Журнал «Кварта» как надежда на продолжение Бронзового века

Интересные литературные журналы появляются там, где есть интересная фигура критика, перспективный формат и концепция, которая позволяет как-то иначе увидеть происходящее в поэзии. Именно эти составляющие успеха мы попытались рассмотреть в «Кварте». Все-таки не каждый день в России появляются журналы поэзии.

Валерий Шубинский как продолжатель дела Юрьева

В дуэте Богдана Агриса и Валерия Шубинского на роль сильного критика претендует, кажется, только Шубинский. Агрис, скорее, - склонный к рефлексии поэт. Шубинский – одно из ключевых имен в бедной ныне на имена поэтической критике. Prosodia отзывалась на книгу его избранных статей 2018 года.  С учетом его статуса казалось, что Шубинский может публиковать свои эссе и статьи, где пожелает. Статус оказался закреплен премией «Поэзия» за 2020 год в номинации «Критика». Однако проблема в том, что с толстыми журналами Шубинский особенно не сотрудничал - страница Шубинского в Журнальном зале показывает, что опубликованное в них довольно скудно отражает объем работы, проведенный критиком. Гораздо представительнее подборка на сайте «Новой камеры хранения», который последний раз обновлялся в 2018 году, сообщив о смерти Олега Юрьева.

Именно Юрьев как поэт, мыслитель и деятель литературы, создавал среду, в которой реализовывался Шубинский. И напротив, Шубинский был, пожалуй, наиболее сильной фигурой в окружении Юрьева. «Ленинградская хрестоматия», вышедшая в 2019 году, показывает, что Олег Юрьев был настолько харизматичен, что свои замыслы реализовывал, по большому счету, сам – и только вклад Шубинского в эту хрестоматию, объединяющую не столько ключевые тексты ленинградской поэзии, сколько статьи об этих текстах, был заметен на фоне проделанной им самим работы. Собственный сборник эссе и статей Шубинского показывает, что его собственное восприятие истории русской поэзии несильно отличается от юрьевского - Шубинский так же творит особенную историю отдельно взятой ленинградской неподцензурной поэзии, границы которой ни в коем случае не равны ни истории русской поэзии в целом, ни истории петербургской школы поэзии в частности. Особенность Шубинского в том, что он вслед за Юрьевым отчетливо проводит линию размежевания, заботливо раздувая практически неизвестные имена и не желая замечать имена очевидные. В готовности реконструировать незамеченную линию, связанную с родным пространством, безусловно, есть свое обаяние, а вот неосознанное, а временами и осознанно стремление выдать эту линию за историю русской поэзии как таковую регулярно вызывает недоумение. Причем, в самом Петербурге тоже. Например, в журнале «Звезда» позиция более аристократическая: там вообще русская поэзия, возникшая в силлабо-тоническом виде в Петербурге, понимается, по большому счету, как явление питерское, достойно продолженное Кушнером и Бродским. Если Бродский еще принимается ленинградскими неподцензурниками, то Кушнер – ни в какую. И не только он. Ситуация довольно забавная: два литературный питерских крыла, делящие между собой русскую поэзию, не сходятся почти ни в чем, кроме фигуры Бродского, а русская поэзия с удивлением наблюдает за их спором. Но это отдельный сюжет, который еще должен найти своего летописца.

Пока зафиксируем: после смерти Юрьева Шубинский в каком-то смысле попал в чужеродную среду, в которой не знают ключевых слов, характерных для адептов «второй культуры» и «Бронзового века поэзии». Существовала вероятность, что Валерий Шубинский просто станет частью этой среды, привьет, так сказать, неподцензурную классическую розу к московскому советскому дичку. Он даже премию «Поэзия» получил за статью, опубликованную в «Новом мире». Но, видимо, награда скорее укрепила право критика на свое дело. Основание своего журнала – это прежде всего, жест, показывающий на необходимость особенного пространства для того разговора, который хотят вести основатели  Основание своего журнала – это прежде всего, жест, показывающий на необходимость особенного пространства для того разговора, который хотят вести основатели. Свой журнал понадобился, видимо, уже не просто затем, чтобы писать самому, но и затем, чтобы не соседствовать с чужеродным материалом под одной обложкой, чтобы формировать не раздражающее литературное окружение.

Критику в его развитии не всегда открывается литературный процесс в целом, можно годы провести в чтении отдельных книг, которые в процесс сложить будет сложно. Еще хуже, когда критик начинает выдавать за процесс прочитанную им горстку книг. Отметим, что Валерий Шубинский - это тот случай, когда право иметь свой ракурс на процесс целиком вряд ли кто-либо будет оспаривать.

