Сие я учинил следующих ради причин. Первая: язык славенской у нас есть язык церковной, а сия книга мирская. Другая: язык славенской в нынешнем веке у нас очюнь тёмен, и многие его наши, читая, неразумеют… Язык славенской ныне жесток моим ушам слышится, хоте прежде сего не только я им писывал, но и разговаривал со всеми: но зато у всех я прошу прощения, при которых я с глупословием моим славенским особым речеточцем хотел себя показывать».

К роману прилагался поэтический сборник лирических стихотворений на русском и французском языках - «Стихи на разные случаи». В некоторых стихах можно разглядеть эротику.

Ну, прости, моя Любовь, утеха драгая!
В тебе была надежда мне сладка.
Даром что ты мучила иногда мя злая,
Я тя любил, и всегда с тобой мне речь гладка.
Ну, прости, моя Любовь, утеха драгая!
Аминта не есть в согласии с нами:
Мне во всем изменила, весьма мя ругая
Всеми своими худыми делами.
И тако за неверность сию ее злобну
Хощу, чтоб в сердце моем ей не быти.
Но тебя для всех утех по постелю гробну
Я не имею никогда забыти.

Сразу же после публикации «Езды в остров любви» в декабре 1730 года, Тредиаковский отправился в Москву, где тогда располагался двор. 14 октября 1733 года он подписал контракт с Академией наук:

1. «Помянутый Тредиаковский обязуется чинить, по всей своей возможности, всё то, в чём состоит интерес Её Императорского Величества и честь Академии»;
2. «Вычищать язык русский, пишучи как стихами, так и не стихами»;
3. «Давать лекции, ежели от него потребовано будет»;
4. «Окончить „Грамматику“, которую он начал, и трудиться совокупно с другими над „Дикционарием русским“»;
5. «Переводить с французского на русский язык всё, что ему дастся».

Тредиаковский был представлен императрице, ей он посвящал свои оды.

Переломным для карьеры Тредиаковского стал 1740 год.

В феврале 1740 года поэта силой заставили участвовать в шутовской свадьбе в «Ледяном доме». Эти события описаны в романе Ивана Лажечникова «Ледяной дом» (1835).

Сначала кабинет-министр императрицы Анны Иоанновны Артемий Волынский до полусмерти избил поэта. Затем Тредиаковскому было приказано сочинить приветственные стихи для «молодых» (шутов князя Голицына) и прочесть стихи непосредственно на свадьбе.

После того, как Тредиаковский сочинил эти стихи (из-за ненормативной лексики привести их в наше время не представляется возможным – Prosodia), его отвезли в Маскарадную комиссию, где вновь жестоко избили, обрядили в шутовское платье и заставили участвовать в свадьбе.

На этом придворная карьера Тредиаковского была закончена.

С приездом в 1741 году в Петербург Ломоносова Тредиаковский окончательно ушел в тень. Теперь Михайло Васильевич писал оды для императрицы, а предлагаемая им реформа стихосложения была куда радикальней скромных предложений Тредиаковского (Василий Кириллович, в конце концов, принял правила Ломоносова, о ломоносовских реформах подробнее читайте здесь).

В России наступала эпоха ямба, любимого размера Михайло Васильевича.

Тредиаковский умер в бедности, осмеянный и обиженный современниками. Поэтическая молодежь издевалась над стихами Тредиаковского, главным образом почему-то над «Ездой в Остров Любви». Василий Кириллович смертельно обиделся и постарался уничтожить все сохранившиеся экземпляров книги.

Екатерина II при дворе за малую провинность придворного обязывала выпивать стакан воды, за большую — прочитывать песнь из поэмы Тредиаковского «Тилемахида» (1765).

В начале XIX века уже упомянутый Лажечников внёс лепту в формирование мифа, в котором посредственный Тредиаковский противопоставлен гению Ломоносова. В изображении Лажечникова Василий Кириллович представал ничтожной бездарностью, имевшей о себе слишком высокое мнение. Справедливости ради, отмечу, что Лажечникову не были известны подробности избиения Тредиаковского перед шутовской свадьбой.

За Тредиаковского тогда вступился Пушкин.

В статье для энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1901) Тредиаковский характеризовался как «выдающийся русский учёный и неудачный поэт».

Реабилитировали роль Тредиаковского в культуре в 1930-х годах. За ним окончательно и бесповоротно признали роль одного из основателей силлабо-тоники в России, а его «Тилемахида» была названа поэмой, в которой впервые прозвучал русский гекзаметр. Мол, его опыт использовали в своих переводах Гомера Гнедич и Жуковский.


Prosodia.ru — некоммерческий просветительский проект. Если вам нравится то, что мы делаем, поддержите нас пожертвованием. Все собранные средства идут на создание интересного и актуального контента о поэзии.

Поддержите нас

Читать по теме:

#Стихотворение дня #Русский поэтический канон #Советские поэты
Геннадий Шпаликов: чего ты снишься каждый день

50 лет назад, 1 ноября 1974 года, ушел из жизни Геннадий Шпаликов. Prosodia вспоминает поэта и драматурга редким по нынешним временам стихотворением о мужской дружбе.

#Стихотворение дня #Переводы
Збигнев Херберт: бездна по меркам Господина Когито

100 лет назад, 29 октября 1924 года, родился польский поэт Збигнев Херберт. К этой дате Prosodia решила напомнить об образе Господина Когито, который прошел через несколько книг поэта, – образе рядового интеллектуала в современном мире.