Стефания Данилова. А здесь вступает оркестр

Чем это интересно

Стефания Данилова могла навсегда остаться в мире сетевой поэзии, который остается за пределами внимания искушенной литературной публики, но она там не осталась, хотя багаж в виде 20 опубликованных книг для высоколобого литературного мира выглядит почти неприлично. Кажется, что в поэзии Даниловой в какой-то момент произошел заметный качественный скачок, после которого литературных жест превратился в поэтический образ. 

В этой поэзии много энергии, эмпатичности, других людей, интереса к миру - витальности, переживания настоящего, из круга которого почти невозможно вырваться. Кажется, что лирический субъект мгновенно вступает в отношения буквально со всем, способен вдохновиться всем, вжиться в любого другого, но эта отзывчивость как будто расщепляет его сознание. Отсюда тема двойничества и даже тема человека-оркестра с его программным тезисом о том, что «нормально быть разным». В этой принципиальной многоликости нечто важное об этой поэтессе, и вся подборка проникнута пафосом самоутверждения, попыткой определить свои собственные границы. Ну и отметим отсылку к, не побоимся этого слова, пушкинской традиции, с которой всеотзывчивость в русской культуре ассоциируется. 

Справка о Стефании Даниловой

Стефания Антоновна Данилова родилась в 1994 году в Сыктывкаре. Закончила аспирантуру Санкт-Петербургского государственного университета. Сотрудник журналов «Аврора», «Перископ», «Север». Основала продюсерский центр «Всемпоэзии». Лауреат Всероссийской премии им. Андрея Дементьева. Публиковалась в журналах «Аврора», «Север», «Дружба Народов», «Полутона». Автор 20 книг, только в 2022 году вышли три книги стихов: «Таблетка под языком» (Издательство МВГ), «Недолю» (Пальмира) и «Необъявленная весна» (Всемпоэзии). Участница многих литературных семинаров – как в качестве слушателя, так и в качестве мастера. Живет в Санкт-Петербурге и Москве


Скандинавское серебро

В день, когда несли домой мандарины,
подарки детям и розовые мечты,
сверкали глаза и витрины
от перламутровой красоты,
зима подарила мне суперсилу: 
убивать холодом неправильное тепло.
видеть в липких взглядах будущую могилу
через увеличительное стекло.
Между льдом и раскаленным железом 
только один ожог.
Неприятное с бесполезным
совершают с моста прыжок
и падают в невские воды,
справедливей которых нет - 
там даже нечистоты
превращаются просто в снег.
Щёк моих не тронуть румянам,
я знаю, чье я ребро, 
и врастает в мой безымянный
скандинавское серебро.


Крымская соль

                                              Нике Батхен

Громкое дыхание крымских гор.
Купленный для двоих, не допитый одним кагор.
Ты же как в людей влюбляешься в города,
а они к тебе все как Синяя Борода:
не пускают куда-то, а ты все равно идёшь
в их потайные комнаты, под ледяной их дождь...
Повышаешь ранги деталей и мелочей.
Станет крыльями ангела перышко на плече.
Подобрашка-стекляшка вспыхнет от гордости, как алмаз,
если ты её вставишь в оправу плетёных фраз.
Ты раздатчик бессмертия тысячам Насть, Серёг -
есть ли то, от чего тебя Господь не сберег?
Сколько букв в этой книге, столько дней тебе жить в Крыму.
Сестра по горящему сердцу, нержавеющему уму.
Поднимаю стихи твои как черноморский стяг.
Прочитаю их небу, и тебе все за них простят.
Дворник сыплет крымскую соль на полярный лёд.
Где-то над Псковом снижается самолёт.


Контрол-фрик

Мои вериги и кандалы инкрустированы сапфирами,
истерики перекрываются прямыми эфирами,
Я, слов о любви транжира и мот,
превращаюсь в новый хит Depeche Mode,
вместо короны ношу halo in reverse. 
Моя щека забыла твою ладонь, но помнит ковровый ворс.

Все отлично, я у тебя вообще умничка,
буду дома не позже полуночи,
На мероприятии были только женщины, дети и старики. 
Я не подала никому надежды или руки,
А еще чокалась с коллегами, но в моем бокале была вода.