Литературный процесс в зависимости от сообществ

Но давайте посмотрим, что именно сделали Шубинский и Агрис, с точки зрения формата издания.

Если попытаться дать грубую классификацию медиа, которые работают в сфере культуры, то они будут делиться следующим образом: медиа, устроенные как литературные архивы; медиа как просветительские проекты; медиа как сообщества; медиа как СМИ; медиа как сервисы для авторов. Какое издание мы ни возьмем, оно будет тяготеть к одному из этих типов, иногда – к двум сразу. Например, традиционные «толстые» журналы сегодня – это прежде всего архив, в который многие хотят попасть уже потому, что почетно стоять на одной полке с классиками. Но в архивы нечасто заходят люди. Хорошие образцы медиа, функционирующих в качестве просветительских проектов, – «Арзамас» и «Полка». Их особенность в том, что они делаются заведомо для аудитории заинтересованных неспециалистов, поэтому представители условного экспертного сообщества там обычно встречаются не в качестве читателей, а в качестве авторов. Медиа, функционирующие преимущественно как сообщества, создают свои ритуалы и охраняют свои границы  Медиа, функционирующие преимущественно как сообщества, создают свои ритуалы и охраняют свои границы. Они всегда более или менее агрессивны к внешней среде и всячески демонстрируют это. Если чужаки написали об их авторе, их лидерам начинает казаться, что у них воруют их воздух, хотя этот воздух вовсе не их. Яркий проект последних лет этого типа – «Метажурнал». Медиа, функционирующие в качестве СМИ, работают как классические редакции, которые прежде всего освещают достойные внимания информационные поводы в разных форматах. Успешные примеры – «Горький» и «Кольта». Правда, о поэзии там пишут нечасто, особенно эта проблема видна на «Горьком». Наконец, медиа как сервисы для авторов предлагают возможности опубликоваться, отдать на экспертизу рукопись, издать книгу и т.д. Как мы знаем, такие сервисы бывают очень востребованы.

Если попытаться охарактеризовать нынешний литературный процесс, то он завис между архивом и тусовками. Медиа как архивы – это наше наследие, которое еще не разрушено и вряд ли будет до конца разрушено. А наше настоящее – это проекты сообществ. Проекты, созданные в последние десять лет, - это преимущественно проекты сообществ.

Для того, чтобы сообщество состоялось, нужны как минимум харизматический лидер и объединяющая идея. На практике сообществом могут называть просто круг знакомых, которые знают редактора литературного проекта, а вот сказать, чем его проект отличается от других десяти таких же, уже гораздо сложнее. Другой частый минус проектов, которые делают сообщества, - невозможность контролировать уровень качества материалов, что зачастую оборачивается подчеркнутым непрофессионализмом. Но поскольку в сообществе все свои, то можно особенно не стесняться, и как результат - для того, чтобы наслаждаться плодами конкретного сообщества, к сообществу лучше принадлежать, - это понижает уровень критического мышления до приемлемого. Защита сообществом собственной территории, будучи обрушенной на ни в чем неповинного читателя, всегда его отпугивает. Но если медиа как архивы постоянно жалуются на отсутствие читателей, то сообщества имеют весьма конкретное представление о своем читателе – но от этой конкретики иной раз можно прийти и в уныние как от грубой действительности.

На этом фоне очевидно, что проекты для условного массового читателя поэзии сегодня в дефиците. Он резко сложился, когда «толстые» журналы потеряли массовую аудиторию, не использовав свои тучные годы для подготовки к будущим изменениям. В результате они оказались за бортом ключевых процессов в медиа и, пытаясь героически выполнять функцию СМИ так, как она понималась еще в карамзинское время, потеряли существенную часть читателей. Новый читатель появляется там, где о нем помнят, о нем думают, и это выражается в проектах, решениях, резонансных публикациях. Это обычно делают СМИ. Которых в сфере поэзии до сих пор нет.

И теперь ключевой вопрос: что именно создали Шубинский и Агрис? Это не просветительский проект, это не СМИ, это не сервис, до архива тоже далеко. Методом исключения остается сообщество. Часть этого сообщества мы найдем среди авторов той же «Ленинградской хрестоматии» Юрьева. Шубинский, таким образом, взял ответственность не только для себя – он продолжил дело, которое уже объединяло определенный круг авторов.

