Юрий Кузнецов: из земли в час вечерний

Из земли в час вечерний, тревожный
Вырос рыбий горбатый плавник.
Только нету здесь моря! Как можно!
Вот опять в двух шагах он возник.

Вот исчез. Снова вышел со свистом.
– Ищет моря, – сказал мне старик.
Вот засохли на дереве листья –
Это корни подрезал плавник.

(1970)

 

Чем это интересно

В 16 лет Юрий Кузнецов отправил свои стихи в газету «Комсомолец Кубани». Их рецензент, с интересной фамилией Ждан-Пушкин, сразу отметил гениальную, как он якобы выразился, строчку: «Выщипывает лошадь тень свою». Что бы на самом деле там ни говорилось, а эта строчка действительно гениальна – и сама по себе, и как первое выражение творческого метода Кузнецова.

Вроде бы простой перенос значения – тень вместо травы. Но поэт одной фразой навсегда привязывает лошадь к этой тени, бедное животное начинает поедать уже самое себя, чтобы поддержать свою же жизнь.

Александр Генис в «Камасутре книжника» пишет: «Только целостное – а не головное – знание преображает человека радикально и навсегда: нельзя разучиться плавать». Точно так же, однажды прочитав стихи Кузнецова, нельзя разучиться видеть, что лошадь на пастбище именно выщипывает свою тень, даже при облачной погоде.

О какой именно рыбе идет речь в стихотворении? Как она сумела так фатально заблудиться? А главное, зачем она ищет моря, если уже смогла приспособиться к жизни в куда более плотной среде и, похоже, даже сменила способ дыхания (если только она не дельфин)? Разве можно быть уверенным, что у нее хватит сил на обратную трансформацию, если море удастся найти? Что родная некогда стихия ее не погубит при счастливом возвращении? Складывается неразрешимая ситуация. Но именно в этой неразрешимости и состоит вся сила мифологических наваждений Кузнецова.

Таких примеров множество. В стихотворении «Горные камни» дерево над потоком «въедает» эти камни в себя. Вроде бы все хорошо. Оно их бережно одевает «терпеливой плакучей корой». Но ведь в то же самое время это тюрьма. И камни в заточении из неживой природы вдруг переходят в живую: дышат, просят ответа, кричат, только бы вырваться на свободу. Зачем? Да чтобы опять погибать и трескаться от жары.

В стихотворении «Кольцо» не может сойти с кольцевого маршрута вагоновожатый трамвая, а когда он умирает, по кругу бредут уже его башмаки. Сквозь подошвы в людей прорастают грибы. Подорвавшийся на мине отец продолжает двигаться вперед в виде столба клубящейся пыли.

Стоит ли удивляться, что даже в «Завещании» поэт просит: «В тени от облака мне выройте могилу». Один критик расценил это как насмешку над нашей суетой, дескать, мы же тут с лопатами не набегаемся за тенью. Но почему бы не допустить, что завещатель вполне серьезен? Он ведь уже показал себя в образе одинокой рыбы, заблудившейся где-то в толще земли. Теперь говорит напрямую.

Справка об авторе

Юрий Поликарпович Кузнецов (1941 – 2003) родился в Краснодарском крае, в станице Ленинградской (бывш. Уманской); детство провел в Тихорецке, юность – в Краснодаре. Мать была учительницей, отец – кадровым военным. Он погиб от ранения минным осколком у Сапун-горы 8 мая 1944 года, при освобождении Севастополя.

Кузнецов писал стихи с 12 лет, и с таким увлечением, что забросил учебу и два года просидел в 9-м классе. После первых же публикаций в «Ленинском пути», «Пионерской правде» и «Комсомольце Кубани» юношу направили в Краснодар, на краевой семинар молодых писателей. Кузнецов решил остаться в городе и поступил в местный пединститут, но уже после первого курса оставил учебу и вернулся обратно в Тихорецк. Оттуда и ушел в армию. Служил связистом в Чите, Калининграде, Белоруссии, затем – переброска на Кубу, в самый разгар Карибского кризиса.

После армии Кузнецов недолгое время работал в детской комнате милиции, а в 1965 году отправил документы в Литинститут. Поступил он с тройками, но окончил (в 1970-м) – с отличием. Но главное, именно здесь он прогремел на всю страну стихотворением «Атомная сказка»:

Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад,
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.

Он пошел в направленье полета
По сребристому следу судьбы.
И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.

– Пригодится на правое дело! –
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.

В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.

Тогда этот текст был важен как аргумент лириков в споре с физиками, сегодня, наверное, – как один из первых опытов по работе с мифопоэтическими длительностями: ясно же, что живая длительность сказки здесь показана очень ярко, а вот течение мертвого, гальванизированного времени нового века только намечено: вскрыл, воткнул, заулыбался. Ни о каком атоме, кроме как в названии, нигде больше речь не заходит. Забыть его описать поэт, учитывая службу на Кубе, вряд ли мог, просто – не удостоил: он уже успел понять, чем такие атомные сказки заканчиваются.

Вплоть до середины 1980-х Кузнецов оставался в центре литературного процесса, и не раз его стихи становились предметом жарких дискуссий. После 1985-го меняется и ситуация в стране, и творческий метод поэта. От фольклорного мифа он переходит к христианскому богоискательству, от неостановимых в своем диалектическом развертывании символов – к схематичным аллегориям. Если раньше его ругали за излишний радикализм и экспрессивность, то теперь ставили в вину как раз эти старорежимные поиски бога (при якобы непонимании основ христианства), дремучее почвенничество и правый уклон.

Кузнецов продолжал работать. Долгое время он жил стихами, на вольных хлебах, ведя поэтические семинары в Литинституте больше для собственного удовольствия и поддержания формы, чем для заработка. В 1990-е началась служба: редактор в издательстве «Советский писатель» с 1994-го, с 1997-го и до конца дней – зав. отделом поэзии в журнале «Наш современник».

Поэт был и остается фигурой противоречивой. Но все же не просто так его называли гением, а критик, поэт и педагог Кирилл Анкудинов даже отнес к тройке важнейших русских поэтов второй половины ХХ века (наряду с Николаем Рубцовым и самим Иосифом Бродским). Чтобы с этим разобраться, Кузнецова нужно просто читать и изучать. Нынешняя ситуация полузабвения представляется недопустимой. Прежде всего для самих читающих и изучающих.