Владимир Маяковский: от грубого гунна – Валерию Брюсову!

 Нате!

Через час отсюда в чистый переулок

вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,

а я вам открыл столько стихов шкатулок,

я – бесценных слов мот и транжир.

 

Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста

Где-то недокушанных, недоеденных щей;

вот вы, женщина, на вас белила густо,

вы смотрите устрицей из раковин вещей.

 

Все вы на бабочку поэтиного сердца

взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.

Толпа озвереет, будет тереться,

ощетинит ножки стоглавая вошь.

 

А если сегодня мне, грубому гунну,

кривляться перед вами не захочется – и вот

я захохочу и радостно плюну,

плюну в лицо вам

я – бесценных слов транжир и мот.

(1913)

 

Чем это интересно

 

Стихотворение «Нате» было написано в середине октября 1913 года. На тот момент на счету у 20-летнего Маяковского – 11 месяцев в тюрьме, знакомство с футуристом Давидом Бурлюком, участие в футуристском сборнике «Пощечина общественному вкусу» и только что вышедшая собственная книжка «Я» (четыре стихотворения, в том числе и «Я люблю смотреть, как умирают дети»). Выглядит Маяковский, как настоящий футурист, как человек, только что «бросивший Пушкина с Парохода Современности»: у него длинные лохматые волосы, широкополая шляпа (если судить по его портрету в сборнике «Я»).

 

Футуристы замечены. Сорокалетний Валерий Брюсов (звезда поэтической сцены тех лет) пишет о молодых и никому еще не известных возмутителях спокойствия («Новые течения в русской поэзии», 1913): «Нам кажется, что оздоровляющее течение в русскую поэзию может внести футуризм, конечно, если он не останется в руках В. Хлебникова, А. Крученых, В. Гнедова и им подобных. Эти занимаются одним: коверканьем русского языка, что и бесцельно, и неприятно, и скучно. Но футуризм как доктрина призывает к двум важным вещам: к воплощению в поэзии современной жизни и к новой работе над словом. Если футуристическое движение найдет у нас последователей серьёзных и талантливых, оно, быть может, откроет новые пути поэзии. Ходить же взад и вперёд по старым, только любуясь вновь выдуманными рифмами, пора бы и перестать».

 

Но в целом, Брюсов душой с молодежью. Пусть даже эта молодая шпана, говоря словами Бориса Гребенщикова,  сотрет его с лица земли. В стихотворении «Довольным» (1905) Брюсов пишет:

 

Довольство ваше – радость стада,

Нашедшего клочок травы.

Быть сытым – больше вам не надо,

Есть жвачка – и блаженны вы!

На этих всех, довольных малым,

Вы, дети пламенного дня,

Восстаньте смерчем, смертным шквалом,

Крушите жизнь – и с ней меня.

 

 

Было и такое: 

 

Где вы, грядущие гунны,

Что тучей нависли над миром!

Слышу ваш топот чугунный

По еще не открытым Памирам.

На нас ордой опьянелой

Рухните с темных становий –

Оживить одряхлевшее тело

Волной пылающей крови.

Поставьте, невольники воли,

Шалаши у дворцов, как бывало,

Всколосите веселое поле

На месте тронного зала.

Сложите книги кострами,

Пляшите в их радостном свете,

Творите мерзость во храме, –

Вы во всем неповинны, как дети!

А мы, мудрецы и поэты,

Хранители тайны и веры,

Унесем зажженные светы,

В катакомбы, в пустыни, в пещеры.

И что, под бурей летучей.

Под этой грозой разрушений,

Сохранит играющий Случай

Из наших заветных творений?

Бесследно все сгибнет, быть может,

Что ведомо было одним нам,

Но вас, кто меня уничтожит,

Встречаю приветственным гимном.

 

И эти грубые гунны пришли. В лице Маяковского и других футуристов.

 

«Нате» Маяковский прочитал на открытии кабаре «Розовый фонарь» 19 октября 1913 года. Первому московскому публичному выступлению поэта посвящено немало строк. Лауреат Сталинской премии, писатель Лев Никулин вспоминает тот вечер так: «Господа за столиками оцепенели. Они привыкли к тому, чтобы за деньги, которые тратят в увеселительных местах, им, "избранной публике" с "тонким" вкусом, льстили, перед ними расшаркивались и унижались, и вдруг им говорят со сцены: "Все вы на бабочку поэтиного сердца / взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош". Трудно описать скандал, который разразился в "Розовом фонаре"».

 

В рассказе Никулина акцент сделан на буржуазности публики, которой противостоит поэт-бунтарь. Поэт (ни в коем случае не буржуазный) – и буржуазно-мещанская толпа.

 

Однако что это была за толпа? Кто пришел на открытие «Розового фонаря»? Известно, что там были организаторы вечера, а идея открыть кабаре пришла в голову скандальным (и об их скандальности было известно) художникам-авангардистам Наталье Гончаровой, Михаилу Ларионову, Илье Зданевичу, поэтам-футуристам Константину Большакову, Лотову, Давиду Бурлюку и, собственно, Владимиру Маяковскому.

 

Был приглашен на вечер в качестве оппонента и Константин Бальмонт. То есть предполагалась дискуссия.

 

В общем, это была обычная поэтическая тусовка, которая знала, куда пришла и зачем: послушать стихи, выпить и подраться. Все это удалось. Кроме того, как пишет Никулин, «обиженная публика ринулась к дверям, кстати говоря, в гневе позабыв уплатить по счетам за выпитое и съеденное». Как-то не верится в «буржуазность публики», перебившей посуду в кафе и убежавшей, не заплатив.

Сегодня «Нате» кажется стихотворением, направленным против оппонентов футуристов – критиков (прежде всего Брюсова), которые хотят «на бабочку поэтиного сердца взгромоздиться, грязные, в калошах и без калош». И если уж говорить о противопоставлении поэта толпе, то это толпа старших поэтов, которые, по мнению молодых, обрюзгли и спрятались от жизни в «раковине вещей».

 

Не случайно стихотворение было впервые опубликовано в альманахе «Рыкающий Парнас» (1914 год, Петроград).  Оно было напечатано сразу после манифеста «Идите к чёрту», в котором кубофутуристы и эгофутуристы заявили об объединении и плюнули в лицо оппонентам, среди которых были Валерий Брюсов (названный Василием), Фёдор Сологуб, Николай Гумилёв, Сергей Городецкий.

 

Если убрать из стихотворения его «антибуржуазность», то  мало что в нем и останется, кроме яркого образа – «бесценных слов транжир и мот» – и молодого задора.