Любовь во время чумы: об идиллическом в поэзии

Мы проспали голод

В 78 номере «Нового Берега» вышла подборка стихов Ирины Евсы «Звук внутри». В ней есть и успевшее стать довольно популярным стихотворение про синий стеклянный шарик, и узнаваемая ролевая лирика о жизни «простых людей» (стариков, бомжей), о бытовых смыслах любви – на таком фоне гораздо важнее, чего в ней нет. А нет того, чего ждёшь, листая ленту Евсы в небезызвестной соцсети и видя фотографии обстрелов. 

Самые свежие в подборке, по всей видимости, первые три стихотворения. Они объединены тремя вещами. Во-первых, даже будто бы нарочитой описательностью, обилием деталей при сведении к минимуму сюжетно важного действия. Другие стихи подборки, напротив, на действии концентрируются, оставляя ощущение пространства-времени за скобками. Во-вторых, это летние стихи, локализованные черноморским побережьем. В-третьих, их стержневая эмоция – приятие, которое возрастает от призывов возлюбить муху и комара, то есть от необходимости принять природу, - к приятию действительности в целом. Герои стихов Евсы приближаются к гармонии с видимым миром, поэтому в стихотворении «Памяти полуострова» и возникает сон, глубокий как стазис, но естественный как спячка животных:

Ничего не слыша. Навзничь, потом ничком.
Сны овечьей шкурой пахли и молоком,
по краям холмов цикорием голубели.
Дул левант. Клешнями крабы скребли по дну.
Мы проспали голод, смуту, позор, войну,
наводненье в Ялте, засуху в Коктебеле,

передел пространства, времени торжество
над селом сиротским, что по ущелью вьется.
И проснулись там, где не было ничего.
И забыли напрочь, как «ничего» зовётся.

Пробуждение сопряжено с изумлением и стыдом, с необходимостью снова принимать – уже новую реальность. 

Все плохо, но это не точно

В седьмом номере «Волги» (июль-август) опубликована подборка Данила Файзова «что я слышу...». Слог Файзова и сам по себе достаточно афористичен, но здесь звучности и иронии ему добавляет обилие литературной игры – причём, не столько с литературными текстами, сколько с устойчивыми фразами и фольклорными текстами. Повествование нарочито небрежно, уровень остранения позволяет оценивать свою и чужую жизнь напрямую и без излишней серьёзности. 

Здесь смерти противопоставлен смех, что, впрочем, не способствует подведению положительных итогов. Искренняя лёгкость приводит к разочарованию, после которого остаётся небрежное повествование героя и рассказчика – и как ирония над самим собой, и как двойная ирония:

и завтра и после и дело не в том
что кто-то меня угандошил
а в том что не-жизнь казалась мне сном
о том что я в целом хороший 

но стоило утром открыть и узнать
что сны не всегда интересны
и в общем и в целом не хватит меня
чтоб до воскресенья воскреснуть

Отрицание тотально – это высмеивание излишней серьёзности не только дискурса (впрочем, эту серьёзность только усиливающее), но и личности. Однако ирония слишком всепобеждающая, чтобы становиться беспросветной. Поэтому так же непринуждённо, как Файзов опускается на глубины отрицания значимости жизни как таковой, он выбирается из них на тропу светлой надежды. Окончание подборки на фоне остальных её текстов выглядит и идиллически, и жизнеутверждающе:

настоянный на пессимизме трезвый взгляд
настойчиво и беспощадно отсекает
надежды глупый морок 
ставим точку

нет

нельзя не
думать что хорошее случится
пусть через силу
но хотя бы так
хотя бы так

Бусины как цепь отражений

19 июля на «Полутонах» вышла подборка Кати Сим «Бусинки капитана Эхо» (фрагмент). Стихи написаны в узнаваемой манере Сим, её письмо суггестивно и фрагментарно. Части конкретно этого цикла, однако, достаточно сильно друг к другу привязаны названием. Три части – три бусинки, и раз они принадлежат капитану Эхо, то являются отражениями друг друга, вариациями на одну и ту же тему. 

Мотив отражения и тождественности продолжается мотивом соприкосновения: луковиц в коробке, букв в тексте, живого с мёртвым, настоящего и поддельного. Явления соединяются попарно, а затем – в непрерывную цепь взаимовлияний и ложных тождественностей. Бусины отражают друг друга в кривых зеркалах, а пластиковый трезубец не может быть оружием. Сим конструирует мир, где в неразрывной связи находится вещь и её символическое отражение – «Конус правильно построенный вызывает / Спасителя». И поцелуй за самовар со свинопасом – отражённая сказка о волшебном горшочке. Всё это и есть капитан Эхо.

Однако в теле текста заложен и выход из этого принципа мироустройства, возможность бегства от капитана Эхо. Райским местом свободы от необходимости быть связанным со своим лже-отражением предстают Туманные Качели. Это место неконкретно, но ему и не нужно. Важно, что оно – есть. Может, в пространстве, а может, в сознании:

обвесить розовыми кустами, обжигающей пудрой песка – безопасной газовой бабочки-беспилотницы, на Туманных Качелях, где ни страха, нанизывающего бусинки на минуты ракет, ни Червивого Капитана Эхо.