Появление площадки для сообщества, имеющего свои взгляды и ритуалы, – новость хорошая. Но для цеха – небольшая, поскольку расширения круга читателей она не обещает. Литературное сообщество в целом страдает без читателя, но проекты делает – для себя самого. Видимо, ожидая, что кто-то – государство? крупный бизнес? – приведут к нему массового читателя. Это парадокс нашего времени. Между делом, напомню, зачем нужен массовый читатель поэзии. Многие ведь искренне сомневаются в том, что о нем вообще стоит говорить. Мне как-то уже приходилось упоминать известные расхожие цифры. По выражению Бродского, поэзию во все времена читает один процент населения, подсчеты социологов постсоветского времени говорят, что это скорее два-три процента По выражению Бродского, поэзию во все времена читает один процент населения, подсчеты социологов постсоветского времени говорят, что это скорее два-три процента. То есть это от 1,5 млн до 4,5 млн читателей только в границах России. А в интернете границ нет. Сегодня нет ни одного проекта о поэзии, который охватывал бы хотя бы миллион читателей в год. Миллион читателей поэзии – это проданные книги авторов, это пользующиеся успехом вечера, это гонорары, это публичное внимание к фигурам поэтов, это другой уровень интереса издателей и журналистов.

Приветствуя новый проект поэтического ежеквартального электронного журнала во главе с умными людьми, я не могу не вспоминать о том, что в современной поэзии пока еще не сделано, имея целью, конечно, вдохновить на это.

Разрыв между поколениями в поэзии как вариант концепции

Как было замечено, для реализации сообщества важен не только харизматический лидер, но и концепция. Скажем сразу, сложно заявить свою концепцию более скромно, чем это сделала «Кварта». В предисловии журнал определен как «авторский» - и только. В поисках концепции последуем в критический раздел журнала.

Высказывание Валерия Шубинского «Ориентация на местности» выполнено в жанре заметок. Кажется, что автор просто ненавязчиво набрасывает темы для размышлений.

Главным тезисом этих записок мне кажется гипотеза о «разрыве цепи времен»: «Кажется, поэтика нынешних молодых (по крайней мере заметной их части) не вырастает из опыта русской поэтической культуры (прежде всего андеграундной) второй половины XX века, а если и вырастает, то неожиданным для нас способом или в неожиданных точках». Впрочем, отдадим должное деликатности критика, оставляющего вопрос о разрыве открытым. Удивительно, правда, было в примечании к статье прочесть о том, что она пролежала два года – за это время можно было бы и додумать эту мысль. И тем не менее, даже спустя два года она сочтена актуальной. Восполнение разрыва между поколениями – благородная концепция для нового журнала. Была бы, если бы она была провозглашена.

Идея «Третьего модерна» в статье Богдана Агриса – она ведь о том же. Пытаться пересказать пассажи этого автора дело очень рискованное, но возьмусь передать основную логику – потому что Агрис воспроизводит в чистом виде общие места школы, которую представляет проявивший осторожность Шубинский. Первый модерн (Серебряный век), пишет Агрис, только сформулировал программу создания современного человека, который открыл сложность мира и собственную сложность и умеет в символе находить между ними баланс. То есть речь идет о программе не столько эстетической, сколько антропологической. Провал Первого модерна связан с гипертрофией Я, и Второй модерн (Бронзовый век) эту ошибку исправил: «сверх-личная лирика» Олега Юрьева – «грандиозная антропологическая веха». «Поэзия второго модерна завершилась грандиозным антропологическим “эпохэ”». Именно Юрьев, пишет Агрис, очистил поэтический язык, на котором Третий модерн теперь получил возможность обратиться к Первовещам. Но заметим, что в названии этой статьи стоит знак вопроса: то есть никто, включая автора, не знает, существует ли Третий модерн, тем более – в каких формах. Идея Третьего модерна – это надежда на продолжение Бронзового века.

Однако сама концепция разрыва представляется конструктом, характерным для той школы, из которой так и не вышел Валерий Шубинский. Эта школа считает, что Бронзовый век русской поэзии, отлитый в именах неподцензурных поэтов Ленинграда второй половины XX века, является главным наследником века Серебряного, подстреленного на пике. Поэтому не наследовать ему напрямую – значит, фактически отпасть от традиции. Вот только традиция в данном случае сужена до узкого коридора, который был органичен для русской поэзии только в вынужденных обстоятельствах неподцензурности. Увидеть разрыв сегодня значило бы, на мой взгляд, всерьез задаться вопросом: а правильно ли вы до сих пор понимали традицию, если органическое развитие поэзии, которое мы видим сегодня, вдруг предстает революционным? Вопрос о разрыве важный, поскольку он на самом деле о том, не пора ли выходить за пределы очерченного в поэзии круга и увидеть историю русской поэзии в целом.

Но вот беда: если разрыва все-таки нет, то и красивой концепции журнала тоже, выходит, пока нет. Возможно, она проступит позднее.