В моей голове песня Яшниковой – Мои города.
И, пока я еду в такси домой, 
Мое альтер-эго где-то объедается шаурмой,
Не заканчивает университета,
Не имеет никакого авторитета,
И ей похрен и хоть бы хны,
Научилась превращать кровь из полученных ран
В какое-нибудь аутентичнейшее Лыхны.
Я жму кнопку звонка, 
она угоняет подъемный кран.


Человек-оркестр

Быть человеком-оркестром - не полусухое «ок».
Небо не исчезает, если есть потолок.
Не играй с собой в проигрышные прятки.
С тобой все в порядке.
Неважно, какого ты пола, или сколько тебе лет.
Поэт, эссеист, филолог, литературовед.
Охота петь, кружок по фото и драмкружок -
Это не выше твоей головы прыжок.
Человек, празднуй.
Нормально быть разным/разной.
И когда тебе выделят место утлой лодочки на реке,
На обочине,
В заднице,
В уголке,
Запрещая жить ярче матери и отца,
Обрамляя чёрным, как фотографию мертвеца,
Открывай серию «ЖЗЛ» или «100 великих людей»,
Душноту вытесняя ветром солнечных площадей.
Там что ни имя, то несколько ипостасей.
Ну не дружишь ты с тем, что называют стазис.
И намного круче, чем покоряться цензам
Или стать кем-то с приставкой «пай-», -
Это когда твой предок был Юлий Цезарь.
А здесь вступает оркестр.
Так что давай,
Вступай.


Новый год в ДНР

Тут будут стрелять пробками, а там - Градами.
Вот и вся разница в Новый Год.
Она привезет гумпомощь, мандаринов и винограда,
и смерть в сторону отойдёт.

Мой ангел, обнявший торс "калаша",
она стреляет, и получается жизнь -
цветы вырастают, и вырастает моя душа.
Она не промахивается. Ложись.

Я смотрю на нее, как смотрят в живую воду,
видя тех, кем никогда не станут.
Она отметит там Новый Год, а
я, похоже, останусь в старом.

Ни морщины, ни яд, ни пули ее не тронут.
Она равнодушна к аплодисментам.
И когда-нибудь я стану просто ее патроном,
и она выстрелит мной в чёрное сердце смерти.


Из цикла «Сны Апсны»: второе

А здесь я даже не выстраивала границы –
Вот она, стоит себе, с кучей таможенников и собак.
Я проношу запретное под своими ресницами – 
Искры несу тебе, как в бензобак.
Здесь много имен, не произносимых всуе – 
Все они мои боги – люди, птицы, книги, которые я не могу прочесть. 
Пусть меня кто-нибудь нарисует
Мелом на набережной – это была бы большая честь.
Мальвы и пальмароза – что там цветет на ваших заброшках?
И нагретые камни, кто-то и что-то родное.
Говорила бы на твоем языке, будь уверенней чуть немножко
В себе и в том, что твое лето пребудет со мною.
Мне кажется, даже если бы в тебе было безлюдно – 
Я же помню, во сколько по всей стране выключают свет – 
Даже темная тишина поёт как хмельная лютня,
А если я никого не вижу, пусть никого и нет.
Если бы не наша встреча, я бы стала самоубийцей.
Хвойно-соленый воздух обнимает меня как мать.
Но не я выстраивала границы,
Не мне их ломать.


Незамеченными

Спросят «под чем ты», ответишь им: «под дождём».
Согласно прогнозу погоды, это и правда так.
Незамеченными пришли, незамеченными уйдём.
Табачный дым виснет как тайный знак.

Я бы даже сокрушалась, что не курю,
если бы не делала этого десять лет.
Только-только апрель, а дело уже близится к сентябрю,
не провожай меня, не смотри мне вслед,
не бери меня за руку или за живое.
Как-то многовато, когда нас двое. 
Нас слишком часто звали по имени-отчеству
И редко - туда, куда действительно хочется.
Вот бы сидеть на набережной любой столицы.
Слушать или рассказывать небылицы.