Дмитрий Дедюлин. Человек слишком мерзок и безопасен для истинной красоты

Чем это интересно

Стихи Дмитрия Дедюлина позволяют почувствовать один из важных смыслов верлибра – его отказ от условностей и красивостей ради прямого попадания в болевую точку. Это может быть вопрос о смысле и назначении женской красоты, вопрос о природе художника, в роли которого у Дедюлина выступил Овидий. Вообще верлибр Дедюлина интересен как напряженное вопрошание о природе вещей. Это требует редкой умозрительной концентрации. Далеко не всегда эта роль искусства в поэзии выходит на первый план. В интонации Дедюлина можно услышать страсть человека, представшего читателю в процессе напряженной духовной работы, едва не религиозного миссионера, заброшенного в не отвечающую высоким требованиям духа современность, – эта роль хорошо знакома литературной традиции. Но примечательно, что именно она требует нетрадиционной формы.



Справка об авторе

Дмитрий Вячеславович Дедюлин родился в 1979 году в Харькове. Учился на филологическом факультете Харьковского национального университета имени В.Н. Каразина. Работал техником в лаборатории научного института, рабочим на заводе, продавцом, был частным предпринимателем. Стихи и рассказы публиковал в различных изданиях: «Союз писателей», «Воздух», «Контекст», «Дети Ра», «Лиterraтура», «Полутона» и т. д. Составитель и один из авторов коллективного сборника прозы «Три кита», автор сборников стихотворений «Зеркальные метаморфозы» (Москва, 2019), «Вобла в облаке» (Москва, 2020). Живёт в Харькове.



* * *
на хера тот персик нежных щёк медвяных –
на хера тот пирсинг, тёмная звезда –
если дева эта создана как радость
но любовь пускает как дурную кровь –
ангелы слепые нам приносят новость о зелёном рае белых голубей
но они же тихо голову уносят у летальных страхов –
золото очей твоё словно осень –
бедная подружка горестей закатных –
дева у ручья надувает щёки, набирает кружку и уходит в полночь
как любовь в очах


* * *
в каком ты нарисован виде – Богам дарованный Овидий? –
как алый ранец пустоты твой скорбный дар давящий плечи
и твои ангельские речи приобрели твои черты
но ты не Ангел – ты – возничий
который вожжи потерял и конь бредёт в тот сумрак птичий
который узок бел и ал – в котором тайны песнопевства –
всего лишь лунное шитьё на той листве краснодеревства
поникших ив, и месяц льёт сюда напиток льда и меди
когда багровая луна лишь странник ангельских комедий –
луной притворства лишена твоя судьба – лишь тень во мраке
что от столба во тьме лежит а ты как бакен – алый бакен
на водах бедных Аонид – пускай плывёт буксир спокойный,
пусть лодка в облаке скользит
но твой позор как сумрак знойный на скудном облике лежит


* * *
может человек слишком мерзок и безопасен для истинной красоты? –
ведь красота сражается с дьяволом –
особенно сейчас особенно сегодня когда он –
обречённый кипячёный человек, бредёт высунув рот из себя наружу –
так как человече – это шкап –
пыльный советский шкап с деловыми бумагами
и он – человечек, бредёт от супермаркета к супермаркету
по жаркой покарябанной и грязной бетонке июльского лета –
как бы прибарахлиться? как бы намазать бутерброд икрой?
и как бы завалиться спать на измятую постель дивана купленного
в рассрочку – главное дожить до последнего векселя


идиллия

спускаюсь в котлован имени Ференца Ницше и Фридриха Шопенгауэра –встречаю там робкую косулю
которая кладёт морду мне плечо и говорит: «милый, милый Франц,
как ты исхудал! – ты похож на бедное дитя
которое оставила нерадивая мамка
одного в комнате – ты ходишь на косых ножках по полу –
то поднимешь моток ниток, то возьмёшь в рот пластмассовый шарик,
а то начнёшь ковырять лаковую ножку стола – большую лапу на которой
стоит столешница – лапу увитую резьбой – листьями винограда,
его гроздьями и маленькими косулями бегущими к водопою подземной реки
родник коей образовал озеро где растут кувшинки и мелодичный тростник
по краям его колышется в такт ветру»