Владислав Озеров: спросил кузнечика капиталист

Кузнечик

Кузнечик ветреный, про стужу позабыв,
Все красны дни пропел среди веселых нив,
Как вдруг зима: не стало в поле крошки,
Ни червячков, ни мушечек, ни мошки,
Чем душу пропитать.
Пришлося умереть иль где взаймы искать.
Кузнечик к Муравью, ближайшему соседу,
Явился к самому обеду:
«Почтенный Муравей, премудрый сын земли,
Запаса твоего частичку удели!
Я уверяю клятвой,
Что с ростом всё отдам пред будущею жатвой!»
Но Муравей довольно всем знаком:
Великий скопидом,
Ни зернышка он даром не погубит,
Охотник собирать, а раздавать не любит.
«Да как же запастись ты в лето не успел?» —
Спросил Кузнечика капиталист нечивый.
— «Я, малым быв счастливый,
И день и ночь напевы пел
Всем встречным
И поперечным,
Не чаяв летним дням конца».
— «Так ты, голубчик, пел? Пляши же голубца!»

1790-е

Чем это интересно

Сначала поясним встречающиеся в тексте непонятные слова.

Капиталист – в данном случае – это не представитель «эксплуататорского» класса, это просто богатый человек. Термин «капитализм», как мы его понимаем сегодня, было введено в обращение только в середине XIX веке. «Капиталист» - появился в XVII веке.

Нечивый – нещедрый, скупой.

Голубец – старинная русская пляска, в которой изображается размолвка и примирение двух влюблённых. Кончалась пляска имитацией соития.

Владислав Озеров осуждает циничного и скупого Муравья. Очевидно, он ему не симпатичен.

Любопытно, что к тому моменту уже было известно переложение лафонтеновской басни в исполнении Хемницера. В его версии 1772 года муравей поделился со стрекозой запасами. Всем известная басня Крылова «Стрекоза и Муравей» появилась только в 1808 году. Крылов, кстати, мог знать о существовании «Кузнечика» - поэты дружили.

При жизни Озеров «Кузнечика» не публиковал, как и все прочие свои басни. О «Кузнечике» читатели узнали только в 1960 году.

Чиновник Лесного департамента, действительный статский советник, вошел в историю русской литературы как автор стихотворных трагедий.

Успех Озерову принесла его вторая пьеса - «Эдип в Афинах» (1804). Это был частью перевод, частью переделка пьесы французского драматурга Дюсси (1733—1816). Во французской пьесе был использован сюжет Софокла.

В «Русской классной библиотеке», издаваемой под редакцией А.Н.Чудинова (1907) мы можем прочитать, что пьеса решительно выдвинула Озерова из ряда современных ему драматургов.

«При появлении своем на сцене, она поразила всех изяществом формы, блеском поэтического стиха, полного гармонии, силы чувств и огня.

Трагедия надолго стала любимейшею пьесою публики: целые монологи заучивались наизусть и произносились в обществ на вечерах и собраниях. Автора носили на руках, прославляли на все лады, сбирали по подписке деньги, чтобы выбить медаль в честь автора «Эдипа» и тем увековечить его имя».

Александр I пожаловал за спектакль Озерову и некоторым актёрам перстни.  Фрагменты трагедии ставили во всех театрах России.

За патриотическую трагедию «Димитрий Донской» (1807) Александр I оказал автору особую честь: побывал на спектакле, подарил перстень с вензелем, и разрешил посвятить пьесу императору (ему самому).

В трагедии Димитрий влюблен в нижегородскую княжну Ксению, невесту князя Тверского. Эта любовь так в нем сильна, что ей он приписывает свою твердость, вызвавшую его на битву с Мамаем.

Увы, и там сердца страстей не лишены;
И там любезный вид, от мыслей неотступный,
Питать твой будет огнь, пред званием преступный…

У Озерова Димитрий в значительной степени не государственный деятель, а, скорее, рыцарь из западных романов.

Петр Вяземский (1792-1878) писал об Озерове: «Он уже несколько принадлежит к новейшему драматическому роду, так называемому романтическому, который принят немцами от испанцев и англичан».

«Высоколобая» часть публики обратила внимание на неисторичность трагедии, но не столь взыскательным зрителям пьеса понравилась.

Как можно узнать из энциклопедии Брокгауза-Эфрона, «сильно увлекали зрителей этой трагедии и рассуждения героев о подчиненном положении женщины в семье, о несправедливости брака по принуждению, о княжеском самовластии. Небольшие отступления от псевдоклассического рецепта, допущенные Озеровым, вызвали нападки ревнителей классицизма и гонителей сентиментальной школы, с князем А. А. Шаховским во главе».

В 1809 году Озеров вышел в отставку и уехал в свое родовое имение Красный Яр. Здесь, в глубоком уединении, «за студеною рекою Камою», как он сам выражался, Озеров написал еще одну пьесу – «Поликсену».

«Поликсена» была поставлена в Петербурге. Трагедию сыграли дважды. После второго представления она была снята со сцены, «как говорят, по проискам партии мелких писак для сцены, Шаховским во главе, и дирекция театра весьма бесцеремонно, почти грубо, отказалась от исполнения условий, заключенных с автором» (Цитирую по «Русской классной библиотеке»).

Гавриила Державин так описывал этот период в жизни Озерова.

Увы! «Димитрия» творец
Не отличил простых сердец
От хитрых, полных вероломства.
Зачем он свой сплетать венец
Давал завистникам с друзьями?
Пусть Дружба нежными перстами
Из лавров сей венец свила —
В них Зависть терния вплела;
И торжествует: растерзали
Их иглы славное чело —
Простым сердцам смертельно зло:
Певец угаснул от печали.
Ах! если б мог достигнуть глас
Участия и удивленья
К душе, не снесшей оскорбленья,
И усладить ее на час!
Чувствительность его сразила;
Чувствительность, которой сила
Моины душу создала,
Певцу погибелью была.

Моина – героиня озеровской трагедии в трех действиях с хорами и пантомимными балетами «Фингал» (1805).

Чувствительность окончательно сразила Озерова в сентябре 1812 года, он лишился рассудка. Умер Озеров 5 сентября 1816 года. Между тем, его пьесы («Эдип в Афинах», «Фингал», «Димитрий Донской») в Петербурге представляли два-три раза в месяц, чаще, чем какие-либо иные.

Осип Мандельштам в 1914 году вспомнил Озерова.

Есть ценностей незыблемая скала
Над скучными ошибками веков.
Неправильно наложена опала
На автора возвышенных стихов.

И вслед за тем, как жалкий Сумароков
Пролепетал заученную роль,
Как царский посох в скинии пророков,
У нас цвела торжественная боль.

Что делать вам в театре полуслова
И полумаск, герои и цари?
И для меня явленье Озерова
Последний луч трагической зари.

Это реплика Мандельштама в заочном споре с Пушкиным. Александр Сергеевич не любил Озерова.